Дома встречают, как вернувшуюся с войны. Не хватает баяна и балалайки. Джейк зарывает меня в подушки на диване и аккуратно располагает мои ноги у себя на коленях. Чета Орловых замирает на этом действии.

– Я же говорю, два косолапых придурка, – первой отмирает мама. – Вы ж на ногах хреново держитесь, а когда падаете, хватаете что ни попадя. А дальше по драконьей схеме. Что схватил, то и утащил.

– Мы же не мусор хватаем, а лучшее что есть в России, – встаёт на защиту отпрыска Макс.

– Орлов! Чтоб больше никаких родственников со слабостью в ногах и крепостью в руках рядом с моими детьми не было! Ноги переломаю! – возмущается маман, а мне так нравятся их перепалки.

– Да ладно, любимая. Не заводись, – обнимает со спины, целуя в висок. – У меня только племянница восемнадцатилетняя осталась. А лет через семь можно крестника на новогодние каникулы позвать. Ну а пока пускай руки укрепляет.

На это мама только вздыхает, а я смотрю на своего американского, то ли придурка со слабыми ногами, то ли дракона с крепкими руками, и счастье распирает грудь, или сломанные рёбра. Хрен его знает. Алёнка с малышом на руках вплывает в комнату и отдаёт свою ношу моему дракону.

– Эй. Медвежонок. К маме медведице пока нельзя, – Джей сажает его нам на ноги и вытирает сопли. Я в ауте! Золотой мальчик вытирает моему сыну сопли? Если в Америки все отпрыски богатых семей такие – милости просим в Россию. У нас ещё столько малышей с соплями бегает, на всю родину бургеров хватит.

– Аль. Как ты тут без меня со всеми справлялась? – улыбаюсь сестре, перехватываю у неё чашку кофе.

– Как, как. Строила этих истеричных придурков, – вздыхает, размещаясь в кресле.

– Конечно. Ты у нас одна с железными яйцами между ног, – смеётся Вадька. – Не завидую твоему будущему мужу. Макс. Надеюсь у твоего крестника не только крепкие руки, но и нервы?

Дружный гогот заполняет стены гостиной, а Джейк недоумённо переводит взгляд с одного на другого. Мучать долго его не стали, рассказали, как мама рожать начала.

– Представляешь? Макс на костылях бегает в растерянности по квартире, хватает какую-то хрень, мама стоит посреди комнаты с выпученными глазами, и входит спокойная как танк Алёнка. И как гаркнет: «Чего носитесь, как придурки?! Быстро оделись, воду с тапками в зубы, и в клинику! Наталье Михайловне сейчас позвоню!», – Вадька в красках с мимикой расписывает весь процесс сборов.

Теперь к всеобщему ржанию присоединяется Джейк и с уважением посматривает на Альку.

– Нет пап. Плохая новость. Твой крестник Алёнку не потянет, – вытирает слёзы, пытаясь отдышаться от продолжительного смеха. – Но есть и хорошая. У тебя есть семь лет для поиска косолапого придурка.

Потом ужин, вечерние посиделки, куча воспоминаний и смеха, до коликов в животе. О случившемся не говорим. Об Андрее тоже. Я не спрашиваю, что с ним стало. Уверена, Макс сделал всё правильно. Так как должно быть. Он всегда будет делать как надо. Всегда будет той стеной, за которой спокойно всем.

Лёша засыпает у Джейка на руках. Он тянется к нему, получая в ответ внимание, отсутствующее у отца. Мне нравится смотреть на них. Джейк переносит его в детскую к Дине и укладывает на кровать. Осторожно подхватывает меня на руки и направляется на выход.

– Спокойной ночи, пап. Спокойной ночи, мам. Спокойной ночи всем, – не поворачиваясь, отвешивает опешившим родственничкам. – Я от вас съезжаю.

Вот так мы и стали жить вместе.

– Джей. Ты зачем маму шокируешь? У неё молоко из-за тебя пропадёт, – отчитываю американского засранца, спускаясь на руках в лифте.

– Лучше сразу всем объявить, что ты моя женщина, и мы будем жить вместе.

– Ага. И свалить по-быстрому, чтобы люлей не огрести, – укладываю голову на крепкое плечо.

– И это тоже, – соглашается со мной. – Мне кажется, твоя мама страшна в гневе. Так что пусть её отец успокаивает.

Дома Джейк перематывает мой бандаж плёнкой, аккуратно моет под душем, несёт на кровать, обкладывает подушками, и обняв, полночи шепчет разные нежности, переходя с русского на английский, поглаживая руку и целуя в висок.

Джейк

Родители смерились с нашими отношениями и моим переездом. Алёшку временно переселили в детскую Ди, так что мы пока приходящие родители. Привязываюсь к нему всё сильнее, как и он ко мне. Не слезает с рук, когда мы поднимаемся к ним. Поездки в офис приходится отложить, и заниматься всю неделю обеспечением комфорта Рины. Все передвижения только на моих руках. Одну стараюсь не оставлять.

Состояние, практически здоровая, или претворяется. Мы ни разу не говорили о том, что произошло. Марина наотрез отказывается поднимать эту тему, но иногда, оставшись в одиночестве, остекленевшим взглядом смотрит в себя. Очень беспокоит меня этот взгляд. Молчит, улыбается, а что на душе – не разберёшь.

Застал её за этим, вернувшись из ванной, где задержался для процедуры по поддержанию здоровья. В общем дрочил, как подросток. А что остаётся делать, когда круглые сутки тискаешь любимую женщину, а член приходится завязывать узлом. Яйца от воздержания опухли и скоро станут размером с шары для боулинга. Но я же мужик. Держусь. Моей постоянной униформой стали широкие домашние штаны. И прятать проще, и не жмёт.

Вадим взял отпуск и помогает Дарье с детьми, а Алька задвинула кружки́, секции и постигает азы поварского искусства. Всё возвращается к размеренной, спокойной жизни. До сегодняшнего вечера.

– Даш! Даша! Кажется, Тыква рожает! – истерично орёт отец.

– Ну посиди с ней, погладь! У меня котлеты на сковородке! – перекрикивается Дарья с кухни.

– Даш! Она решила делать это на твоём любимом диване! – всё ещё пытается выудить с кухни жену. – Пиздец тебе, Тыковка. Мама так любит этот диван.

Тыква – жуткая, злая собака породы алабай. Когда я здесь поселился, ходила за мной по пятам и рычала каждый раз, как я приближался к продуктам. Через два дня я стал её лучшим другом. Правда пришлось угостить, втихаря от всех, здоровенным стейком. Теперь, каждый раз, как я иду есть, она садиться рядом и подмигивает в надежде на повторение. Так что путь к сердцу Тыквы идёт через желудок.

– Ничего. Купишь новый, – Дарья влетает как ураган с тазиком с воды, полотенцами и каким-то лекарством в шприцах. – Аля! Застели вольер! Вадим, отдай Дину Максу и иди помогай!

Пять часов мы принимали роды. Вернее, принимала Даша, обтирала водой щенков, похожих на морских свинок, и передавала Вадьке в сухое полотенце. Рине достались шприцы, которые она вгоняла в холку каждому щенку. Алёнке досталась самая ответственная роль, перенести в вольер и уложить их на грелки. После родов тыква доверила мне перенести свою измученную, шестидесятикилограммовую тушу к щенкам.

– Да, Тыква, – задумчиво глажу её по морде, пока Аля подкладывает щенков к соскам. – Как же в тебя влезло столько медвежат? Двенадцать! Охренеть!

– Бедненькая, устала, – вытирая руки, подходит Даша. – Аль, принеси миску с водой. Вадь, убери всё, и давайте спать расходиться. Час ночи.

Хватаю свою медведицу на руки и спускаюсь к нам домой. В ду́ше намыливаю гелем стройное тело, прижимаюсь к спине, делаю поступательное движение бёдрами. Хотя бы потереться.

– Когда заживёт губа, трахну тебя в ротик, – прохожусь мыльной рукой между ног, раздвигая складочки. – Тогда ты будешь полностью моей.

– Когда у меня заживут рёбра, трахну тебя в зад, – нагло улыбаясь, поворачивается ко мне и проходит пальцами между ягодиц, заставляя напрячься. – Тогда ты будешь полностью моим.

– И чем ты собираешься это делать? – с трудом сглатываю.

– Пальчиками, – надавливает на тугое колечко, вынуждая напрячься ещё сильнее.

– Я зверски хочу тебя, любимая, – рычу ей в волосы. – Готов на любые твои фантазии. Лишь бы всунуть тебе.

– Могу помочь руками, – обхватывает член ладошкой, медленно проходя по всей длине.