Я пожала плечами.

– Возможно, они купили эту квартиру уже в таком виде, – и тут же отправила запрос Руперту. Он найдет, кому делегировать. – Проверим, может быть, это важно, а быть может, и нет. Но из сводок – Таллия была ее совладелицей.

– Значит, налоги делились на двоих, – хмыкнул Брент. – Сколько им приходилось платить в месяц?

Я подумала. Точно считать мне было лень, но я могла сравнить со своей квартирой.

– Примерно два с половиной ваших налога за вашу же двухколесную гадость, – сказала я. – У каждого свои недостатки.

Здесь все осмотрели, и довольно тщательно, я знала, как умеют работать сотрудники моей лаборатории. Хотя осматривать было особо и нечего – площадь обеих спален очень большая, а мебели мало. Кровать, встроенный шкаф, стул, зеркало на стене, маленький столик для всякой ерунды. В гостевых комнатах все это пустовало, я вернулась туда, где все и произошло.

Стены, мебель, шторы, даже абстрактные картины на стенах – в белых, серебристых и темно-серых тонах с редкими яркими пятнами. Квартирой однозначно занимались дизайнеры, мебель была тяжелой и дорогой. Я не помнила, как точно называется такой материал – на вид похожий на дерево, на ощупь – теплый, а если его попытаться поднять – очень увесистый и прочный. Но стоил он недешево, хотя и оправдывал свою цену, потому что был невероятно износостойкий.

И дизайн был продуман настолько, насколько это мог сделать специалист, причем очень хороший: ничего лишнего и в то же время не создавалось ощущения пугающей пустоты даже сейчас, когда многое из квартиры забрали. А забрали, наверное, все, на чем были хоть какие-нибудь следы. Оставалось только ждать результатов исследований.

– Я думаю, Таллия сперва находилась в своем кабинете, – поделилась я с Брентом соображениями. – Может быть, даже тогда, когда Томас вернулся домой. Он выражался очень… – Очень? Это просто не то слово! – …Туманно, но я так поняла, что он пришел раньше, чем его супруга могла ожидать. Возможно, она даже не слышала, как и когда он вернулся, и говорила по телефону…

Да, тут я немного оплошала. Но исправилась сейчас, отправив сообщение Руперту.

– Сейчас узнаем, говорила она или нет, – продолжала я, – и если говорила, то с кем. Забрали отсюда все, что может иметь отношение к делу, так что лаборатория уже работает. Допустим, что Таллия действительно говорила с любовником, – я указала рукой на дверь ее кабинета, – вон там, потом вышла. Сюда, – и моя рука переместилась в направлении залитого кровью кресла. – Тут он ее и убил. Задушил. Спереди, экспертам это видно, – немного небрежно пояснила я. – Она не сопротивлялась. Вопрос: почему? На него ответит экспертиза.

– А вы что хотите найти? – недоверчиво поинтересовался Брент. Он меня, как ни странно, слушался, никуда не лез и трогать ничего не порывался. – Отсюда вынесли все, что можно было физически унести.

Да, не тронули только само место… не убийства, такие заявления было делать, наверное, рановато, но расчленения. Именно к нему я и подошла.

– Не наследите, Брент, – предупредила я. – Таллия сидела в этом кресле. Если ректор душил ее, когда она сидела, то ему пришлось встать на колени. Не самая удобная поза, но достоверно мы пока это не выяснили. А вот потом он подумал и стал резать ее на куски…

Что было первым: руки или сердце?

– Руки, – подумав, сказала я. – Сначала он ампутировал руки. Крови слишком много, а он думал примерно час-полтора. Это сказал мой заместитель, а он свое дело знает, как и эксперт, которая была здесь на месте. Прошел час, кровь уже начала сворачиваться, но – смотрите, – я жестом обвела на полу пятна, – крови все еще много, и он произвел ампутацию очень быстро, как профессиональный хирург. Что справа, что слева – пятна практически идентичны.

– Зачем он отрезал ей руки? – спросил Брент.

– Спросите лучше, куда он их дел, – буркнула я. – Их пока не нашли. Скорее всего, он поместил их в пакет, потому что, видите, здесь нет следов, которые могли бы остаться, если бы он нес их куда-то… Отрезал руки, убрал в пакет. Да, тут вы правы, зачем?

– А сердце? – ухмыльнулся Брент. – Он тащил его на площадь Римео.

Вот как, значит, сводки ему все-таки переслали. Я поморщилась, попытавшись себя убедить, что злюсь напрасно: никто не сливает Бренту информацию, наверняка это был приказ королевы, все абсолютно законно. И правильно.

– Он выдал легенду, что так принято у моряков. А отец и дед погибшей были именно моряками…

Когда Таллию лишили сердца, она сидела. Потеки крови расположились по обеим сторонам от ее тела, и слева пятно было больше. Ожидаемо. Сердце было в пакете, это мы знали. Никаких капель, только смазанные следы, если только…

Я помахала рукой, подразумевая, что Бренту надо отойти в сторону. Ректор, вменяем он был или нет, двигался очень расчетливо, но, конечно, несколько раз в пятна крови успел наступить. Сейчас я хотела проверить, не заступил ли он случайно капли, которые могли слететь с сердца или отрезанных рук.

Мне не хотелось оставлять Брента одного, но я сходила за чемоданом, поставила его в дверном проеме, вытащила небольшой фонарик. Мы называем его «биоскоп», хотя его полное название звучит как «магический предварительный распознаватель биологических веществ» и куча разного, с помощью чего он это делает. Если коротко, то эта штука нужна именно для того, чтобы понять, какие следы оставлены: например, смесь крови и мочи, слюны и спермы, обычного масла и животного жира. Конечно, что точно это за вещество, с научной точки зрения, прибор не определяет, требуется тщательная экспертиза, но можно быстро узнать, сколько всего понамешано.

При работе «по горячим следам» биоскоп больше помогал следователям, чем экспертам, но я его тоже держала – на всякий случай. Случаи, как известно, бывают разные.

Но биоскоп не помог. В его лучах следы, оставленные обувью ректора, были ровными, и никаких пятен крови, затоптанных ненароком, он не распознал. Значит, догадки Стивена были верными, руки действительно убрали в пакет.

– Но зачем, – простонала я. – Брент, зачем ему нужны были руки?

– В этом тоже есть символизм? – с издевкой произнес Брент. – Она отдала ему руку и сердце?

– Вы шутите? – обернулась к нему я. – Мне нужен напарник, а не клоун.

– Серьезен как у алтаря, – все с той же интонацией сказал Брент. – Подумайте сами.

Не то чтобы я не успела подумать, скорее меня отвлек писк смартфона.

«Таллия Кэролайн перед смертью никому не звонила и никто не звонил ей. Последний разговор – голосовой чат магграма – состоялся в 11.28 того дня и продолжался 4 минуты».

А значит, он соврал, мрачно подумала я. Но чего-то подобного я ожидала.

Смартфон снова пискнул. Я разблокировала экран, полагая, что у Руперта появилась дополнительная информация, но это был Гордон. И его сообщение я прочитала три раза.

«Таллия Кэролайн за три недели до смерти сделала операцию по прерыванию беременности на раннем сроке. Результаты вскрытия подтвердились информацией из медицинской карты. К твоему сведению, у нее была плохая свертываемость крови, и ей назначили длительный прием коагулянтов. Как тебе такое?»

Я работала в команде. Нравилась она мне таким составом или нет, я должна была соблюдать определенные правила, и поэтому я, легко проведя пальцем по экрану, чтобы он не погас, показала сообщение Гордона Бренту.

– И она ни с кем не говорила перед смертью, это легко установили, – деревянным голосом сказала я. – Он нам соврал.

– Соврал, – таким же бесцветным тоном согласился со мной Брент. – Ну, это многое объясняет.

– Что именно – это, и что объясняет? – поморщилась я. – Мы пока знаем два факта.

Экран погас, а Брент все продолжал в него пялиться. Я вздохнула и убрала смартфон в карман.

– Меня не удивляет, что ректор наврал про разговор, и что он задушил жену за аборт – тоже. Капитан, – ехидно добавил он обращение. – Была ли она беременна от любовника и избавилась от ребенка, при этом заявила, что не собирается подавать на развод, или была беременна от мужа и избавилась от ребенка. Допустим, будет доказан аффект…