— Слишком сильно опекает?

— Да. Но не пойми меня неправильно. Я люблю её и ценю всё, что она для нас сделала, делает и будет делать, однако…мне давно не десять лет, Стефан.

Он лишь согласно кивнул, продолжая наряжаться после какого-никакого, но сна. Вряд ли молодой человек знал, как будет правильнее отреагировать на подобное, тем более, что ответ не сильно-то и был нужен.

— Поторопись, — командным тоном выдала ведьма, моментом сменив тему, — Ночь вечно длиться не будет.

— Бэла.

— Что?

— Спасибо.

— Тебе ещё не за что меня благодарить.

— Почему же? Ты вызвалась мне помочь, хотя совсем не обязана этого делать. Даже наоборот — должна была наказать меня за непочтительность, наглость и излишнее любопытство. Ты и матери ничего не рассказала, а это твоя обязанность. — он подошёл к ней чересчур близко. В и без того маленькой комнатушке стало слишком тесно. — Я знаю, что мои ночные хождения и подозрительные махинации ты выдала за деяния горничной Илины, отчего она понесла незаслуженное наказание. Мне совсем это было не по душе, но…ты таким образом уберегла меня от такой же участи, пусть я и заслужил получить лезвия ножа в шею намного больше.

— Стефан…

— Даже сейчас…готова пойти наперекор запретам матери и оказать мне поддержку в помощи моему родителю, обокрав собственную сокровищницу.

— Стефан!

— Что не так?

— Я ведь могу и передумать. Прекрати это.

Парень тяжело выдохнул и остановил свою речь о признательности. Складывалось впечатление, что беловолосой ведьме абсолютно не нравилась и мысль о том, что она может показаться не такой плохой, как хотелось и как было нужно. Это расстраивало, но одновременно оставляло где-то глубоко надежду на то, что она действительно выделялась среди жестоких и безумных сестёр.

— Ты готов? — после недолго молчания спросила она.

— Да.

— Держи, — ведьма взяла с кровати, — видимо там оно оказалось благодаря ей — чёрную поношенную шинель и подала его парню, — В одной рубашке будет прохладно.

— Ого, а я уже попрощался с ним. — Стеф живенько накинул пальто и плотно запахнулся. — Думал, что вы его выбросили.

— Мы хотели. Но, знаешь, валяется оно себе в темницах, никому не мешает. — отшутилась блондинка.

— Это дедовская шинель, — пояснил он, отряхивая от пыли и грязи полы пальто, — Он её с войны принёс, по рассказам отца. Дорога мне, как память.

— Старым вещам свойственно вызывать разные эмоции, но они тянут нас назад, в старую жизнь.

Блондинка кончиками пальцев смахнула пылинку с плечевых накладок его верхней одежды и какое-то время просто молчала. Затем продолжила:

— Иногда проще будет от них просто избавиться.

— У тебя были такие вещи? — осторожно поинтересовался парень, заглянув ей в глаза.

Но колдунья лишь отрицательно помотала головой.

— У меня и воспоминаний-то никаких нет. Пойдём уже.

***

В Главном Зале было необычайно темно. Со всеми обывателями спала и грозная твердыня, погружённая во мглу и безмолвие. Даже шаловливый огонёк в топке был потушен, лишившись очередной возможности выбраться за пределы большого камина. Стефан и Бэла ступали по лестнице тихо, старались не стучать каблуками по твёрдым доскам, дабы своими шагами не привлекать ненужное внимание и не нарушить чуткий сон остальных хозяек замка. Было бы крайне тяжело объяснить им, что эти двое делают вместе так поздно и по какой причине каждый облачён в тёплую уличную одежду, посему осторожность лишней не будет.

— Т-ш-ш! — шикнула девушка, когда под туфлей брюнета скрипнула ступень. — Не так громко.

— Прости. — шепнул он.

— Будешь прощения просить у мамы, если не перестанешь шуметь.

И тут мелкие волны дрожи пробежали по позвоночнику, сотрясая всё тело. С того случая, когда он отлично провёл время со всеми тремя сёстрами, парня до сих пор не отпускал страх. На утро, как и думал, молодого человека ожидал серьёзный неприятный разговор с их матерью, последствия которого не давали покоя.

«Омерзительный мужлан!», — вспоминает брюнет — «Как ты посмел протянуть свои грязные лапы к моим дочкам?!». Голос Леди Димитреску раздавался у него в голове словно раскаты грома. Женщина гневно кричала, бурно жестикулировала, а в её золотых глазах пылала ненависть, пылало сильное желание пролить мужскую кровь и прервать его юную жизнь прямо здесь и сейчас. «Что эти девчонки, ради всего святого, тебе позволяют?!» — продолжала восклицать она, обращаясь к молодому человеку. — «Ты — мерзкое животное! Посмел вести себя подобным похабным образом в МОЁМ доме! Я чуть не ошиблась на твой счёт. Чувствовала же, что ты такой же, как и все мужчины! Тебе не по силам меня одурачить, мерзавец!». И в один миг Стеф ощутид неизмеримо мощный шлепок большой ладонью по всему боковому отделу лица. Удар выбил из глаз искры, вся опочивальня почернела, и парню на минуту показалось, что он и вовсе ослеп. Такой толчок заставил смирно стоящее тело пошатнуться, а шея болела так, словно голова едва не оторвалась и не покатилась по полу. «У тебя остался последний шанс, слуга. Ещё одна такая выходка и отправишься на корм свиньям!».

А после она подвесила его за руки, вонзив во внутренние стороны кистей острые крюки, на цепи, прикованные к потолку её покоев. Болтался молодой человек в таком положении часа два, но позднее, когда необходимо было выполнить кое-какие обязанности, Камелия освободила беднягу из пронзающих кожу оков, нажав на рычаг спуска металлических нитей. Сама главная камеристка не промолвила ему ни слова, бросала пренебрежительные взгляды и изображала какую-то необоснованную обиду. Очевидно, отношение первой горничной к брюнету испортилось окончательно. Но из-за чего? Из-за того, чего не было? Конечно, может и было, но не там, не на этом злополучном диване и уж тем более не будучи пойманными в самый неподходящий момент. Стефан вполне понимал, что заслуживает наказания за свои поступки, но абсолютно не за это. Однако, если Госпожа разгневалась на него по такому несбывшемуся случаю, то что с ним будет, узнав она намного больше? Да и неужто взрослая женщина не догадывалась о интимной близости своей извращенной младшей "дочери" с её новыми "игрушками". Сразу же возникает мысль, что дочки для неё и правда подобны малым детям, навечно застрявших, по её вине, в теле совершеннолетних девушек. «Я не такая добрая, как мои девочки» — проносилось в голове раз за разом. — «О, несомненно».

Стефан оглядел свои забинтованные ладони. В воспоминаниях всплыла картина, как ещё вчера Даниэла нежно водила языком по сквозной ране, вкушая его запёкшуюся кровь, затем тщательно обматывала кисти белой марлей, как будто делала это не первый раз. Альсина Димитреску строго настрого запретила Стефу приближаться к её созданиям, но, кажется, на них этот запрет не распространялся.

— Бэла, каким образом вас наказала Госпожа? — спросил он в полголоса, поравнявшись с ведьмой, которая поспешно шла впереди.

— Ты действительно хочешь поговорить об этом сейчас?

— Ну…

— Ничего такого, — с натянутой улыбкой, тихо ответила блондинка. — Она отходчивая. Пришлось всего-навсего навести кое-какой порядок в подземелье. Бытовой труд и самообслуживание — худшее наказание, что мама могла придумать. Это так…унизительно.

Молодой человек театрально развёл руками и почти сочувственно покачал головой. Бэла же, заметив такую ироничную реакцию, ткнула его локтем в левый бок.

— Мы с роду этим не занимаемся, — начала оправдываться старшая дочь хозяйки замка. — Пусть грязную и кропотливую работу выполняют слуги.

«С роду» — усмехнулся он своим мыслям, — «С какого именно?». Стефан сомневался, что все три девушки были знатных кровей, но Альсина, осуществив свой ужасный опыт, свою чёрную магию, внушила им обратное, словно являлись они единственными, после названной матери, наследницами семейства Димитреску.

Парень и не заметил, как они подошли к тому самому главному входу во дворец, порог которого месяц назад перешагнул самолично, вследствие чего застрял в этих роскошных, но чудовищных чертогах до самой смерти. Сейчас обширная дверь не была защищена толстыми деревянными брусками, напоминающие клетку, что не могло не удивлять, ибо Стеф точно знал, что закрыты они постоянно, а ночью-то и подавно.