– Уходи, – она отстраняется от меня, стягивает вниз футболку, скрывая аппетитную попку.

– Рин. Рина. Давай поговорим, – пытаюсь скрыть растерянность. – Мы же взрослые люди.

– Уходи! – переходит на крик. – И никогда не смей ко мне прикасаться!

– А кто к тебе будет прикасаться?! – срываюсь на повышенный голос. – Муж, которому ты нахрен не нужна?! Ты же вся сокращаешься от малейшего прикосновения! Такое ощущение, что тебя год не трахали! Да мой член еле втиснулся в тебя! Если бы не ребёнок, подумал бы что целку трахаю!

– А это не твоё дело, кто и сколько раз меня трахает! – хватает чашку и запускает в меня. В последний момент уворачиваюсь, и посуда проходит по касательной. – Проваливай, похотливый урод!

Вылетаю из квартиры, громко хлопнув дверью. По сосудам бежит закипающая кровь, разнося по телу злость и бешенство. Почему русские не могут быть проще. Потрахались, доставили друг другу удовольствие и разбежались с улыбками. А потом созваниваемся, когда снова захочется развлечься.

Марина

С Андреем поругались сразу, как только спустились в квартиру.

– Зачем ты вёл себя как придурок?! Что он тебе сделал?! – наседаю на мужа. – Он не трогал тебя!

– Защищаешь золотого мальчика?! – отталкивает меня на стенку. – Ты ещё пойди отсоси у него!

– Ты совсем с головой не дружишь?! – хватаю его за футболку. Но куда мне с моими метр шестьдесят два против его двух метров. Только обламываю ногти. – Он сын Максима! Он приехал к отцу в гости, а ты ведёшь себя как моральный урод!

– А я не должен лизать жопу всем родственничкам вашего любимого Максимчика! – и столько злости и сарказма.

– Он нам квартиру подарил, покупает продукты, игрушки и одежду твоему сыну! Да ты только за это должен быть ему благодарен!

– Квартира на тебя записана?! – мотаю головой. – Тогда это не подарок, а подачка! Мне надоело чувствовать себя приживалой! Я заебался смотреть на продуктовую корзину в этом доме и понимать, что это половина моей зарплаты! Почему твоя любимая мамочка не попросит его взять меня на хорошую работу, чтоб я не чувствовал себя нищебродом в вашем окружении?!

– Потому что ты нихрена не умеешь! – зло кричу, съезжая на визг. – Тебе предлагали идти учиться, но ты же у нас водитель с пелёнок! Ты же не хочешь быть офисным планктоном! Какую работу он может тебе предложить?!

Удар кулаком в дверь, и он срывается, хватая документы и ключи. Хлопок двери, и я сползаю по стенке, давясь слезами и кусая руку. Что стало с моим мужем? Почему он стал таким ублюдком?

Он целый год бегал за мной с цветами, пытаясь развести на свидание. Наверное, мы слишком быстро сошлись. Через две недели после того, как я сдалась и ответила взаимностью, Андрей остался у нас ночевать и больше не уходил. Когда закончил техникум, моя мама предложила идти в институт, или брить голову и в ряды вооружённых сил учиться защищать родину. Андрей выбрал армию и попал по распределению во Владивосток. Тогда-то ко мне и припёрлась его мамаша с визгами, что я сука, которая забрала у него сына. Год я летала каждые три месяца к нему. Все заработанные деньги уходили на билеты и съём квартир. Мама качала головой, но никогда нечего не говорила против. Она вообще не лезет с советами и осуждением, только если сама попросишь. Но в тоже время всегда поможет и пожалеет.

Вернулся Андрей к нам, так как поругался родителями на почве ревности ко мне. В спину они кричали, что здесь его выжмут, попользуются и выбросят. Но он выбрал меня, и я была ему за это безмерно благодарна. Возможно именно чувство благодарности привело меня в ЗАГС, а может и положительный тест на беременность. Не знаю. Только после этого мужа подменили. Он стал меньше проводить со мной время. Одинокие вечера и выходные, поначалу, сопровождались слезами и надеждой что, когда родиться ребёнок, он станет более заботливым.

Правильно говорят, что надеждой был не ангел, а демон. Моя надежда лопнула так же болезненно, как и весь мой примерный брак. Андрей стал пропадать чаще и дольше. Он мог позволить себе не прийти ночевать, а все мои недовольства заканчиваются скандалами. После переезда в отдельную квартиру к его похуизму добавилась и злость. Для него все вокруг стали уродами, а я вечно виноватой.

Порыдав, принимаю душ и поднимаюсь к родителям забрать Лёшку. Замираю в лёгком недоумении, увидев сына, копошившегося на руках у Джейка. Умилительная картина. Сердце снова сжимается от боли. Почему Андрей не играет так с сыном? Почему Алёша не смотрит с таким обожанием на своего отца?

В своих не лучших мыслях вечер с семьёй протекает мимо. Лёша прилип к Джейку, и все попытки его отвлечь наталкиваются на слёзы. Так и засыпает у него на руках, надув губки и пустив слюну. Пытаюсь забрать сына, но и это не удаётся. Джейк встаёт и спускается ко мне с малышом на руках.

– Угостишь кофе? – вырывает из мыслей.

– Да, конечно, – почему бы не угостить в благодарность за внимание к сыну.

– Где твой муж? – вроде нормальный вопрос, но от него несёт каким-то двойным подтекстом.

– Уехал по делам, – хочу обрубить этот неприятный разговор, но почему-то теряюсь.

– Какие могут быть дела на ночь глядя? – а это уже хамство лезть мне в душу, пытаясь вывести на ненужные эмоции. И не могу огрызнуться, слова где-то в глотке застряли. Как мартышка на удава смотрю и слушаю.

– Он помогает другу чинить машину, – из последних сил пытаюсь держать лицо и не показать на сколько мне сейчас больно.

– Для него друг с машиной важнее жены с маленьким ребёнком? У меня друг всё свободное время жене с сыном помогает. Кормит, гуляет, меняет памперсы. Для него друзья остались только по большим праздникам, – добивает, лишая последних крупиц самоуважения. Да! Вот такой у меня охуительный муж!

– Я сама справляюсь, – шепчу, сглатывая первые слёзы, и отворачиваюсь, скрывая свою слабость.

И это оказывается большой ошибкой. Подходит сзади, разворачивает, обнимает, что-то шепчет. А я плачу, погружаясь в его тепло и нежный шёпот. Он гладит по спине, и я таю, расплываюсь безмозглой лужицей. Хватает за волосы, оттягивая голову, заставляя смотреть в его глаза, и я тону в водах Доминиканы, горю в её палящих лучах, пытаюсь вздохнуть раскалённый воздух и не могу себя найти. Навязчивая мысль дотронуться, провести дорожку от виска к губам, лизнуть шею и зарыться в волосы.

И никаких посторонних мыслей. Всё кажется таким правильным, таким нужным. Поцелуй, еле цепляющий губы. Не могу пошевелится. Не могу издать ни звука. По инерции приоткрываю рот, пытаясь словить невесомый выдох, и получаю его ураганом, сминающим, кусающим на грани боли и удовольствия. Требовательные пальцы, дразняще поглаживающие складочки, мой стон, умоляющий о продолжении, и скручивающаяся спираль где-то внизу живота, выворачивающая ноги от невозможности терпеть. Пальцы, погружённые в меня, не снимают этой тянущей боли. Потребность чего-то большего, резкого, жёсткого маниакально терроризирует разум. Не замечаю, как оказываюсь на столе, требовательно раздвигаю ноги, впиваясь ногтями в плечи, и умираю от дикой наполненности, от бешенного темпа. Несколько секунд, и спираль взрывается, подбрасывая и проникая во все части тела, до звёзд в глазах, до полной дезориентации.

И всё ведь хорошо! Всё ведь так как должно быть! До тех пор, пока я не понимаю, что и с кем натворила! Пока эйфория не перетекла в жуткую, чёрную боль в груди. Мы что-то кричим друг другу, не цепляющее мой разум. Звон разбивающейся чашки, гнев в глазах напротив и грохот от закрывающейся двери. Отрезвляет окончательно.

Иду в детскую комнату, ложусь на диванчик, подтягиваю колени к груди, в которой пустота вытесняет боль. Больше нет слёз и сожалений. Я устала себя жалеть. Я устала жить несчастливой. Что-то сломалось с той спиралью. Надеюсь, не я.

Джейк