А ректор… О, ректор не стал даже притворяться, что не слышит. Выгнув бровь, он с интересом следил за происходящим, явно ожидая от меня ответной реакции. Для него я уже была отработанным материалом – он явно больше не испытывал ко мне ни раздражения, ни, тем более, злости. Пройденный этап, всего лишь еще одна выскочка из плебса, посмевшая поднять нос выше собственной головы и получившая по этому самому носу.

И я чуть ни поддалась на эту провокацию. Чуть ни наехала на говнюка Грейвора со всей нахрапистостью уличной торговки – на потеху господину ректору. О, я умела наехать… На меня, если разобраться, где сядешь, там и слезешь…

Но вдруг остановилась, поняв, что именно этого от меня и ждут – доказательств, что я недостойна этих стен, что мое место там – в толпе низших сословий, неотесанных и необразованных теток и румяных девах, поплевывающих семечки.

Не дождешься! – одними губами произнесла я направлении ботинок господина ректора, молча отдала свой заваленный экзамен профессорше и вышла из класса.

Потому что я вспомнила, что у меня есть еще один туз в рукаве – тот самый, о котором отец просил молчать и если уж и воспользоваться когда-нибудь, то только в самой аховой ситуации, на волоске от смерти.

Что ж, папочка… если вы твердо решили выдать меня замуж за лорда Грааса, я ведь умру. Вот как только он коснется меня своими трясущимися, потными ручонками, так сразу и умру. Так что, не обессудь, дорогой родитель, если твоя дочь все же использует некую способность, доставшуюся нам всем от прабабки-ведьмы – дабы сей печальной участи избежать.

Вминая форменные ботинки в пол, я быстро шла по коридору, не обращая внимания ни на насмешливые взгляды, ни на дружелюбно-сочувственные. Каким-то волшебным образом новость о том, что я валю экзамен, уже стала достоянием общественности – если не всей, то большей ее части.

Плевать. Я сама решу свою судьбу – пусть и рискну ради этого так, как еще никогда в жизни не рисковала. «Туз» ведь в рукаве у меня не простой, а такой, за который можно и в тюрьму загреметь – с того, кстати, самого Восстания, подробности о котором я так и не удосужилась выучить.

И все, что мне нужно для столь рискованной затеи, это зеркало. Большое напольное зеркало.

– Элайза Калахан, мои поздравления – ты окончательно сошла с ума.

До этой минуты Хлоя следила за моими манипуляциями молча, однако, когда я принялась рисовать горячим воском по поверхности огромного зеркала, не выдержала.

– Не мешай мне, – буркнула я в ответ.

Не обращая внимание на подругу, и нисколько не заботясь о том, что использую месячный запас воска для эпиляции, я продолжила писать, возрождая в памяти древнее заклинание.

К слову сказать, напрягаться мне особо не приходилось – все нужные заклинания жили в моей голове, как и в голове всех современных потомков магов, и вызывались из памяти по мере надобности. Я совсем не понимала, что пишу, но уверенно выводила палочкой заковыристые письмена, макая эту палочку в склянку с подогретым воском.

– Исхотени неешам имра эт, инаешам роза, ильмо неремни йокандари… – бормотала себе под нос, склоняясь все ниже и ниже, пока не пришлось усесться на корточки.

Ничего странного в том, что соседка усомнилась в моей адекватности. На разрешенном уровне магия (а точнее примитивные ее зачатки) использовалась у нас повсеместно, однако настоящих магов осталось крайне мало, и для неискушенного взгляда их ритуалы выглядели именно так – безумно.

Потомки нашего древнего рода разбросаны по всей огромной Империи, все сильные заклятья и зелья под строжайшим запретом. За Темную Магию можно вообще оказаться на виселице – по самой суровой статье Антимагического Закона.

Оттого-то такие, как мой отец, и стараются разбавить магическую кровь обычной, человеческой. Ну, допустим, в моем случае еще и благородной.

И уж точно папочка не хотел бы, чтобы я демонстрировала свое умение принимать облик другого человека перед какой-то соседкой по комнате – и не просто какой-то, а милой, пухленькой и чрезвычайно болтливой Хлоей дю Моранен.

Я достала из кармана свитера остаток сдобной булки, в которую сегодня за ужином вгрызались белоснежные зубки мэтрессы Лойд.

Да, я собралась использовать свой Дар, чтобы визуально превратиться в профессоршу, выкрасть из ректорской свой заваленный экзамен, дополнить его из материалов той самой, пропущенной мной лекции и аккуратно положить обратно в общую стопочку.

Да, нечестно, признавалась я себе. Да, жульничество. Но если выбирать между жульничеством и постелью лорда Грааса… уж лучше быть жуликом, чем грелкой для старика семидесяти лет отроду.

Булочка с изюмом и орехами, еще пару часов назад бывшая пышной и аппетитной, давно потеряла свой товарный вид – сморщилась, зачерствела и, вместо сахарной пудры, была щедро присыпана крошками и прочим мусором, кои скапливаются обычно на дне карманов.

– Точно сбрендила, – схватилась за сердце Хлоя, глядя как я, не поморщившись, тяну профессорские объедки в рот.

Иллюзорные ритуалы – это всегда мерзость. Мне еще повезло – облик учительницы нужен всего-то на каких-то пару часов. А если на дольше – ух! И волосы чужие может потребоваться проглотить, и переспать с объектом трансформации, и еще чего похуже… Зависит, конечно, от разности габаритов. Отец по секрету рассказал, что прабабушка могла обратиться в кого угодно – хоть в Дракона, хоть в мышь полевую. Причем для последнего ей нужно было эту мышь… съесть. Целиком, сырую и даже без соли.

Слава богу, мэтресса Лойд не мышь, и съесть мне нужно не ее саму, а лишь немного слюны из пожеванной ею булочки.

А вот теперь очередь зеркала, испещренного магическими письменами.

– Идем, поможешь мне, – позвала я Хлою.

Но та помотала головой.

– Нет, не помогу, пока не скажешь, что ты делаешь.

Я вздохнула. Мне ведь действительно нужна ее помощь. Что ж, как известно, лучшая ложь – это полуправда.

– Ты ведь в курсе, что я завалила Серебряный Век?

Хлоя снова уставилась на меня как на блаженную.

– В курсе? Да все про это только и говорят… И как тебя выпрут в конце семестра.

– Ага… Так вот, теперь не выпрут. Я добилась пересдачи. А это… ну, типа шпаргалка такая – с обычной-то меня заловили. Это как «Шпора», только в голове, а не коленках.

– Понятненько… – понимающе закивала Хлоя и затараторила в своей обычной манере. – Так это заклинание абсолютной памяти? Как же, как же, слышала про такие! Но где ты его нашла? Его же больше никто не знает… Разве что маги… Но магиню-то теперь днем с огнем не сыщешь! А зеркало тебе на что?

Глупая она все-таки, хоть и милая. Если бы заклинание абсолютной памяти было мне известно – и в если бы в принципе существовало – разве я бы им не воспользовалась, чтобы не провалить экзамен с самого начала?

Но для легенды сойдет – раз сама же ее предложила.

– Сейчас узнаешь, зачем зеркало. Иди пока, наклони его и подержи так, чтобы оно отразило меня, лежащую на полу. Только не грохни его, не то сама понесешь меня к медичке…

И ведь грохнет. Как только увидит, как я обращаюсь у нее на глазах в другого человека, так и выпустит это тяжеленное зеркало из рук – и надо будет успеть откатиться в сторону.

Улегшись и вытянувшись между двумя нашими кроватями – и вдоль предполагаемого наклона зеркала – я подождала, пока Хлоя подойдет и покрепче вцепится в тяжелую раму, накренив ее вперед. Кивнув, принялась читать вслух написанные на гладкой поверхности заклинания. Одновременно борясь с растущим в груди страхом.

Дело в том, что у Иллюзорной Магии есть один серьезный недостаток – если в момент обращения в организме человека присутствует другой органический материал – помимо того, что принадлежит объекту – всегда есть шанс превратиться… в съеденную за обедом корову или, допустим, в мужчину или женщину, с которыми недавно предавались плотским утехам, и следы которых запечатлелись на теле… или в теле. Поэтому чем дольше Иллюзорный маг не ел за обедом стейков и не занимался сексом – тем лучше.