Пересилив желание прильнуть к оледеневшей земле, брюнет с трудом встал на ноги, но тут же завалился набок от нахлынувшего головокружения. «Ну уж нет» — промелькнуло в разрывающейся от противного свиста голове. — «Ни одна сука меня сегодня не убьёт». Огромным усилием удержавшись на двух собственных, парень выпрямился, схватился рукой за грудь и, превозмогая адскую боль, попытался отдышаться. Когда лёгкие наполнились кислородом, разгоняя по телу застывшую жизнь, он сжал кулаки, вздёрнул подбородок, а затем испытывающее взглянул на женщину, что стояла напротив него и… довольно ухмылялась. В её серых глазах пропал гнев, пропало равнодушие, они триумфально заискрились, как будто победу одержала именно она, а не изувеченный молодой человек, что преодолел боль, слабость и сумел подняться на ноги, бросая взглядом вызов Матери.
— Это любопытно, — выдала могущественная женщина после молчания, которое, казалось, длилось вечно. — Неужто жизнь в замке закалила тебя? А может… — Матерь Миранда резко исчезла, растворилась в ночном сумраке; и только чёрная большая птица взмыла вверх, теряясь в беззвёздном небе.
Стефан нервно огляделся.
— Ты всегда был таким? — откуда ни возьмись за спиной брюнета возникла владычица деревни. Её когтистые руки легли на его плечи, острыми наконечниками аксессуара впиваясь в шерстяную ткань.
И с жутковатым смехом, несильно оттолкнув от себя Стефа, вновь рассеялась в холодном зимнем воздухе, оставляя за собой лишь большие вороньи перья, медленно падающие к его сапогам. Молодой человек растерянно завертелся, напрягая слух и зрение; он словно пытался поймать её взглядом, услышать трепет крыльев, узнать откуда Матерь нанесёт удар и быть готовым встретиться с ней лицом к лицу.
— Что вам нужно?! — на всё пшеничное поле тревожно вскрикнул Стефан. — Почему…
Не успел он договорить, как, повернувшись в правую сторону, его голубые глаза встретились с серыми, светящимися в темноте радужками, а кончик носа коснулся золотого тонкого клюва странной маски. Их лица были настолько близки, что брюнет почувствовал жар её медленного дыхания и запах белых волос, скрытых за пернатым капюшоном. Аромат ладана и мокрого вороньего оперения проник в ноздри, мгновенно разносясь по телу, вызвав странные, очень неуместные в этой ситуации ощущения.
Они смотрели друг на друга вровень, и никто не отводил взгляд. Искра почти бесцветных очей могущественной женщины испепеляла его, а из мерцания казалось необычайно знакомым.
— Мне? — нарушая мёртвую тишину, с легким смешком ответила та. — Я имею всё, — внезапно отойдя от парня, Матерь плавными движениями стала ходить кругами. — Но в то же время ничего. Полная пустота, которую по силам закрыть лишь…
Миранда прикрыла глаза и досадливо мотнула головой в попытке прогнать горькие воспоминания, что проникли в её голову от одной лишь мысли о чём-то… дорогом.
— Мы готовы пойти на всё ради достижения цели, — словно переводя тему, серьёзно изрекла владычица деревни. — Даже на сделки с сомнительными личностями, чьи мотивы корыстны и суть их нам неизвестна, не так ли?
От этих слов вдоль позвоночника пробежала дрожь. «Герцог, Гейзенберг… она знает. Она всё знает… но почему ничего не делает?».
— Мы боремся до последнего, стремимся добиться результатов, чего бы нам этого не стояло, — Матерь расхаживала из стороны в сторону, как живой маятник, не останавливаясь ни на секунду; её руки жестикулировали, а взгляд потеряно блуждал по всей окрестности. Она больше не смотрела на него. Разговаривала будто бы сама с собой, о чём-то том, что известно только ей. — Но оправдает ли себя риск? Получим ли мы в итоге то, чего хотели? Чего сильнее всего желали? — женщина удручённо покачала головой. — В любом случае, не попробуешь — не узнаешь.
Её монолог выглядел так, будто бы она говорила непосредственно о парне, о его действиях, попытках сбежать, но одновременно о ком-то другом. И это привело в замешательство.
— О… о чём вы? — неуверенно выдал он, внимательно следя за каждым шагом владычицы.
Почувствовав его пронизывающий взгляд всем телом, Матерь приглушённо посмеялась.
— Скажи мне, Стефан, — она проигнорировала его вопрос, сделала вид, что ничего не говорила; вырвавшись из собственных дум, Миранда вновь вернула ему своё внимание. — Действительно ли ты был готов отнять чью-то жизнь ради собственных интересов? Жизнь моих детей в обмен на одну… — каждого слово, выходящее из её пухлых губ, несло за собой какой-то двойной смысл, который молодой человек уловил, но не смог понять.
— Я… да. — подтвердил Стеф. Он знал, что ответ Миранду не удовлетворит, что божество покарает его за одну лишь мысль о посягательстве на её отпрыска, но грудь сама выталкивала из него признание. — Я всем сердцем желал выбраться из замка и пронзить Альсину Димитреску тем самым злополучным кинжалом. По крайней мере, до тех пор, пока…
Когда женщина остановилась, парень заметил на её лице многозначительную ухмылку. Складывалось ощущение, что ответ пришёлся ей по душе, но при этом вызвал дольку насмешки. Смертный ни за что не убил бы божество. И её явно волновало не это.
— … пока не отбросил попытки бежать. — продолжил парень, выждав её реакции. — Если вы имели ввиду меня, когда говорили о борьбе до последнего — вы немного ошиблись. Я опустил руки, смирился, свыкся… слишком быстро. Я решил начать жить с чистого листа, потому что…
— Для того, чтобы начать жить по-новому, нужно сперва умереть. — резко перебила его Матерь. — Как бы ты не старался, но прошлое настигнет тебя. Оно уже настигло. — а затем рассмеялась глубоким грудным смехом.
Стефан смог лишь нервно сглотнуть ком слюны, застрявший поперёк горла. Этот смех точно запомнится ему надолго.
— И скрыться ты от него уже не сможешь.
Матерь Миранда вновь сократила между ними дистанцию. Ей безусловно нравилось то, как мускулистое тело брюнета содрогалось в неосознанных попытках защитить себя, как сердце испуганно трепетало, а кровь стыла в жила каждый раз, когда она приближалась. Женщина чувствовала своё превосходство, ощущала свою силу, влияние и с наслаждением упивалась страхом, что испытывала всякая несравнимая с ней букашка.
— Существует заблуждение, что жизнь человеку даётся лишь раз. — пугающе прошептала Матерь, положив свои ладони на мужские плечи, дабы, в случае чего, не позволить парню сбежать. — Но это не так. Узрев Тёмного Бога воочию, я обрела древние познания, которые помогли в этом убедится. И тогда мне стало понятно — лишь переродившись можно начать всё сначала.
Стефан затрясся, когда её безумный взгляд впился в его голубые глаза, а пухлые губы скривились в ядовитой ухмылке. Сейчас она звучала и выглядела, как местная сумасшедшая, а не всесильная святая и та это, видимо, подметила тоже: выпустив Стефа из крепкой хватки, сразу же оттолкнула от себя, будто бы ранее держала нечто отвратительное. Брюнет пошатнулся от сильного толчка, тряхнул головой, затем, набравшись духа, спросил:
— Зачем вы мне всё это говорите?
Аккуратно переступив через сокрушённую тушу монстра, Матерь её внимательно осмотрела: вместо жёсткой мокрой от таявшего снега шерсти, вместо торчащих наружу рёбер, вместо ошмётков внутренностей и разлившейся крови останки существа были покрыты кристаллическими субстанциями (точно такими же, как в глубокой ране Кассандры), а из центра, сквозь твёрдые тела пробивались мерзкие гибкие отростки, тонкими червями извиваясь на последнем издыхании. Это было поистине мерзкое зрелище.
— На что ты готов ради дорогих тебе людей, Стефан? — тихо спросила она, вновь проигнорировав недоумение молодого человека, даже не поворачиваясь в его сторону. Взор Матери был прикован исключительно к умирающему нечто, что до последнего хваталось за жизнь своими отвратительными усиками.
Этот простой, казалось, вопрос поставил Стефана в тупик. Пока Миранда тщательно разглядывала творение, которого, как он думал, являлось делом рук её уродливого отродья, парень окинул мимолётным взглядом мрачные верхушки старинного замка, что почти сливались с тёмной синевой сумеречного неба. Где-то там, за большими окнами, ведущие в спальни юных хозяек, каждая из них сладко спит и видит третий сон, даже не подразумевая о приближающейся беде. Мысль о том, как омерзительные деревенские мужики застают сестёр врасплох; как наказывают всех троих за чудовищное обращение с людьми, подвергая обнажённые девичьи тела смертельным для них холодом; как истязают, мучают и издеваются грязными, непристойными способами над девушками… над дорогими ему девушками; заставляла со злобой сжать кулаки и глаза вспыхнуть яростным огнём. Этот огонь не предвещал ничего хорошего. Это пламя обещало обидчикам адские муки, если вдруг шаловливая улыбка Даниэлы пропадёт с её лица, если бесовские искры в янтарных очах Кассандры потухнут, и если гордый, ровный стан Бэлы разлетится тысячью кристаллических осколков по мраморным полам их ныне ненадёжной обители. И тогда, поняв, насколько сильно скрипят друг о друга зубы, как пальцы судорожно сплетаются об одном только представлении о вреде дочкам Димитреску, Стефан уразумел: несмотря на всю ту боль, что причиняла ему каждая из сестёр, он взаправду полюбил их. Никакие феромоны, никакое помешательство, ни тем более чары более не волновали его. «Во власти я безумия или нет, но определённо знаю: стоит лишь одной мушке замертво пасть на холодное покрытие — я утоплю эту грёбанную деревню в крови, во что бы то ни стало».
