Антонина, достав из холодильника открытую бутылку вина, быстро налила в бокалы прохладный бордовый напиток.

– Не, я не пью. Теперь точно не пью.

– Давай по чуть-чуть для облегчения признания в содеянном. У меня Олежек сегодня поздно придёт, отгрузка у него в другом городе, так что оставайся ночевать, у мальчиков тебе постелю.

Гелька, кивнув головой в знак согласия, вздохнула и отпила из бокала. Вино оказалось холодным и терпким на вкус. И лишь в сочетании с тортом оно давало приятные ощущения, разбавляя сладость во рту.

– Тонь, а ты вот своего Олежека после стольких лет совместного проживания все ещё любишь?

– Значит, разговор все же о любви пойдет, – смеясь, ответила сестра. – Знаешь, боюсь тебя огорчить, но с возрастом моё восприятие некоторых вещей существенно поменялось. Вот дай мне сейчас твоё молодое тело, но оставь мне мои старые мозги и приобретенный опыт, я всё равно не превращусь в ту беззаботную юную девчонку с жаждой жизни, которой была пятнадцать лет назад. Полагаю, слушая, ты не веришь моим словам, да, будь я на твоем месте, тоже бы не поверила. Но знаю: немного позже ты сама придёшь к этому. Теперь мои глаза округляются не от чего-то нового, а от несовершенства человеческой природы. Сегодня я уже не стану в горячке разбрасываться, тем, что ценно для меня. Юношеский максимализм пообтесался, я стала лояльней к поступкам людей, чётко понимая, что сама несовершенство. Вот ты спросила про Олежека, люблю ли я его… Сейчас расскажу тебе немного о нашей совместной жизни, ты уже взрослая, надеюсь, поймешь и над многим задумаешься. Начну сначала.

Сестра отпила несколько глотков вина из стакана и продолжила:

– С Олегом мы учились в одной группе с первого курса, обыкновенный паренек, не гений, но и не дурак. Отношения складывались на уровне симпатии. Мне нравился другой парень, которому, как оказалось, совсем не нравилась я. И что мне было делать? Возвращаться в Ревду, в двухкомнатную хрущевку, где и без меня ютились три человека. И делить десять квадратных метров с семиклассницей, которая всё ещё играла в куклы. Мне необходим был жених, непременно горожанин. Время поджимало. И я влюбила в себя этого симпатягу. Это оказалось делом нетрудным, так как постоянной девушки на текущий момент у него не было, то ли они не сошлись, то ли разошлись – это было неважно, да и, ко всему прочему, оказалось, он безумно любил секс. Секс каждый день. Я оказалась не против, по молодости это меня даже забавляло.

Получив диплом, я залетела и добилась предложение руки и сердца, мы поженились. И я осталась в городе, в большом городе, о котором мечтала. У меня появилась прописка, муж, ребёнок. Жить с его родителями особо не пришлось, всего-то пару месяцев. Сначала снимали, потом взяли квартиру в ипотеку. Я оказалась на полном его довольствии и попечении.

Его мать то ли из ревности, то ли из-за нелюбви ко мне относилась к моей персоне довольно прохладно. Олег, видя подобное отношение, в ответ демонстрировал ещё большую заботу обо мне, словно доказывая ей нашу неземную любовь. Одно угнетало – это постоянный секс. Правда, я надеялась, что с годами его сексуальный аппетит поутихнет, но нет. Мы занимались любовью даже в месячные, находя места, не участвующие в кровопотере. Однажды после секса, выйдя раньше обычного из душа, я случайно застала его разряжающим своё ружье вручную. Незаметно вернувшись в ванную, я поняла, что меня ожидает всю жизнь – один секс, много секса, бесконечный секс. По моим щекам потекли слёзы, вот она, моя плата за всё, что я получила. С моим-то средненьким сексуальным потенциалом это оказалось наказанием.

И вдруг напор поутих, появились командировки, задержки на работе. Супружеские обязанности два раза в неделю, потом раз – меня это вполне устраивало. Правда, настораживало. Порывшись в телефоне, в компьютере, я обнаружила любовницу. Угрозу моей семье. Угрозу мне, я могла всё потерять, потерять мою степенную, размеренную жизнь, жизнь в большом городе. Устроив скандал и вызвав угрызения совести, я вернула его, простив. Простить можно раз, если мужчина вернулся с раскаянием, осознавая, что потерял сравнимо больше, чем приобрел, но мне было трудно простить его внутри себя. А тут в доказательство своей любви Олег снова вернулся к ежедневному сексу. И к моему средненькому потенциалу добавилась ещё и обида. Забеременев второй раз, я решила чуток отдохнуть от секса. И на сегодняшний день я уже не против любовницы. Всё равно что-то надломилось во мне.

Антонина замолчала, допила вино и налила себе ещё.

– Тонь, так ты его любишь или нет?

– Люблю? Может, я не умею любить вовсе, может, моя любовь какая-то неглубокая, не дано мне это. Одно я знаю точно: я его никому не отдам, тем более теперь – в качестве состоятельного бизнесмена.

– Тонь, а пристраивая меня к горожанину, ты хочешь для меня подобной участи?

– Думаешь, в Ревде тебе будет лучше?

На балконе, проснувшись, заревел сиреной Сережка. Гелька залпом допила вино и засобиралась домой. Узнав столь пикантные подробности, встречаться с Олегом ей сегодня совсем не хотелось.

– Гель, ты куда? Оставайся. Мы же не договорили, ты совсем ничего не рассказала о себе, – уговаривала сестра, пытаясь успокоить малыша.

– Не, Тонь, пойду я, мне надо побыть одной и подумать. Я приду ещё, обязательно приду, и мы поговорим.

Ангелина выскользнула за дверь, понимая, что с таким разочарованием в семейной жизни сестра вряд ли даст дельный совет. Да и что она посоветует после таких откровений?

Самолёт, коснувшись земли, подпрыгнул и, вновь приземлившись на шасси, подскакивая на неровностях, покатился по взлетной полосе, подруливая к зданию аэропорта. Пассажиры зааплодировали. Севка с усилием воли поднял тяжёлые веки, понимая, что сон облегчения не принёс, хотя полёт длился порядка трёх часов. Тело болело каждой клеточкой, каждым сантиметром. «Неужели грипп? Вот только не сейчас. Почему так происходит, что за последние десять часов все последующие события лишь усугубляли предыдущие? Напасть какая-то. Ничего, ничего, сейчас приду в себя и всё обязательно решу. Все исправлю. А сейчас бы поспать ещё пару часов». Севка закрыл глаза, ожидая своей очереди на выход, благо он сидел около окна, но тут же провалился в сон. От несильной тряски за плечо парень вновь открыл глаза.

– Молодой человек, все уже вышли, остались только вы. Вы себя плохо чувствуете?

– Нет, нет, я сейчас.

Севка попытался встать на ноги, цепляясь руками за кресло. От приложенных усилий ватные ноги затряслись мелкой дрожью, выплясывая твист. Организм отказывался подчиняться.

– Послушайте, вам, похоже, нужно в медпункт.

– Нет, нет, все нормально, вчера интенсивно провел силовую тренировку, вот и переборщил малость. А сегодня, пожалуйста, боли и потряхивание, а мне ещё вечером в хоккей играть, – улыбаясь, проговорил парень.

Собрав волю в кулак, Всеволод Дружинин подпрыгивающей походкой двинул в сторону выхода, быстро направляясь в рукав, одновременно улыбаясь и прощаясь с персоналом самолёта. Выйдя в зал прилета, после регистрации Севка Дружинин как раз подоспел к выдаче багажа, почти не отстав от команды. Немного расходившись и отдышавшись, он передвигался уже без видимых усилий. Но внутренний резерв организма трещал по швам даже от незначительных нагрузок. Шлепнувшись в кресло автобуса, он снова впал в состояние полудрёмы.

Ангелина, еле дотащив разбитое тело до общежития, тоже рухнула в постель. Не спал один Павел Бондарь. В его неконтролируемом сознании без конца всплывал образ обнаженной Ангелины в объятьях лучшего друга. Парень гнал видение, но оно накрывало его снова и снова.

На вечернюю тренировку Дружинина не допустил врач, увидев его мертвецки бледное лицо. После тщательного осмотра доктор, не подтверждая диагноза ОРВИ, выявил сильнейшее пищевое отравление. И, поместив Севку в карантинную зону, прописал полный покой и жидкую диету в виде супчиков и кашек. Организм Всеволода, съев горячий бульон, с благодарностью обрушил свой вес на кровать, пытаясь крепким сном вернуть былую силу и мощь.