– Р-рокси! А вы кто? Донни, что происходит?

– Не бойтесь, девушка. Я из Надзора, зовут меня Келли. Курили с этими молодыми людьми? Отвечайте честно.

– Донован предложил мне одну, я подымила слегка и бросила. Не понравилось мне, отвратительно!

– Всё равно попадаете под нарушение. Как раз вас мне не хватало увидеть в штабе! Но для начала присоединяйтесь к нашему кругу нарушителей и послушайте, что я говорю.

– Я могу одеться?

– Разумеется. Одевайтесь и включайтесь в наш разговор.

Теперь возле кресла сидели четверо молодых людей. Рокси села возле Донована и задрожала, ей было и страшно и холодно одновременно.

– Вех, теперь ты. Зачем ты избил своего приятеля?

– От злости, – пропыхтел парень. Он осознавал, что не стоило набрасываться на Донована с ремнём, каким уродом он бы ни был, и потому сидел с чувством жгучего стыда, не оборачивая на пострадавшего своей головы.

– Злость… – отразил Келли, растянув букву «з» настолько, насколько позволяло его старческое дыхание. – Очередное свойство каменного века. Чем угодно могу поклясться, я пытался найти причину такого явления, как злость, в нашем современном мире, я выжимал все соки из своего мозга, но я не смог найти её. Я тоже злой. Я был рождён в злое время, был рождён в мясорубку, но вы!.. Для вас кропотливым трудом были выстроены такие условия жизни, при которых злости фактически нет места, а вы продолжаете находить её там, где это невозможно.

– Но… постойте! Ведь это злость искусственная! Они спровоцировали её во мне, нарушив законы! Разве не этого добивается Надзор, чтобы от одних мыслей о преступлении воротило? Следовательно, это уже проблема вашей деятельности! И как я вообще должен был поступить в такой ситуации? Вернуться в кровать и валяться, будто я не при делах? Тогда это нарушает мои моральные принципы!

– Ты должен был мирно уладить конфликт и вызвать Надзор. И про злость я говорю не только твою, а про общую. Курение сигар – тоже злость, последствие злости. Что-то вынудило их покинуть реальный мир и погрузиться в наркотический, и, говоря по собственному опыту, от хорошей жизни такое редко происходит. Верно говорю, ребята?

– Не-а, – отринул Донован, держа в объятиях Рокси. К этому времени угар окончательно покинул его голову, что позволило ему выстраивать полноценную многогранную защиту своих мыслей. – Не совсем верно. Здесь что-то другое играет роль, но никак не плохая жизнь. У меня хорошая жизнь, несмотря на второе нарушение законов, психологический кризис и недобор рабочих часов. Я ощущаю себя человеком, но время от времени хочется сделать что-нибудь такое… животное, примитивное, не соответствующее положению в обществе! Испытать безграничную степень свободы!..

– Да! – вскричал Келли, пребывая в кратковременной эйфории от ощущения, что ход его мыслей был разгадан. – Вот, что я хотел услышать! Твои слова полностью подтверждают разрабатываемую Надзором теорию социальных циклов! А теперь внимательно про неё послушайте. Сторонники теории социальных циклов считают, что изменение поведения людей в обществе циклично и не имеет видимых причин. Есть одна цитата, но я не помню, кто её озвучил: «Хорошие времена порождают слабых людей. Слабые люди порождают плохие времена. Плохие времена порождают сильных людей. Сильные люди порождают хорошие времена». Вот мы и переживаем момент, когда хорошие времена начали производить на свет людей, не испытывающих ни физических, ни, фактически, психологических проблем, и новое поколение не понимает, почему оно должно продолжать работать, когда уже всё есть. Это тоже издержки прошлого, в котором все работали, потому что их заставляли, работали, не наблюдая результатов своей деятельности, работали для того, чтобы получить отдых… Так не работает! Труд не может быть переменным! Он должен быть постоянным, но не навязчивым, а трудящиеся должны иметь право знать, приносит ли их труд пользу, должны иметь право видеть результат! Ты знаешь, Дон, зачем каждую субботу выходишь на улицу и следишь за работой роботов?

– Чтобы… типа наблюдать, качественно ли они выполняют свою работу?

– Смотри глубже. Задай вопрос вопросу. Зачем наблюдать, качественно ли они работают?

– Ну, чтобы все улицы города были чистыми.

– Зачем это нужно?

– Чтобы жители чувствовали себя комфортно.

– И зачем? – продолжал давить Келли.

– О-о, как много вопросов! – Донован схватился за голову. – Чтобы все добросовестно выполняли свою работу!

– Дальше!

– Ну что может быть ещё дальше? – вскипел парень. – Чтобы построить светлое будущее!

– Ладно-ладно, перестану тебя мучить, а то боюсь, что дальнейшие вопросы уйдут в философию. Видишь? От пяти часов, с пользой проведённых тобой в субботу на улице, действительно зависит судьба всего человечества, зависит будущее! Кстати, на второй вопрос можно дать целых два ответа. Вы все знаете, что раньше улицы очищали не роботы, а люди, и что робототехника недостаточно сильно развита. Ты наблюдаешь за ними, чтобы выявить ошибки их алгоритмов и в случае чего повысить качество уборки!

– И что же нам делать с «хорошими временами»? – поинтересовался Вех.

– Вам – не попасть под их дурное влияние. Впрочем, вы уже попали, так что постарайтесь не влипнуть в подобную ситуацию ещё раз. Третье нарушение не за горами, друзья, и вы хорошенько знаете, что вас ждёт после него… Ну а Надзору и всем остальным государственным учреждениям – скорректировать систему управления, подправить образование, что-нибудь ужесточить, что-нибудь смягчить. Мы поглощены работой. Не бойтесь, вы первыми узнаете, когда что-нибудь будет изобретено.

Келли поднялся, поправил пиджак, стряхнул с него несколько заметных пылинок, потянулся так, что спина его с ужасным треком хрустнула, и приказал Рокси собираться вместе с ним в штаб.

– Я очень надеюсь на ваше понимание, молодые люди. Мне очень не хочется видеть вас в Органе Социальной Реабилитации. Усвойте мои слова и сделайте правильные выводы. Рокси, ты уже готова? Идём со мной.

Келли неторопливо дошёл до выхода, открыл девушке дверь и вместе с ней удалился из квартиры.

Наступила тишина. У Веха, Дона и Элтона глаза замерли на месте и больше не двигались, а губы волнообразно дёргались, но не смели открываться. Освободившись от таинственного гипнотического состояния и уперев свой взгляд в стену, Вех сказал спокойно:

– У вас есть пять минут, чтобы убраться вон из моей квартиры.

– Вех! Давай всё обговорим! – задрожал Донован.

– Нет! – Крик распространился по всей квартире. – Время пошло!

Элтон обнаружил, что его дешёвый кожаный портсигар продолжал валяться на полу, сильно удивился, поднял его с пола и встал в дверном проёме, ожидая своего друга. Донован очутился на ногах, и они, не сказав ни слова, вылетели на лестничную клетку и захлопнули за собой дверь.

Прошло четыре дня с того момента, но Вех продолжал существовать в состоянии полного безразличия и никак не мог очухаться от той скверной ситуации, произошедшей у него дома. Он простил Дону в первый раз, во второй, когда их впервые застукали за курением и оформили в штабе Надзора, в третий, закончившийся без последствий, но последний, переломный раз пересёк все невидимые границы дозволенного, которые Вех так долго игнорировал.

Второе нарушение знатно подкосило его состояние. Он стал бояться всего. Случайные прохожие превратились для него в безжалостных доносчиков, готовых при первой же возможности настучать Надзору, причём абсолютно беспричинно. Он пугался случайных взглядов и вечно отводил свой стыдливый взгляд в пол, но в то же время следил за каждым своим движением, стараясь следовать образцу марширующего в колонне солдата.

Тем не менее, основным опасением для него была встреча с Донованом, случайная или намеренная. Он перестал считать его за друга, даже за реально существующего человека, и всей их многолетней дружбе мигом настал крах. Отработав в понедельник свою положенную четверть суток, он не ринулся к воротам, а сперва внимательно, анализируя каждого человека, проследил, нет ли Донована в толпе, и лишь затем спустился по ступеням вниз.