Я кусаю его губы, щеку, подбородок, перебираюсь к шее, он надавливает пальцами на мой затылок и на колени я шлепаюсь со стуком, чтобы взять в горло его полностью. Вспоминается недавний сон с жирно-черным «Трахни меня», и если Джек не знал, что девственники сосут старательнее и глубже всех, то теперь он знает. Я чувствую его дрожь вибрацией в горле, и других комплиментов, кроме как этой дрожи и абсолютно потерянных, мутных темных глаз, смотрящих сверху, мне не нужно. То, что он готов кончить, я тоже чувствую – и резко отстраняюсь.

– Выеби меня, – прошу я тоном, который больше похож на угрозу, чем на просьбу. – Слышишь, Сименс? Понимаешь, что я говорю?

Инструкция не врала – смазки нет, потому дерут меня насухо, и это, блядь, больно. Но только поначалу, пока тело не привыкает, мышцы не расслабляются, и по всем нервам не проходится почти парализующий импульс, по силе похожий с разрядом тока. Это такое странное, дикое чувство – когда кто-то в тебе. Может, было бы не так дико, если б я баловался, как все омеги, игрушками из магазинов для взрослых, но у меня даже на походы по магазинам не было времени, а течку я проводил тоже на препаратах, уменьшающих ее длительность и интенсивность. Доктор, у которого мы наблюдались с другими омегами, пока шли соревнования за границей, посоветовал сделать перерыв в нагрузках и приеме каких-либо препаратов на полгода, чтобы гормональный фон выровнялся и тело отдохнуло, и я планировал заняться этим на каникулах. Ведь я не знаю, как выглядит моя обычная течка, я знаком только с искусственной, которая особых неприятностей не приносила. Но то, что происходит со мной сейчас, очень похоже на нее.

Джек не нежничает, только двигается механически, но когда его ладонь сжимает мои яйца, а потом сдвигается выше и не находит узла, он даже дышать перестает. А я всхлипываю и двигаюсь сам, впечатываясь мокрой задницей в его бедра. Кончаю, положив свою руку поверх его и надрачивая, пока сзади все превращается в сплошную пульсирующую дырку. И мне так хорошо, что кажется, будто происходит не со мной. Потом, придерживая меня за живот, Джек тоже спускает на мою спину, и его сперма стекает между ягодиц вместе с теплой водой.

– Я одного не понял – когда ты закрыл дверь, ты еще не знал, что я омега? – спрашиваю, прислонясь к стене и держась за нее, как за последнюю точку опоры в этом мире.

Джек молчит, уткнувшись носом в мой затылок и по-прежнему обхватывая рукой поперек живота.

– Не знал, – говорит все равно.

– Так ты…

– Нет. Я не гей. И я не знаю, что было бы со мной потом. После этого. Меня как переклинило. Теперь-то ясно, почему – ты не пахнешь омегой, но я все равно это почувствовал.

Я неохотно высвобождаюсь и тянусь к своему гелю, чтобы плеснуть на ладонь и, морщась, вымыть себя там, где еще болит. Нет, я не жалею о случившемся, но все равно как-то… глупо все. Впопыхах, странно, некрасиво. Пошло. Девственности лишаются один раз в жизни, и как проебал ее я?

– Если расскажешь кому – урою, – говорю я.

– Я похож на ублюдка?

– Временами не похож.

– Я не расскажу, Дассо. Не знаю, зачем ты здесь, но это твои проблемы. И лучше больше не лезь ко мне – если хочешь трахаться, езжай в город. Я не тот человек, который будет заниматься сексом ради секса.

Вроде бы мне не должно быть обидно, ведь Джек не знает, что это был мой первый секс и он мой первый альфа, и все это было так быстро, странно и скомкано, что можно легко вычеркнуть, но все равно обидно. Я сам могу называть себя как угодно в мыслях, но когда вот так… Джек действительно смотрит на меня так, будто во мне побывали уже все более-менее симпатичные альфы общаги. И уж тем более не он первый, кто догадался подпереть дверь и воспользоваться шикарным предложением единственного омеги в корпусе, если не считать коменданта и уборщиков. И смотрит даже не столько с презрением, сколько с жалостью – типа, такой сносный омега, а по рукам пошел. Но я все равно могу сказать всем, кто не знал – секс с проникновением это то, что стоит попробовать впервые с тем, от кого и без проникновения хватает эмоций. Если я выбирал бы целенаправленно своего первого альфу в этом плане, я бы все равно выбрал Джека.

– Обязательно, – отвечаю я, вытираясь полотенцем. – Сам только потом яйца не подкатывай.

Однако, как бы оно не было по факту, сплю я в эту ночь так сладко, как ни разу за последние несколько лет, и пусть Джек меня считает последней блядью на планете, но я больше не думаю о сексе. На завтрашний день этого ощущения должно хватить, а потом хоть армагеддон.

Синие – «Аллигаторы», белые – «300 фунтов», красные – мы.

– Почему триста? – спрашиваю, оглядывая забитые трибуны.

– Посмотри на их капитана команды, – Ян, с которым я стою у линии поля, пока другие разминаются, кивает в сторону очень большого, особенно вширь, альфы, и все вопросы отпадают.

– Вы готовы к схватке? – вещает комментатор из своей будки сверху, настроив микрофон. – Я вот весь извелся от нетерпения, ведь все три команды – фавориты прошлого сезона, но только одна поедет защищать честь города на соревнования в Ивистоне. Состав «Аллигаторов» не изменился с нашей прошлой встречи, «300 фунтов» по-прежнему так же собраны и устрашающи, а вот у «Дробилки» темная лошадка – Кейти Дассо, центральное звено, вон он, в бейсболке со значками, и лично мне он нравится – эй, блондинчик, помаши ручкой в камеру!

– Откуда он знает, что я блондинчик, если я в бейсболке? – спрашиваю лениво под визги омег-болельщиков, в никуда – не знаю, как другие, а я сегодня вообще на лайте.

Ну, я так-то представлял это все совершенно иначе, типа, любовь с первого тыка, – как альфа будет нежен и приставуч после нашего первого раза, а я стану наконец омежным омегой. Нормальным, как все: мне, может, даже захочется детишек и семью, но – нихуя. Опытным путем выяснилось, что засовывание члена альфы в омегу не делает последнего другим человеком. Видать, на роду мне написано быть отражением Кейти, только в омежьем теле. Те же мысли, тот же гонор, а упрямости в десять раз больше. Поэтому в среде альф я себя чувствую больше чем комфортно. Жаль, что у папки не родилось два альфы, хотя второго Кейти он бы не пережил.

– Соблались, пални, покажем им, кто хозяин поля! – поднимая руки, Ясинобу скандирует кричалку, которую подхватывают все – стандартная кричалка про то, какие мы молодцы, и она тут же улетает на трибуны. Мимо, хлопая меня по плечу, проходит вся команда, Джек чуть задерживается и хмурится, он с утра меня избегает. Увиделись мы только в раздевалке перед игрой, и он предпочел сделать вид, что ничего не произошло.

– Под ногами не путайся, – гулким гнусавым голосом советует мне капитан белых, когда мы обмениваемся приветствиями с противниками. – Тогда не раздавлю.

Я улыбаюсь, пожимая его лапищу в тонкой перчатке, затем вытирая о бедро свою, потому что мокрой она стала в этих тисках за пару секунд. И это, пожалуй, самый неприятный момент за весь матч, потому что на протяжении всей игры я порхаю, как бабочка, из угла в угол и обходя нападающих других команд, чтобы моим было проще перебросить мяч. А уж когда уворачиваюсь от Мистера, в честь которого назвались белые, комментатор заходится в восторженном вопле: