Вех торопился изо всех сил, перебирая ногами по большим ступеням, которые вели прямиком ко входу в Научно-исследовательский Центр Изучения Послесмертия. Это огромное здание, разделённое, к тому же, на три одинаковых прямоугольных корпуса, было чуть ли не в два раза больше Института Исследований Физиологических Процессов, в котором Вех провёл пять томительных, однообразных лет, но не учёбы, а, вернее будет сказать, дешёвой её имитации.

Бесконечные прогулы, пропуски важных зачётных и экзаменационных работ, халатное отношение к лекциям – Вех скакал из крайности в крайность, находясь на грани вылета и едва успевая погасить накапливавшиеся целой горой долги. Но по-настоящему выручало его зад гордое звание покойного отца, охотно обсуждаемое в преподавательской среде. Ролгад Молди убился бы от стыда, если бы узнал, что его родной сын, вместо изучения таких до боли знакомых ему тем, отсутствует на большинстве лекций и становится объектом насмешек не только преподавателей, но и своих же одногруппников. Ведь это мистер Молди, некогда ректор Биологического Инженерного Института, превратил его из хлипкого, незаметного учебного заведения в настоящий эталон обучения, создав предпосылки к реформам высшего образования по всей стране. Ведь это под его руководительством Институт полностью сменил свою направленность, перейдя с неоднозначной и непопулярной биологической инженерии к совершенно новой, широконаправленной сфере физиологии. Ведь это по его проекту десять лет назад началось строительство Центра Изучения Послесмертия (к сожалению, он не застал этот момент в живых), по ступеням которого сейчас ступает, поторапливаясь, его любимый, его единственный Вех!

Исходя из короткой биографии Молди-младшего, можно сделать неправильный вывод, что он один из типичных представителей обеспеченной молодёжи, золотой ребёнок, эксплуатирующий заработанные отцом привилегии и в свою очередь не приносящий никакой пользы, но нет: привилегии ограничивались обучением в Институте Исследований Физиологических Процессов и ничем не подкреплённой невозможностью, либо же просто нежеланием выгнать Веха из него. Дальше Института начиналась такая же жизнь, как и у всех, со своими житейскими и более серьёзными проблемами. А что насчёт пользы, то какая-никакая польза от молодого человека была, и именно ради неё он заходил в Научно-исследовательский Центр.

Продемонстрировав круглому сканеру сетчатку глаза и затем миновав турникеты, Вех по давно запомненному пути прошёл мимо никогда не работавшего фонтана, являвшегося негласной точкой сбора и потому постоянно собиравшего вокруг себя массу людей, которую невозможно было обойти. Обычно он тоже останавливался вокруг него минут на десять, выискивая своих знакомых, но сегодня он и без того опаздывал на пятнадцать минут, поэтому быстрым шагом протиснулся сквозь людей и пошёл к лифту. Лифт словно играл свою незамысловатую роль в этой нервной игре под названием «опоздание» и никак не хотел спускаться на первый этаж, но всё-таки спустился, наполненный людьми, которые начали сочиться из него наружу, как кровь из свежей раны. Вех, с трудом зайдя внутрь, нажал на третий этаж, а также, никого не дожидаясь, и на закрытие дверей.

Кабина плавно поднималась вверх. Вех кое-как успел осмотреть себя в большое, во весь рост, покрытое отпечатками пальцев зеркало. У него был миниатюрный череп, казавшийся на лбу слегка приплюснутым, будто однажды его деформировало случайное попадание баскетбольного мяча.

Вех терпеть не мог длинных волос ещё с Раннего Центра Социализации, когда группа мальчиков постоянно называла его пуделем из-за тёмных вьющихся кудрей на голове, и поэтому с четырнадцати лет он начал стричься наголо. Так и сейчас он был лысым, но всё-таки на макушке уже появился едва различимый слой коротких волосиков. На нижней части лица, возле губ и на щеках – ни щетинки: Вех побрился вчерашним вечером. Он хотел пройтись ладонью по лицу, но ладонь словно впилась в едва бледную кожу щёк и дальше продвигаться не захотела, оставив после себя розоватый след.

В одежде Молди тоже был неприхотлив. Тело его покрывал серый спортивный костюм, похожий на гоночный. Состоял он из жилетки с длинными рукавами, концы которых были подвёрнуты, и тёплых, просторных, из искусственной кожи брюк. На ногах – полуботинки с пиксельным арктическим камуфляжем, испачканные чем-то на носке. Такой внешний вид создавал в головах многих людей образ типичного военного, но подобный стиль не был чем-то инновационным и пользовался достаточной популярностью, да и телосложение Веха язык не поворачивался назвать военным. Он был вовсе не хилым, но в то же время намного худощавее, чем среднестатистический мужчина, а невысокий рост нивелировал эту худобу, превращая его в самого что ни на есть стандартного по физическим характеристикам человека в обществе.

Лифт остановился на нужном этаже, стандартным звуком колокольчика уведомив о том, что пора выходить. Вех очутился в знакомом небольшом зале с высокими потолками, от которого ответвлялись длинные коридоры, с двух сторон усеянные разнообразными кабинетами. Его ждали в 314-м кабинете, находившемся в левом корпусе, и туда он и направился. Двери во многие кабинеты были открыты, и оттуда доносились как мужские, так и женские голоса, которые беспорядочно сливались в единый рабочий шум. На полпути к заветному кабинету коридор значительно расширился; появились кабинеты с двойными дверями или без дверей вовсе, ограждённые свисавшими с потолка липкими лентами. Слева от Веха, в углу, была припаркована каталка с одним сломанным колесом, а возле неё, на колёсиках поменьше, стояла никому в данный момент не нужная капельница. Создавалось впечатление, что из офисного помещения Вех попал в больничное и что сейчас из кабинетов начнут выходить, с трудом переставляя ноги, больные в халатах.

Вот он, долгожданный 314-й кабинет, с деревянными толстыми дверями, украшенными стеклянными узорами. Вех выпрямился, поправил жилетку, сдавливавшую шею, дёрнул за ручку и толкнул двери (они открывались внутрь).

В кабинете царила неживая тишина, и только звук захлопнувшихся за Вехом дверей на мгновение нарушил её. От тёмно-голубого освещения становилось неприятно и даже как бы прохладно, и любой человек, входивший в эти двери, будто действительно попадал на какой-то арктический ледник.

Был виден только стол со встроенным в него большим дисплеем и беспроводной клавиатурой, а также несколько стеклянных ящиков, судя по всему, наполненных лекарствами. Остальное пространство кабинета, то бишь бо́льшая его часть, оставалось загороженным двумя голубыми ширмами, между которыми был виден узенький проход. Вех не поторопился идти туда, потому что хозяин кабинета строжайше запретил ему самовольничать, поэтому он устроился на едва видимом диванчике прямо возле ширмы и стал ждать.

Да, тот, кто был нужен Веху, находился за ширмами и с чем-то возился, злобно ворча. Минуты через три послышался металлический звук, похожий на случайное падение вилки или ножа на пол, затем противный резиновый треск (скорее всего, снимались с рук медицинские перчатки), и к Веху вышла громоздкая фигура в белом халате, застёгнутом на одну верхнюю пуговицу. На самом деле громоздко она выглядела только с ракурса Веха, в остальном же это была фигура среднего телосложения. Трудно различимое в голубом свете лицо не поддавалось описанию.

– Привет, Вех, – непринуждённо, лёгким тенором поздоровалась фигура и протянула парню свою шершавую ладонь.

– Доброе утро, доктор Брайан…

Честно говоря, смущённый Вех ожидал какого-либо порицания, которыми Брайан Хемельсон так любил злоупотреблять, особенно за опоздание, но сегодня что-то пошло не по плану. «Или он совсем не в настроении, – задумался парень, – или, наоборот, в шикарном расположении духа».