9.2. Любовь человека к Богу
Прп. Макарий учит:
Вы упомянули о любви вашей к Богу, что сердце ваше пламенно горит любовию к Богу. Я в этом не сомневаюсь, но любовь Божия состоит не в том только, что в некоторое время ощущаем чувство умиления и слезы: это можно относить более к дарованиям Божиим или награде от Него, а о любви сказано: любяй Мя заповеди мои соблюдает (Ср.: Ин. 14, 15), то, считая чувства оные любовию к Богу, можно обольститься о себе мнением, за что иногда попускаются искушения, подобные тем, какие вы испытываете: грусть, тоска, мрак и т. п. Когда прочтете 55-е слово Исаака Сирина, то можете уразуметь гораздо лучше, в чем состоит любовь Божия [2, т. 1, с. 387].
Если человек принимает свои чувства за любовь к Богу, он может обольститься и прийти к высокому мнению о себе как о весьма любящем Господа. Но если он при этом слаб в исполнении заповедей, то такое мнение будет ложным и вполне подойдет под определение самовозношения. За это к нему могут прийти искушения, которые своим мрачным содержанием (грустью, тоской, мраком) прямо укажут человеку, что он обольстился.
В этом случае человек начинает мыслить о любви к Богу в соответствии с заповедью о ней самого Бога и переключает свое внимание на выполнение заповедей. Столкнувшись со многими своими неисправностями в этом деле, он смиряется и принимает позицию старцев, что любовь грешных людей к Господу слишком несовершенна, чтобы даже мысленно превозноситься ей.
Но эта же позиция смирения приносит ему и успокоение: выполнив хотя бы малую часть заповеданного, он начинает испытывать умиление и слезы, но уже не относит это к своей любви, но к любви Бога к нему, Который и за малое радение поощряет человека этими дарами.
С другой стороны, в этом случае мы вынуждены задуматься. Любовь к Богу проявляется в искреннем желании служить Ему, но если наше служение сопровождается грехами, то мы неизбежно сталкиваемся и с несовместимостью греха и служения. Ведь служим через исполнение заповедей, а грешим – через их нарушение.
Прп. Никон напоминает:
Нельзя работать Богу и мамоне (Ср.: Мф. 6, 24), нельзя служить Богу и греху. Должен человек, по Евангелию, возлюбить Господа всею душею, всею крепостию, всем сердцем, всем помышлением своим (Мф. 22, 37; Мк. 12, 30; Лк. 10, 27), не отдавая греху ни одного чувства, ни единой способности своей душевной и телесной [2, т. 1, 384].
Здесь старец определенно говорит о том, что настоящая любовь к Богу и истинное служение Ему связаны с всецелым пребыванием в праведности, когда ничто в человеке не отдается греху. И только с этой меркой мы должны подходить к себе, когда начинаем размышлять о своей любви к Богу. Стоит нам так поступить, как мы тут же придем к естественному выводу, что наша любовь несовершенна и что нам предстоит пройти долгий и часто нелегкий путь развития любви.
Прп. Амвросий поясняет содержание этого пути:
Любовь рождается от веры и страха Божия, возрастает и укрепляется надеждою, приходит в совершенство благостию и милосердием, которыми выражается подражание Богу, как сказано в Евангелии: Будьте милосерди, якоже и Отец ваш Небесный милосерд есть (Лк. 6, 36), и еще сказано в Евангелии: Милости хощу, а не жертвы (Мф. 12, 7). Милость и снисхождение к ближнему и прощение недостатков его – выше жертвы, которая не принимается без мира к ближним, по слову Евангелия: Аще убо принесеши дар твой ко олтарю и ту помянеши, яко брат твой имать нечто на тя: остави ту дар твой пред олтарем и шед прежде смирися с братом твоим, и тогда пришед принеси дар твой (Мф. 5, 23–24) [2, т. 1, с. 382–383].
Вера в Бога есть и вера в совершенство Всевышнего, которая приводит нас к осознанию любви как «совокупности совершенства». Вера создает в человеке устремление к Господу, и это устремление, если оно осознает себя как любовь, опирается на совершенствование чтобы прийти к «совокупности совершенства». Одновременно человек ненавидит зло («Страх Господень – ненавидеть зло», Притч. 8, 13) как нечто полностью противостоящее совершенству, противостоящее любви.
Поэтому любовь рождается от положительного полюса, от веры, создающей стремление приблизиться к Богу, и от отрицательного – ненависти к злу, вызывающей стремление удалиться от зла, преодолеть и победить его тогда, когда зло агрессивно преследует человека. Настоящая любовь свободна от зла, она не терпит его и, творя добро, добром желает победить зло.
В самом начале своего существования человеческая любовь слаба, как слаб росток растения. Но она возрастает и укрепляется надеждой на помощь Божию, ниспосылаемую делам любви. Благостью и милосердием любовь приходит в совершенство, так как в этих качествах начинает прямо подражать совершенству Отца Небесного, Который истинно благ и милосерден.
Старец также обращает внимание на то, что милость и снисхождение к ближнему, прощение его недостатков есть более важное свидетельство любви, чем жертва. Постоянное стремление к миру с ближними, умение сгладить неудобства от человеческих недостатков прощением и незлопамятностью говорят об определенной зрелости любви. Такая любовь приносит свою жертву в виде терпения, выдержки, смирения, отсутствия эгоизма – проявлять такие качества трудно, и трудность эта и есть духовная жертва. Она важнее жертвы материальной, приносимой к алтарю.
9.3. Триединство любви детей света
Прп. Амвросий говорит о триединстве любви детей света:
…Научает нас святой апостол Павел, говоря: яко чада света ходите: плод бо духовный есть во всякой благостыни и правде и истине… (Еф. 5, 8–9).
Под словом истина должны разуметь заповедь о любви к Богу: возлюбиши Господа Бога твоего всем сердцем твоим, всею душею твоею и всем помышлением твоим, и от всея крепости твоея (Ср.: Лк. 10, 27). И паки: иже любит отца или матерь паче Мене, несть Мене достоин (Мф. 10, 37). Ежели любовь Божия настолько ревнива, что и отца и матерь допускает любить только в меру, а не паче меры, то не без причины Апостол заповедает нам препоясать чресла истиною, чтобы не грешить против любви к Богу любовью к другим неуместною, особенно же нечистою, потому что Богу любезнее паче всего целомудрие в смиренномудрии.
Под словом же правда разумеется заповедь о любви к ближнему: возлюбиши ближняго твоего яко сам себе (Мф. 22, 39). А так как эта заповедь не всегда бывает удобоисполнима, то Апостол заповедует нам облещися в броню правды, то есть не гневаться, не осуждать, не завидовать, терпеть обиды, укоризны и уничижения, любить врагов, добро творить ненавидящим, молиться за творящих напасть и изгонящия ны.
Остальными же словами плод благостыни и благовествование мира означается доброта, простота в отношении к ближнему и всякая доброжелательность и дружелюбие по сказанному: мир имейте и святыню со всеми (Евр. 12, 14). Взыщи мира и пожени и! (Пс. 33, 15) [2, т. 1, с. 387–388].
На первом месте в человеческой любви стоит любовь к Богу. Человек не должен ограничивать эту любовь, любить Господа, так сказать, вполсилы. Напротив, всё сердце и все силы души, весь ум и вся воля должны направляться на выполнение заповедей, в чем и проявляется любовь человека к Богу. И даже любовь к родителям не должна затмевать эту любовь, так как в этом случае человек оказывается недостойным любви Божией, недостойным Господа.
Поэтому ограничению подлежит любовь человека к людям, но только в этом особом смысле – чтобы неуместная любовь к людям, особенно нечистая, не привела к согрешению против любви Божией. Но если любовь к людям безгрешна, то она становится правдой, то есть тем, что надлежит делать. Из равенства людей перед Богом согласно заповеди вытекает необходимость любить ближнего как самого себя: то есть признавать существование, чувства, интересы и т. д. других людей как такие же ценные, как свои собственные.
