– Брось, это не слух, а секрет, доверенный по большому блату, – сказал он. – Клянусь, я даже Элиоту ничего не сдам, если расскажешь подробности.
Вероника поморщилась.
– Да нечего пока рассказывать, – призналась она. – Мой новый приятель не идёт на контакт и предпочитает держаться подальше от моей жизни, хотя мог бы и помочь, в самом деле…
Максим несколько мгновений помолчал. Вдалеке показалась белая крыша храма, затем поддерживающие её колонны. К тому моменту, когда они вышли к набережной, стемнело окончательно, но белое, похожее на греческий Парфенон здание будто светилось в темноте, и его можно было рассмотреть издалека. Чудеса, да и только.
– А он хоть иногда появляется? – вдруг спросил Максим. – В том смысле, что он же до сих пор зачем-то остаётся возле тебя?
– Мы заключили договор, – сказала Вероника, – и по нему он должен помогать мне в случае опасности. Но по нему же он может не приходить в другое время, так что…
– Ну и отлично, – Макс заулыбался. – Я скажу твоему приятелю, что можно сделать, так что расслабься и отдыхай, скоро сессия.
От удивления Вероника остановилась. Максим прошёл несколько шагов вперёд прежде, чем понял это, остановился сам и обернулся.
– И чего? – спросил он.
– И зачем тебе это? – спросила Вероника.
– Жест доброй воли, – фыркнул Максим и развернулся к храму. – Идёшь, нет?
Вероника сорвалась с места и поторопилась за ним.
– А если серьёзно? – спросила она.
– А если серьёзно, то я люблю, когда мне кто-то должен, – отозвался Максим. – Ты же не откажешься исполнить маленькую просьбу, если я тебе помогу?
Вероника не успела ответить – они уже подошли к храму. Максим явно подгадывал финал разговора под это, потому что знал: каждый раз, когда она приближалась к этому месту, её накрывала с головой эйфория. Быть частью иного мира, чего-то высшего, особенного, недоступного простым смертным – всё это было её по праву рождения, а храм был доказательством этого права. И, как и обычно, у Вероники перехватило дыхание, едва она поднялась по ступеням к дверям, а когда Максим их распахнул, казалось, от восхищения застыло даже сердце.
Образ отца Вероника видела, может быть, и не каждый день с тех пор, как сюда приехала, но несколько раз в неделю точно, а потому знала наизусть каждую чёрточку, каждую шероховатость. Отец был одним из тех семи, кто удостоился собственной статуи в храме, остальным посвящались таблички на соседней стене; тех семерых называли Столпами, и это всё, что о них знала Вероника, её не интересовали даже имена. Впрочем, один факт был ей известен: образ бога огня, преступника и мятежника, по-прежнему оставался здесь, в то время как богине войны, основательнице академии и её бессменному небесному лидеру, отводилась всего лишь та самая табличка. И теперь, когда первое оцепенение спало, Вероника иначе посмотрела на всё это.
В храме ничего не могло перемениться без воли мироздания, таков был нерушимый закон. Вряд ли оно оставило бы бога огня на месте, если бы он на самом деле присоединился к противнице небожителей. Здесь было что-то не так.
– Ну, я пошёл, – сказал Максим, и боковым зрением Вероника увидела, как он шагнул в сторону статуи бога света. – Привет, папашка! Давно не виделись!..
Вероника поморщилась и отвернулась, стараясь сосредоточиться на деле. Манера Максима обращаться к богам вот так выводила её из себя. Надо было поскорее отыскать Элиота, а то если ещё хоть немного послушает эти бредни, точно заедет Максу кроссовкой по затылку.
Много на свете живёт ненадёжных людей – настолько, что когда появляется человек, умеющий держать слово, ты долго смотришь на него как на инопланетянина и постоянно ожидаешь подвох. Чтобы поверить в то, что он действительно надёжный, нужно куда больше времени, чем для того, чтобы разочароваться в ненадёжном. Так, например, чтобы поверить в то, что такие, как Элиот Кэмпбелл, вообще существуют, Веронике потребовалось несколько месяцев. А первые несколько дней она и вовсе хотела ходить в храм каждый день, чтобы посмотреть на него как на неведомую зверушку… шутка, конечно. Вероника ходила каждый день в храм, чтобы посмотреть на статую отца, а главного жреца видела за компанию.
И, что самое интересное, за эти три года Элиот нисколько не изменился. Он всё так же коротко стриг светлые волосы, всё так же носил очки. На его идеально выглаженных рубашках с длинным рукавом никогда не бывало складок или пятен, и цвета для них он всегда выбирал мягкие, пастельные, чаще всего синий, голубой или белый разных оттенков. В комплект к ним обычно шли джинсы и кроссовки, в холодное время – тёмно-синий свитер без рисунка. Веронике иногда казалось, что главный жрец на самом деле призрак, волею мироздания заточённый в храме, обречённый вечно стоять на страже этого места и служить богам – иначе его идеальность объяснить было нельзя. Впрочем, иногда его можно было встретить на улице, а ещё он носил очки, и это как будто показывало его человечность; наверное, будь он призраком, у него не было бы проблем со зрением, и очки были бы ему не нужны.
Среди студентов об Элиоте ходило достаточно слухов. Говорили и о том, что он был самым молодым главным жрецом, и о том, что он в своё время был лучшим студентом академии за всё время её существования, и даже о том, что учиться он закончил, но диплом Одарённого по каким-то причинам не получил, как и статус героя. В общем, много было слухов, а фактов совсем чуть-чуть: ему не так давно исполнилось двадцать два, он учился заочно на философском факультете в Окленде, а его феноменальной памяти могли бы позавидовать сервера Пентагона – главный жрец знал по именам всех Одарённых, живущих на Священной земле. И да, жрецы вели летописи и личные дела всех, кто поступал в академию, а затем и на службу к богам, но всё равно – это было очень, очень много. Даже чересчур. Вероника подумала о том, что если бы она обладала такой памятью, звание лучшего ученика могло бы принадлежать ей и без экзамена на знание Дара – остальные предметы перекрыли бы проблемный с лихвой.
– Пожалуйста, скажи мне, что ты уже принесла отчёт, – заговорил Элиот, едва Вероника приблизилась к нему.
– Почти, – смутилась та. О такой совершенно неважной мелочи, ага, она и думать забыла. – У меня тут вопрос назрел, не поможешь?
Элиот прищурился.
– Слушаю.
Вероника протянула ему учебник.
– Можешь рассказать подробнее историю Дарующего пламя?
Элиот пожал плечами.
– У вас это будет на четвёртом курсе. Кроме того, я не думаю, что смогу сообщить что-то новое.
Вероника смутилась. Мгновение назад он просто стоял и ничего не делал, ну, максимум наблюдал за тем, что происходит в пустом храме, но она ощущала себя так, будто отвлекала его как минимум от написания диссертации. Вероника покачала головой.
– У меня тут просто спор случился… кое с кем, – сказала она, – поэтому и захотела уточнить кое-что.
– И поэтому пришла кое к кому, – усмехнулся Элиот. – Ладно, что там у тебя?
Вероника осмелела и шагнула ближе. Открыла учебник на нужной странице.
– Смотри, тут сказано, что Дарующий пламя встал на сторону некоей Джины, – сказала она, – и мой, э-э… мой знакомый считает, что это ложь, а я думаю, что ерунду в учебниках не написали бы, так что…
– Что за ерунда? – пробормотал Элиот и придвинул учебник к себе.
Вероника притихла. Взгляд главного жреца бегал по строчкам, он беззвучно повторял то, что написано. Затем покачал головой и посмотрел на Веронику.
– Нет, это неправда, – сказал он. – Дарующего пламя просто изгнали, и насчёт Джины нам ничего не известно.
– Но…
– Вероника, послушай, – перебил её Элиот. – Если мы о чём-то не знаем, мы это просто не включаем в текст учебника. Если что-то остаётся на уровне слухов, мы так и указываем, понимаешь? – Он захлопнул книгу, перевернул её задником вверх. – Посмотри на список авторов. Здесь только жрецы, мои предшественники, всех я знал лично. Никто из них так бы не сделал.