Из отделения он забрал их обоих – и Руслана, и Полину, взгляд у которой был отсутствующий. Они вышли на улицу спустя часа три или даже больше. И уже тогда отец ударил его – не кулаком, а дал пощечину. Хлесткую. И обидную.

– Никогда не говори так о моей жене. Не тупая баба. А моя жена. Понял?

– Да пошел ты! – Руслан схватился за горящую щеку.

– И если еще раз тебя загребут в полицию, я тебя вытаскивать не буду. Сам решай свои проблемы, если такой взрослый.

– Я сказал – пошел ты…

Парень с чувством сказал отцу, куда ему нужно идти, и свалил сам. Обернувшись, он увидел, как Полина садится в отцовскую машину. А спустя несколько минут ему пришло сообщение от нее. Всего лишь одно слово:

«Спасибо».

Знала бы она, из-за кого на нее открыли охоту в школе, не благодарила бы. Руслан вдруг остро ощутил, как сильно не хочет, чтобы Полина узнала правду.

«Откуда ты узнал, где я?» – вдруг спросила она.

«Один чел сказал», – обтекаемо ответил он.

«Есин?»

«Ага», – соврал Руслан и вдруг подумал, что хочет увидеться с ней один на один и коснуться ее лица. Или волос. Или просто взять за руку. Бред! Пошел вон из головы! Убирайся, убирайся! Но образ Полины не покидал его. Очаровывал и одновременно мучил.

«Эй, не думай, что я благородный принц. Это была моя благодарность за сестру», – написал ей зачем-то Руслан.

«Знаю», – ответила девушка.

Больше они не переписывались, но он то и дело хватался за телефон, думая, что она вновь пришлет ему сообщение.

Я села в машину отчима только из-за мамы. Он сказал, что я довела ее и что она плохо себя чувствует. И я просто обязана встретиться с ней и сказать лично, что со мной все в порядке. Да, я знала, что это очередная манипуляция. Но с мамой мне действительно нужно было встретиться и поговорить. Серьезно.

Всю дорогу я молчала, сидя на заднем сиденье машины и прислонившись головой к холодному окну. Сегодняшние события стали рубежом, той самой поворотной точкой, которая отделяла друг от друга двух Полин: старую и новую. Я перестала чувствовать себя прежней. Окончательно поменялась. И сделала для себя несколько выводов. Во-первых, я сама могу решать свои проблемы. Во-вторых, я не хочу жить с мамой и отчимом. В-третьих, я сильная. Я смогу делать то, что раньше мне казалось чем-то непостижимым. Например, противостоять толпе.

Как только я узнала о том, что Малина и ее свора решили достать меня, возможно, еще и через Дилару, я поняла одно. Сама я с ними не справлюсь. По крайней мере сейчас. Мне нужна помощь взрослых. А еще – доказательства. Иначе от Малиновской мне не избавиться. Мать всегда ее прикроет, да и сама она достаточно хитрая. Вывернется из любой ситуации, как змея. Я или поставлю ее на место, или она попытается сломать меня. Другого не дано.

План был шит белыми нитками, и, если честно, я не думала, что Малина решится на активные действия так быстро. Уже находясь в полиции, я поняла, как это было опасно и что пострадать могли и я сама, и Дилара. Но нет, все обошлось. Теперь у меня были и свидетели, и аудиозапись, которую я передала полиции.

Было весело. Они вызвали матерей Малиновской, ее подружек и Власова, а также Ольгу Владимировну, инспектора по делам несовершеннолетних и даже директора. Приехала мама Дилары, и моя тоже должна была приехать, но отчим этого, по его словам, не допустил. Изображая заботливого отца, этот урод объяснил собравшимся, что его супруга плохо себя чувствует и мои интересы будет представлять он. Мне было противно видеть его, но я только кивнула. Он так он. Мне без разницы. К тому же на людях Андрей безупречно играл роль любящего папочки. Мне аж тошно стало от его двуличия.

Сначала никто не верил, что Малиновская и Власов устроили травлю. Ликина мать кричала, брызгая слюной, что ее дочь не может участвовать в таком безобразии. Мол, она идеально воспитала ее, и вообще, дочь педагога – это априори прекрасный ребенок, который и мухи не обидит. Малина при этом вела себя скромно и даже плакала, заставляя мамочку-завуча орать все громче и громче. Та действительно верила, что Лика потерпевшая сторона. Она и мысли не допускала, что ее дочь – моральный урод и ей нравится издеваться над другими.

– Да как вы только посмели обвинять мою дочь! Как посмели измазать ее в такой грязи! Думаете, я не защищу своего ребенка?! Ошибаетесь, господа хорошие! Не на тех напали! Я за свою Лику порву!

– Думаете, я за свою Дилару не порву? – не выдержала мама моей подруги. Женщиной она была эмоциональной и с трудом сдерживалась, чтобы не вцепиться в волосы Малиновской-старшей. – Ваша дорогая доченька начала травить мою дочь! Унижала, оскорбляла, даже била! Я этого так не оставлю, уж поверьте!

– Не смейте наговаривать на мою дочь! Лучше за своей следите! Одна из худших по успеваемости в классе! Да во всей параллели! А все потому, что вы ею не занимаетесь! Девочка растет без материнской поддержки!

– Слушайте, вы, госпожа хорошая! Не смейте о Диларе так говорить! Может, она и учится не так хорошо, зато она нормальная девочка. И ей детская колония не светит!

Они ругались долго, громко, и, кажется, даже полицейские утомились слушать. Пока они кричали, Дамблдор нервно пытался разрулить вопрос – для него главным была репутация школы. Но не получилось.

В итоге я включила запись со своего телефона, на который удалось записать все, что происходило. Услышав свой голос, Лика опешила. Она не думала, что я веду запись. И вся бравада мигом с нее слетела. А следом она слетела и с Егора. Они поняли, что выкрутиться не получится.

«У тебя ведь мама завуч в нашей школе. Не боишься ее подставить своим поведением?» – спрашиваю я специально.

«Мать всегда меня прикроет, крысятина. Не волнуйся. Кого ждешь? Барса? А, извини, забыла, что он умер», – мерзко смеется Малина.

На этом моменте ее матери стало плохо – она осела на стул, схватившись за сердце. И мама Дилары капала ей в стакан какое-то лекарство, которое у нее было с собой.

Скандал получился страшный. Я уходила уставшей, но при этом чувствовала себя победительницей. Я сделала это. Избавилась от своих мучителей. Сомневаюсь, что кто-то вновь начнет задирать нас с Диларой.

Ко мне и отчиму присоединился ожидавший нас в коридоре Руслан. О нем я тоже рассказала. Он пришел спасти меня. И Андрей, услышав это, недовольно поджал губы. Ему не понравился тот факт, что мы знакомы. Из здания полиции мы вышли втроем. Я, отчим и Руслан, который выглядел откровенно злым. На его лице вновь появилась маска отвращения, и я не понимала, к кому – ко мне, к отцу или ко всему миру в целом.

Мне хотелось его поблагодарить. Я действительно не ожидала, что он появится на Точке. Но не получилось. Отчим ударил его по лицу, они поссорились, и Руслан ушел.

– Садись в машину, – сухо сказал мне Андрей. – Немедленно. Твоя мать сходит с ума из-за тебя. А беременным волноваться нельзя. Ты ведь не хочешь быть виноватой, если что-то случится с нашим ребенком?

Чертов манипулятор. Я села в машину.

– Откуда знаешь моего сына? – спросил отчим, заводя ее.

– Я и дочь твою знаю.

– Я спросил – откуда?

– Случайно познакомились, – ответила я, чувствуя новую волну омерзения к этому человеку. Боже, почему мама любит его? Неужели он лучше папы?

– Я запрещаю тебе общаться с моими детьми, – выдал отчим.

– Думаешь, я буду плохо на них влиять? – рассмеялась я. Страх перед ним тоже пропал окончательно. Во мне вообще в последнее время многие чувства пропали. Заморозились.

– Мой сын сложный. Может сделать все что угодно. А дочери общение с тобой будет неприятно, – процедил сквозь зубы отчим. – Так что держись от них подальше. От тебя и так одни неприятности. Это был последний раз, когда я решал твои проблемы.

– Предлагаю бартер, – сказала я, закинув ногу на ногу. Странно, пальцы дрожали, а вот голос был другим – уверенным и взрослым.