— Ну здравствуй… Стефан.

Приятный, спокойный, величественный голос отдался эхом по всей округе, полностью пришёлся по телу молодого человека колеблющими волнами и заставил сердце в миг остановиться.

Чёрный большой ком, состоящий полностью из вороньих перьев, резко раскрылся перед молодым человеком, расправляя восемь могучих крыльев в разные стороны. Куски разорванных внутренностей чудовища вместе с крупными пёрышками разлетелись по округе, словно небо только что извергло из себя эти ошмётки мяса, отвергая отвратительную требуху плода мерзких извращений над матерью природой. Тёмные жёсткие перья и птичий пух медленно падали к холодной земле, создавая иллюзию снега, а мёртвое тело неизвестного зверя стало подобием кокона, из которого вырвалось всесильное существо. Такое появление походило на некий жуткий религиозный акт под видом перерождения, будто бы таинственный спаситель хотел этим что-то сказать. А может, парень попросту был настолько шокирован, что мозг начал сходить с ума, додумывая лишние детали фееричному пришествию, и всё было гораздо проще: некто всего-навсего любить удивлять. И у него это хорошо получается.

То, что явилось взору брюнета, заставило сердце остановиться, больно сжаться, пропустить удар, а затем забиться так бешено, что казалось, словно оно намеревается проломить грудную клетку и выскочить. Кровь застучала в висках, а колени стали ватными. Увиденное напугало его больше, чем ныне мёртвая огромная тварь.

— Ну, здравствуй… Стефан. — сказал величественный голос, эхом разносясь по полю. — А я всё думала: когда же выпадет возможность встретиться с тобой.

Вся округа замолчала в один миг, будто бы глас божества смог усмирить ветер, что голодным волком завывал повсюду, испуганных до смерти собак, скуливших от страха в своих конурах; смог заглушить собой гул нескольких взволнованных мужчин, где-то в западной части деревни своим властным тоном. И этот глас прошелся по телу молодого человека одной сплошной мурашкой.

Стефан непроизвольно попятился, но отступать было уже некуда: твёрдая кирпичная стена старенького пустого дома не пропускала его дальше, загородила собой единственный путь, по которому можно было убежать, скрыться, не позволить своему спасителю приблизиться; парень только и мог, что вплотную прижиматься спиной к кирпичам, вытягивать шею, пытаясь казаться выше, и вставать на мысочки.

— С-с… со м-мной? — с трудом прошептали дрожащие губы. — Но з-зачем?

Матерь украдкой усмехнулась.

— В поселении нынче стало неспокойно, — ответила она, медленно подходя ближе. Высокий рост загадочной женщины придавал ей царственный вид; такой же царственной была ее поступь: гордая, плавная походка, высоко поднятая голова и сияющие серые глаза, проглядывающие через золотую маску с длинным тонким клювом, взирали на него с высока. — И мне стало любопытно, кто же навёл шуму?

— Я… я не…

Таинственная владычица этих мест гневно блеснула очами, выставила руку с полностью закрытыми длинными золотыми кольцами, напоминающие когти, пальцами, вперёд, и из земли внезапно вырвались два чёрных толстых корня, покрытые плесневыми наростами. Трубчатые выросты быстро устремились в сторону молодого человек, туго обвились вокруг каждого запястья, затем дёрнули его вперёд с такой силой, что мгновенно повалили на колени.

— Ты разговариваешь с той, что вещает устами Тёмного Бога, юноша, — властная интонация вызвала тревогу где-то в груди, а неторопливое приближение выглядело очень угрожающе. — Прояви должное почтение и склони голову перед своей владычицей.

Но Стефан проигнорировал приказ: интенсивно задёргал руками, предпринимая попытку разорвать массивные корни, начал сопротивляться, вырываться, при этом громко кряхтя от напряжения, и старался не смотреть в серые пронизывающие глаза, что неотрывно глядели на жалкие попытки противиться её велениям. От подобной нелепости и глупости Матерь Миранда не смогла сдержать бархатный лёгкий смешок, который отдался отовсюду, со всех сторон, словно она была везде. Ещё один жалкий рывок в попытке высвободится и из-под заснеженной земли прорвалась необычайно огромная микориза; грибокорень плотно оплёл туловище брюнета, больно сдавливая грудную клетку, сковал движения и потянул парня вниз.

— Строптивый, дерзкий юноша… — подметила Матерь Миранда. Правый уголок её пухлых губ пополз вверх, словно она собиралась улыбнуться, но под тонкими металлическими прутьями маски, будто и были нужны для того, чтобы скрывать нежелательную мимику, эмоция исчезла. — Я давно наблюдаю за тобой, Стефан. — владычица остановилась с обездвиженным молодом человеком совсем рядом (друг от друга их разделял буквально шаг), затем схватила своими золотыми когтями подбородок и вздёрнула ему голову вверх, заставляя смотреть лишь на себя, не пряча взгляд. Однако, он, в свою очередь, лишь сжал челюсти и нахмурился. — Тебе незачем строить из себя храбреца и скалить зубы, — серьёзно изрекла она, внимательно всматриваясь в щетинистое лицо, словно нашла в нём что-то интересное, знакомое. — Потому что в твоих светлых, глубоких глазах я вижу страх.

Парень напрягся. Его действительно пугало то, что могло потребоваться могущественной женщине, в божественность которой он до последнего не верил, от жалкого смертного мужлана. Да и её нечеловеческие способности грозили с лёгкостью переломать ему кости, ежели что-то пойдёт не так; однако, Стеф пытался мужаться. Ему выпадал шанс бывать в ситуациях и похуже.

— Тем не менее, — продолжила Матерь. — Ты демонстрировал стойкость, и дух твой изрядно силён. Как-никак ты всё ещё жив, а этим могут похвастаться не все обречённые, что попадали в руки к моим детям. — владычица деревни отпустила подбородок молодого человека и провела золотыми коготками по грубой щетинистой коже. — А твоё тело словно непробиваемая оболочка…

После прикосновения холодного металла её больших колец, скреплённых цепью, к щеке, а затем медленно спустившихся к шее, проведя остриём поперёк горла, по тому самого месту, где красовался большой рубец, всей кожей овладели мурашки.

— … изувеченное, но не сломленное. Изможденное, но всё ещё готовое рваться в бой, — её пальцы не спеша скользили всё ниже, по оголённой замёрзшей коже, где воротник двубортного плаща был раскрыт, а отсутствие другой одежды позволяло рассмотреть чуть приоткрытую грудь. Казалось, она хотела коснуться громко бьющегося сердца, нащупать пульс, но инстинктивно отдёрнув руку, как если бы обожглась, так и не дошла до очага. — Несоответствующее, но… подходящее.

Огромные корни с плесневыми наростами начали невыносимо сильно сдавливать, подобно мерзким склизким щупальцам, позвоночник, грудную клетку, запястья брюнета, намереваясь размозжить все кости, внутренние органы, превратив тело в бесформенную массу; и прервать его жизнь, что должна была оборваться ещё в самом начале, когда он посмел усомниться в существовании Матери Миранды; когда только попал в замок, что должен был стать его могилой. Но не стал. И уже не станет.

Стеф мучительно застонал, замычал сквозь стиснутые зубы, не в силах более терпеть таких мучений, как вдруг большие микоризы ослабли, выпустили парня из плена своих выростов и словно змеи заползли обратно под землю. Он тут же обмяк и безвольно рухнул ниц, прямиком к ногам божества. Брюнет в один момент перестал что-либо чувствовать, лишь ощутил прохладу рыхлого снега, когда коснулся её лбом, а потом сознание начало покидать ослабевший организм, тяжёлыми веками наваливаясь на глаза. Однако, сквозь пелену он услышал шёпот. Шёпот, что звучал будто бы внутри него, в его крови, в затруднённом дыхании, в мыслях. Шёпот, который заставлял его немедленно встать, продолжить бороться за свою жизнь. До последнего. И Стефан откликнулся на зов: молодой человек приподнялся, опираясь на ладони, задрожал как пьяница, и громко охнул, когда тело завопило от боли. Рёбра при вздохах задевали одно за другое, словно мёртвая хватка корней сплющило их вместе, а в ушах раздался такой громкий навязчивый звон, что челюсти сами стиснулись до хруста зубов.