- Сразу к князю пойдем. Нужно узнать, что и как тут.

Ярополк подъехал ближе. 

- Богдан, позволь на минутку домой заглянуть!

- Хорошо! Но вместе пойдем. Поезжай, мы тебя здесь ждать будем. 

Недолго Ярополк дома задержался. Назад скакал, как будто гнались за ним. А следом мать его с дитем на руках по улице бежала, без плата на голове, растрепанная вся. И видел я по лицу Ярополкову, что не остановится он, дальше, мимо нас поскачет. 

- Волк, Мстислав, остановите его! Ярополк, стой! Остановись!

Волк с Мстиславом, братья, все кинулись Ярополку наперерез. Волк схватил лошадь под уздцы. Конь встал на дыбы, но все же остановился. Ярополк с него спрыгнул и бежать хотел. Да, дружинники навалились - к земле прижали. Бился он, кричал, ругался, а потом заплакал... Слез я с повозки кое-как, к ним пошел. Беда, беда случилась!

- Ярополк, что стряслось? Рассказывай! Нельзя в такой ярости к князю ехать. Не пустим!

Молчал он. Сидел в пыли - грязный, измученный. Мать подбежала, мальчонку к себе прижимая, на колени перед сыном упала. Обняла его. Не сопротивлялся он. Плакал, как ребенок. 

Мать Ярополка стала сказывать:

- Как уехали вы, князь точно разума лишился. Совсем совесть потерял - пришел к нам вечером. И Миланье говорит: "Собирайся, со мной пойдешь! В терему жить будешь" С ним, значит, жить! При муже-то живом! Миланья - в слезы! "Не пойду, говорит, лучше убей!" Он: "Силой заберу!" Тут отец наш на защиту девки встал. Меч свой старый вытащил. Ушел князь. Только утром дружинники по приказу его явились. Отца в острог повели, как вроде бы он на жизнь князеву покушался. А Миланью... Миланью в терем забрали. Да только... Повариха князева мне сказывала... Когда ирод-то, проклятый, вечером к ней пришел, она ножом его ударила, а он... он мечом ее зарубил. 

Завыла, заголосила она на всю улицу. Ярополк кулаки кусал. Братья плакали. Бажен ладонями лицо закрыл - не понятно только, кого оплакивал он - отца или Миланью. Поднял я глаза в небо:

- Как же так? Что ж за зверство это такое? Где он, где князь?

- Есть кара и на него! Отомщена она, сыночек, без тебя все боги управили! Миланья ранила его не сильно, быстро оправился. За данью на вятичей пошел. Да вятичи платить-то не захотели, взбунтовались они! Как там вышло, не знаю я. Да только дружинники назад без князя воротились - убили его вятичи, должно быть. 

- Кто правит Муромом?

- Знамо кто, Забава! 

- Пошли к ней! Ярополк, ты бы дома остался. 

Страшно смотреть на него было - так убивался он, почернел от горя весь. Что сказать ему? Как в такой беде успокоить? Это горе горькое перестрадать, перетерпеть надобно! Другого выхода нет. Подошел к нему, боль превозмогая, обнял, как брата родного. Вцепился Ярополк в рубаху мою так, что нити затрещали. 

- Помни, друг, сын у тебя, мать вот, отца выручать надобно! Не один ты! Есть ради чего жить! Терпи! 

Кивал он головой, зубами скрипел, потом прохрипел, простонал:

- С вами пойду, иначе не стерплю, что-нибудь с собой сотворю!

По пути заметил я, что все дружинники Бажена сторониться стали. Поглядывали на него странно. Винили его? Да только в чем мальчишка виноват? Он же с нами был!

Пришли к терему. Пока с коней слезали, Бажен первым спрыгнул, да на крыльцо! Мстислав за ним было кинулся. Остановил я его:

- Не нужно, все ж таки дом это его! Пусть первый идет!

Столпились на крыльце. Тут и Забава вышла. Гордо голову несла. Глазами в глаза, без смущения, без стыда, смотрела. Вышла, поклонилась в пояс и говорит:

- Рада вашему возвращению, воины! 

Разглядывал ее с удивлением. И она передо мной стояла, и не она, как будто. Похудела, под глазами круги черные, ладони рукавами длинными прикрыты. И только взгляд - твердый, строгий, уверенный. Осанка горделивая. Понимал, что раз я воевода, то мне и ответ держать.

- Приветствуем тебя, княгиня! Объясни, расскажи нам, что в Муроме стряслось, пока нас не было?

- Горе у нас великое, воевода! Князя вятичи зарубили, когда за данью к ним отправился. Опасаться их теперь надобно - силу собирают, напасть могут.

Сказала и замолчала. О Миланье ни слова. 

- Горе, и вправду, великое, да одно ли оно пришло к нам?

- Не понимаю, о чем ты, Богдан!

- О семье Ярополка знать хотим!

Не смутилась, не задумалась даже Забава. Ответила сразу же, как будто речь давно готова была:

- Так Миланья-то из вятичей, князя убить здесь еще до похода, по приказу родственников своих она захотела! Да не удалось ей то! 

- Как в терему она оказалась?

- Сама пришла! Поговорить с князем просилась!

Ярополк к Забаве кинулся, но дружинники его удержали. А она и здесь не испугалась. Наоборот, как-то ласково на меня посмотрела и сказала:

- На все вопросы я ответила, воевода? Теперь ты ответ держать должен. Проходи в терем! А дружинникам приказ отдай, чтобы здесь дожидались!

Делать нечего. Третьяку приказ дал Ярополка ни на минуту не оставлять. Чтобы кто-то дежурил, был с ним. Остальным по домам пока. Сам за Забавой в терем княжеский пошел. 

Встала она в горнице у окна, стала на улицу смотреть. Впервые за семнадцать лет с ней наедине был. Смотрел на нее - все такая же, красивая, молодая еще. Да только не трогала ее красота, не касалась сердца так, как в юности. 

- Что скажешь, Забава? Не просто же так ты меня в терем позвала!

Молчит. Думает. Обернулась. В глаза, не мигая, уставилась - прямо в самую душу смотрит:

- Скажу, Богдан. Только обещай выслушать все до последнего слова. 

- Обещаю.

- Виновата перед тобой. Всегда виновата была. Сказать только не смела. Прости, если сможешь! Знаю, помнишь меня. Не забыл. До сих пор не женился, семью не завел. И я помню. Теперь, когда князя не стало, сказать могу. А ты выслушай и подумай. Помнишь, когда ты в поход-то на чудь ушел, я ночи не спала, ждала все, выглядывала. А Ладислав кругами ходил, в любви признавался, замуж звал. Да только я тебе верна была. Тут гонец из войска вашего от Драгомира к Ладиславу прибыл. Вести о скором возвращении войска нашего принес он, о победе. И рассказал о том, что в битве ранен ты смертельно был. О многих он тогда говорил, да только одно твое имя я и услышала. Больно мне было, очень больно, поверь. Жить не хотела. А Ладислав успокаивал. Не знаю сама, как в постели его оказалась. До сих пор понять не могу. Вернулось войско, ты вернулся - раненый, но живой... А я уже замужем, в тяжести уже. Прости, Богдан. Жизнь меня за неверность мою сполна наказала. Не любила его, ни минуты не любила. Всегда, только тебя одного... 

Слушал ее. К своими чувствам прислушивался. Только не было в душе у меня радости от слов ее. Наоборот, тоска сердце сжала. Как если бы потерял я что-то... А что и сам не ведаю. 

- Прощаю, Забава. Что ж поделать, раз жизнь так сложилась. Не вини себя, не судьба, видно, нам. 

- Так я неспроста все это говорю тебе. Знаешь ли ты об отце своем?

- Да, что о нем знать-то? Погиб в походе, давно уже. 

- Не знаешь, значит. Придется мне говорить. Отец-то твой, настоящий, - Драгомир. И ты братом Ладиславу приходишься! 

Ушам своим не поверил. Выдумала все Забава. Только зачем? К чему?

- Не пойму, Забава, что за речи ты ведешь...

Перебила. Не дала договорить.

- Вспомни, как Тихомир к вам с матерью твоей относился. Бил тебя, мать бил. Не простил он ей грех тот. Да только, видишь, судьба-злодейка какова - сестра и брат твои, дети Тихомировы, погибли в детстве, а ты, чужой сын, выжил. Может, и смирился он.

- А ты откуда знаешь?

- Ладислав мне рассказывал. Да, если мне не веришь, мать свою спроси! Чего теперь, спустя столько лет скрывать? Да многие старики помнят еще, какой Драгомир был... Зверь, а не человек! 

- А Ладислав? Как он с Миланьей поступил?

Опустила глаза. Знает. Притворялась перед Ярополком и воинами. Но совладала с собой, вновь твердо, уверенно взглянула: