В конце урока мне на парту прилетела записка. Я развернула ее и прочитала: «Тебе не жить, крыса». Очередной привет от Малиновской. Знакомая волна злости захлестнула меня, и я обернулась на Лику, которая сидела за последней партой и ухмылялась, глядя на меня. Власов тоже смотрел со своего места, но без ухмылки, а спокойно – он ничего больше не боялся и чувствовал себя безнаказанно.

Спокойно, Полина. Спокойно. Не совершай опрометчивых поступков. Я несколько раз вдохнула и выдохнула. Злость медленно отступила.

Прозвенел звонок. Ольга Владимировна дала домашнее задание и позвала за собой Малиновскую и ее подруг – видимо, на разговор. Им пришлось уйти. Остальные одноклассники ничего мне не говорили. Делали вид, что меня не существует. Ну и Дилары тоже. Власов без Малины тоже особой смелостью не блистал. Кинув на меня неприятный взгляд, он свалил из класса.

Мы с Диларой тоже пошли на второй урок. Обе старались держаться уверенно, хотя я заметила, что пальцы подруги слегка дрожат.

– Насчет Обеда. У меня две новости, – уже не лестнице сказала Дилара.

Она помогала мне искать ему новых хозяев – я чувствовала, что отчим больше не станет терпеть присутствие в своем доме кота. И так несколько раз выговаривал маме, что теперь ему приходится пить кучу лекарств от аллергии. Как назло, найти добрые руки Обеду не получалось. А может быть, я просто не хотела отдавать его кому-то. Как будто тем самым я предавала Диму.

– Какие? – встрепенулась я.

– Плохая и еще хуже, – ответила Дилара. – С какой начать?

– С плохой.

– Наша соседка, которая хотела забрать Обеда, отказалась. Сказала, что хочет породистого.

Я вздохнула.

– А какая новость еще хуже?

– Мы с сестрой уговорили маму взять Обеда! – радостно выпалила подруга. – Расслабься, Полинка, я пошутила, что новость плохая!

– Серьезно?! – воскликнула я. Отдать Обеда Диларе было лучшим решением. Я всегда смогу видеться с ним.

– Да! Так что мы его забираем.

На эмоциях я обняла подругу. Впервые со дня гибели Димы я чувствовала радость. Ну или ее подобие.

Несколько уроков прошло спокойно, хотя взгляды и шепотки не прекращались. На большой перемене Дилара потащила меня в столовую. Взяв еду, мы по привычке пошли к столику, который считали своим, – там мы обедали со своими мальчишками раньше. Однако он был занят Малиновской и ее компанией, среди них я заметила Есина и даже нескольких парней из параллельного класса, с которыми некогда общался Дима. Заметив нас, они перестали смеяться и замолчали. Их взгляды были неприятными, колючими.

Разумеется, мы ушли. Сели за свободный столик, но внутри осталось гадкое чувство. Из мести Малина и Власов настраивали против нас с Диларой людей не только из класса, но и со всей школы.

– Я боюсь, – вдруг призналась подруга, когда мы молча пили чай.

– Чего? – нахмурилась я, снова чувствуя на себе эти дурацкие взгляды.

– Не знаю. Просто нехорошее предчувствие. Как будто должно произойти что-то плохое.

– Оно уже произошло. Что может быть еще хуже?

Странно, но мне было все равно. Я не боялась. Только злилась. Наверное, во мне что-то сломалось. Или я сама сломалась.

Ели мы молча – каждая была в своих мыслях.

Интуиция Дилару не подвела. После столовой мы пришли на следующий урок, который вела Атом. Пока она объясняла новую тему, повернувшись к доске и записывая на ней что-то, в меня прилетела смятая бумажка. Потом вторая, третья… А потом прилетела жвачка. Попала прямо в волосы. Я поняла это, коснувшись головы и ощутив запах ментола.

Сначала было изумление. Что? У меня в волосах жвачка? Которая только что была у кого-то во рту? Серьезно?..

Потом растерянность. Хотелось вскочить с места и убежать подальше. Спрятаться от всех. Чтобы никто не видел этот позор.

А затем… Затем пришла ярость, от которой леденела кровь в венах.

Я медленно встала.

– Кто это сделал? – тихо, но отчетливо спросила я.

Весь класс уставился на меня. Кто-то с удивлением, кто-то со страхом, а кто-то с весельем. Малина и ее компания загоготали.

Атом тотчас развернулась, уставилась на меня и прошипела:

– Туманова, сядь!

– Я спросила – кто это сделал? – повторила я, игнорируя учительницу.

– Сядь немедленно! Ты что себе позволяешь?

– Кто. Это. Сделал? – повысила я голос.

Сначала я думала, что это Есин – больно уж погано он улыбался. А потом поняла, что не он, а его сосед – Стас Бочкарев. Он откинулся на спинку стула и с вызовом смотрел на меня. А потом повернулся к веселой Малине и улыбнулся ей, словно говоря: «Посмотри, это я сделал для тебя». Бочкарев явно хотел ей понравиться.

Ярость овладела мной так, что я забыла обо всем на свете. Встав, я подошла к Бочкареву и, не понимая, что делаю, взяла его рюкзак. Подскочила к окну, распахнула и выбросила рюкзак. Бочкарев даже сказать ничего не успел – так опешил. Весь класс изумленно замолчал, а у Атома из пальцев выпал мел.

Секунд десять стояла тишина – до тех пор пока я не вернулась на свое место. Первой в себя пришла учительница:

– Туманова, ты с ума сошла?! Ты что себе позволяешь?!

Следом на меня накинулся разозленный Бочкарев. Он больно схватил за плечо и буквально заставил встать.

– Ты охренела?! Что с моей сумкой сделала, дура тупорылая?! – закричал он яростно и начал меня трясти.

Он был сильнее и выше. Он был высоким парнем. А я хрупкой девушкой. Но я не собиралась отступать. Поймала его взгляд и отчетливо сказала:

– Отпусти меня. Иначе пожалеешь.

Словно наяву я услышала слова Димы: «Самое главное – это взгляд. Победит тот, кто первый опустит глаза».

И я смотрела на Бочкарева так, как на него бы смотрел Барс. Пронзала глазами насквозь, как кинжалами.

Одноклассник вдруг перестал меня трясти. Убрал руки. Облизал губы. Мой взгляд заставил его отойти.

– Быстро пошла за сумкой, крыса! – как-то неуверенно выкрикнул одноклассник и замолчал. Потому что я шагнула к нему и кончиками пальцев коснулась щеки, заставив оторопеть не только Бочкарева, но и всех остальных, включая Атома, которая от изумления перестала верещать.

– А что сделал ты? – спросила я нежно. Мой пристальный взгляд и эта нежность совсем не вязались друг с другом. – Ты испортил мою прическу. Я испортила тебе сумку. Мы теперь квиты, не находишь? Или мне нужно было выкинуть не сумку, а тебя?

– Что ты сказала?.. – выдавил Бочкарев, наблюдая за мной словно загипнотизированный.

– Я могу это сделать. Хочешь проверить? – все с той же ядовитой нежностью спросила я. Пальцы переместились на его шею – я отчетливо почувствовала, как под ними бьется пульс. – Или ты думаешь, у меня не получится? Но ты не переживай. Я постараюсь.

С этими словами я с силой толкнула одноклассника в грудь – так, что он едва устоял на ногах. И рассмеялась, видя, как меняется его лицо. Страх. Вот что было написано на нем. Преследователи не ждут от жертв отпора. Но, получая его, начинают бояться сами. Ведь их самый большой страх – оказаться на месте жертвы.

– Туманова, ты ненормальная! – закричала одна из подружек Малины.

– Крыса совсем чокнулась! – подхватили другие.

– А ну быстро все расселись по местам! И замолчали! – рявкнула Атом, которая не без труда пришла в себя. – Бочкарев, бегом за своей сумкой! Только одеться не забудь. А ты, Туманова, к директору после урока пойдешь.

– Могу и сейчас пойти, – спокойно ответила я.

– Молчать! – стукнула она кулаком по столу. – Остальным немедленно сосредоточиться на новой теме!

Бочкарев вернулся вместе с рюкзаком спустя пять минут. Жаль, рюкзак упал на траву, а не в лужу на асфальте. Так что его потери были минимальными – ничего не повредилось, ничего не замаралось. Только вот смотреть на меня он перестал.

После урока обозленная Атом потащила меня за собой – но не к директору, который, как оказалось, в этот момент отсутствовал, а в учительскую. Там уже были Ольга Владимировна и еще несколько педагогов, которые отчитали меня за недопустимое поведение, а после попросили выйти.