Меня зовут Нейт – и это имя обычно дают альфам. Моего брата зовут Кейти – и это имя обычно дают омегам, но мы – один из немногих случаев абсолютной идентичности близнецов, то есть, до года Кейти все думали про него, что он омега, а я альфа, потому что у него узел начал просматриваться, только когда он немного подрос, а у меня изначально на моей шишке была какая-то шишка, потом исчезла. Конечно, любой анализ бы показал кто из нас кто, но родитель, родивший дома и выступающий против медицины, отказался от обследований. Поэтому мы выросли такими, какие есть, и Кейти назло омежьему имени подался в агрессивный спорт, а я назло своему – в гимнастику. И мы оба добивались успехов в том, что делали из-за привычки упрямствовать и переть напролом: Кейти играл в университетской сборной по «Игре на одного» в качестве самой основной фигуры – центрального звена, а меня отправляли на юношеские соревнования за границу, где я брал золото. Для меня и моего тренера серебро было непозволительным проебом и знаком того, что старался я недостаточно для своих способностей. В этом году я пропускал все соревнования, потому что, как победитель прошедших – три года подряд – не имел права принимать участие в этих, и ранней весной, предвкушая отдых дома, да еще и без брата, который перевелся в другой город, в престижный вуз и в престижную команду по «игре», явился в родительский дом спустя несколько лет отсутствия. Не сказать, однако, что я сильно скучал по дому – нет. По брату иногда, потому что мы близнецы, но не по родителям, которые считали меня придатком к нему, ведь альфа – это наследие, будущее, а кто я? Омега, который выйдет замуж, возьмет чужую фамилию и будет продолжать чужой род. И плевать, что меня переманивали в сборные других стран после каждого выхода на брусья и что за выступление на перекладине я брал наивысший балл, отсутствие шишки на моей шишке все равно делало меня хуже в их глазах. А вот Кейти был молодец, и на семейном ужине папка не затыкался, рассказывая, что скоро тот будет играть за некогда лучшую студенческую команду континента.

Этой общей увлеченности данным видом спорта я не понимал никогда.

Чтобы вы знали, «Игра в одного» только называется так, на самом деле в ней принимает участие куча народу – три команды по семь человек, в каждой по трое защитников, по трое нападающих и по одному центральному, ради которых это все и происходит. Красные, синие и белые – белые в данном случае нейтральные, ведь красные борются против синих, а белые – против всех. Действие происходит на открытом поле, огороженном от трибун высокой сеткой, чтобы мяч, который бросали друг другу игроки, не угодил в чье-нибудь фанатское лицо. Все они выполняют свою задачу – одним нужно дать возможность центральному добраться до ворот в одной из частей поля, другим нужно этому помешать, и это похоже на регби, только никто, кроме центрального, не может забить мяч в ворота. Если команда лишается своего центрального, то никто его заменить не может и до конца матча игроки делают только то, что мешают центральным других команд сделать это. Мудрено, конечно, но многим нравится, как толпа альф на поле, толкая друг друга, пытается выгрызть зубами победу. Среди омег «игра» менее популярна. Я хорошо играю «в одного», но это точно не для меня – слишком агрессивно и травматично. А вот Кейти, хотя у него уже были переломаны кости, тащится. И омежки, бегающие за ним в универе – тем более.

Чертова генетика – мы оба высокие, худые, кости хрупкие, потому со специальных препаратов, содержащих кальций, не слезаем; длинноносые, длинноногие и языки тоже у нас длинные, а волосы наоборот короткие, светлые, глаза серые, лица вечно серьезные, что у Кейти, что у меня, сосредоточенные, отчего мы иногда кажемся старше своего возраста. Но в случае с моим братом это сплошной наеб, потому что он, в отличие от меня, может делать что-то легкомысленное и эгоистичное даже перед ответственным мероприятием. К примеру, как сейчас.

– Тебе вставать в шесть утра, – говорю я, стоя в комнате Кейти, который натягивает свежевыстиранную и выглаженную футболку. На кровати за ним лежит собранный чемодан и отдельно – сумка с бутсами и формой.

– Ребята меня проводить хотят, – Кейти проводит по челке смазанной гелем рукой, заправляет ее назад, открывая лоб. – Трахну напоследок первого красавчика группы. Все равно до конца лета не увидимся.

– Ага, если он не залетит.

– Я знаю, что такое контрацепция, Нейт. Кстати, почему у тебя губы… ну, пухлее, что ли. Мы же близнецы.

– Китайская гимнастика, – говорю я, умалчивая, что помимо нее были индивидуальные занятия с одногруппником, с которым мы расстались после месяца отношенек, по оральному искусству – это дело я люблю, умею и практикую, когда сам хочу. А вот задницу пока берегу. Непонятно, правда, для кого. И знаете, что скажу – это работает. Развивается только то, что используется, качается та мышца, которую качаешь, потому у меня пухлые губы, а у Кейти – натруженный язык, потому что расхваливать себя он никогда не устанет.

– А у тебя какие планы? – спрашивает он, и я пожимаю плечами:

– Не знаю. Еще не решил. В любом случае пока отдохну.

– Сходил бы в клуб со мной, развеялся. Ладно, как знаешь. Сиди смотри свои сериалы, а я – потрахивать омежек.

– Самец, самец. Смотри, чтоб тебя самого не трахнули их альфы.

Кейти усмехается, поправляя невидимую складку на футболке, и уходит, а я действительно чешу в свою комнату, где со времен моего детства ничего не изменилось, и включаю сериальчик, перед этим сделав большую чашку какао и притащив крекеры. Может быть, даже и к лучшему это все – мой пропуск соревнований, отдых от сумасшедшего темпа, когда начинаешь день с тренировок и ими же заканчиваешь, тоже необходим. Тренер дал мне отпуск на всю весну, летом я должен вернуться в общежитие и, соответственно, в группу и начать подготовку к новому сезону. В универе у меня, как у активиста и отличника, давно все сдано, беспокоиться не о чем, но это и беспокоит – отсутствие постоянного напряга, когда привык куда-то бежать и что-то делать большую часть суток. Мне сложно даже, как Кейти, вот так просто взять и ужраться до состояния отбитой свинины, потому что я тупо не привык расслабляться. За нас обоих всегда справлялся брат, а я мучился от дурных предчувствий каждый раз перед тем, как он влипал в дерьмо. Прямо как сейчас. У меня не получается сосредоточиться на фильме и какао потому, что под ложечкой свербит знакомое ощущение пиздеца.

– Ты живой? Тебя не пырнули разбитой бутылкой, на тебя не нападали наркоманы? – не сдержавшись, я звоню брату и слышу в ответ лишь пыхтение:

– Все хорошо, Нейт, давай попозже созвонимся, ок?

– Ты ебешься, что ли? Ладно. Позвони мне, я тебя заберу. Как закончишь.

Вообще-то это он родился на три минуты раньше и типа старший, но как старший и как альфа веду себя все же я.

В этот раз, как и в десятки других, я снова оказываюсь прав – Кейти заносят в дом на руках его не менее бухие дружки в четвертом часу утра, и хорошо, что папка с отцом не проснулись от шума, а я еще не ложился, потому что выглядит Кейти сейчас куда хуже отбитой свинины.

– Тебя из-под поезда вытащили? – интересуюсь я, встав у его кровати и сложив руки на груди.