Молодой парень, не отрываясь, следил за умелыми движениями своей ладони, носившейся по клавиатуре так стремительно, что глаза какого-либо простака, неосведомлённого в технике владения музыкальным инструментом, не поспевали бы за ней; и заметил, как красная струйка стремительно стекла по запястью, попав на белую клавишу, оставляя на ней карминовый след. Он испуганно отпрянул от фортепиано, прерывая свою игру, но звуки, издаваемые из акустического блока, почему-то не прекратились. Всё та же мелодия продолжала разноситься по помещению, а пластины, будто по велению человека-невидимки, самопроизвольно сдавливались. Тревожным взглядом брюнет оглядел собственные руки, на которых кривых кровавых полос оказывалось всё больше, затем увидел, как рукава, низ и грудь белоснежной рубашки пропитываются тёмно-багровым цветом. Столь неприятная картина заставила музыканта вскрикнуть от ужаса, но услышать собственный голос он почему-то не смог, словно кто-то перерезал связки и лишил возможности кричать. Острая неизмеримая боль появилась в области груди, а во рту почувствовался отвратительный металлический привкус. Его напуганные до смерти голубые глаза тут же забегали по лицам трёх девушек, моля о помощи. Однако, в них не проглядывалось совершенно ничего, лишь уголки губ, измазанные каплями крови, нервно задёргались. Каждая пожирала хищным взором глубокую рану в грудной клетке молодого человека и не промолвила ни слова, словно три неживые ледяные скульптуры, а не молодые девушки, опирались на большой клавишный инструмент. Музыканту хотелось вопить, стонать от острой, обжигающей лёгкие, боли, но горло сильно сжалось и более не пропускало ни малейшего звука, заперев его в плену верхних рёбер. Он ощущал, как жизнь покидала тело быстрыми тёмно-красными каплями, струящимися из побелевших уст и отверстия в центре; но приближение смерти мучило тягучем ожиданием, будто старуха с косой медлила прежде чем забирать душу ещё юного парня, отчего каждое колотое чувство в груди, точно кто-то размозжил кости, с каждым затруднительным вздохом невыносимо отзывалось, заставляя слёзы брызнуть из глаз.

Вся оперная завертелась безумной каруселью; музыка, доносящаяся из фортепиано, под потусторонним велением, ускорилась и зазвучала всё громче, пламя свечей замерцало чаще, а холодный воздух ворвался в помещение сквозь разбитые им же окна. Но злобный громогласный женский смех особенно выделялся среди ужасающегося беспорядка: Госпожа заливалась безудержным демоническим хохотом, как сумасшедшая, сидя спиной к фортепиано, даже не поворачивая голову, словно и без того знала, что происходило позади неё. Ошеломлённый, напуганный музыкант попытался произнести хоть что-то, но губы лишь дрогнули, и поток кровь вновь устремился на белые клавиши. Если бы он всё же смог выдавить из себя слово — его никто бы не услышал: шум заполнял все вокруг, таща сознание рывками в омут первобытного ужаса, не позволяя сосредоточиться на чём-то ещё. Однако, в этом аду раздался чей-то нежный голосок, приглушая всё остальное.

— Стефан.

Как утреннее пение птиц после кошмарной долгой безмолвной ночи раздалось откуда-то из вне. Приятный глас мгновенно успокоил и вывел из состояния тревоги. И парень окинул взглядом стоящих пред ним девушек, в надежде понять, кто обратился к нему.

— Стефа-ан.

Но их губы были закрыты, а его имя продолжало тянуться ласковым тоном по комнате.

— Стефан!

Брюнет резко проснулся; раскрыл глаза и увидел перед собою, сидящую на уголке маленькой односпальной кровати дочь Госпожи. От такой неожиданности и лёгкого испуга парень едва не подскочил, но руки девушки, что крепко держали его за плечи, не давали возможности двинуться. Сердце бешено колотилось, казалось, ещё немного и оно выпрыгнет из груди, дыхание участилось, словно лёгким нахватало кислорода, а тело покрылось холодным потом. Он растерянно глядел в её жёлтые глаза и изумлённо произнёс вполголоса:

— Б-Бэла?

Беловолосая ведьма облегчённо выдохнула и утвердительно кивнула головой, выпуская из цепкой хватки плечи молодого человека.

— Дурной сон? — спокойно спросила она, положив ногу на ногу.

— А? — сильное недоумение не позволяло окончательно пробудиться и прийти в себя, отчего Стефан не успевал о чём-либо подумать. — Типа того…

Парень как следует протёр глаза и внимательно всмотрелся в лицо старшей дочери Хозяйки, будто проверял настоящая ли она. Сон был таким реальным, что до сих пор казалось, словно он находится в Оперной Комнате.

— Я, — девушка указала на красные чёткие следы пальцев на его плечах, — Пыталась тебя разбудить. Ты просто метался по кровати, как в бреду.

Он не обратил никакого внимание на её слова. Из-за полного мрака в маленькой кладовочке Стеф не сразу заметил на ведьме верхнюю одежду, вместо повседневного чёрного платья, что они с сёстрами обычно носили. Выглядело это довольно непривычно, посему интересом завладело мгновенно.

— Что-то случилось? — полюбопытствовал он, взъерошивая руками свои и без того растрёпанные волосы.

— Не совсем. Я всего-навсего поняла, что не смогу позволить тебе бродить по подземельям замка и рыскать там в поисках наших семейных реликвий без присмотра.

— Но…

— Не перебивай! — велела она и прислонила указательный палец к его губам. — Потому я решила, что помогу с поисками. Мне будет спокойнее, если ты не натворишь делов и не сунешься туда, куда не следует. Мы окажем твоему отцу денежную поддержку…вместе.

От такого заявления Стеф обомлел. Понятное дело, что никакую поддержку он отцу оказывать не собирался, в принципе и не хотел, но неужели она всё это время держала это враньё в мыслях?

— Я…благодарен, Бэла. Но в этом нет нужды, правда…

— Не болтай ерунды. Я уже сказала, что не дам тебе блуждать в местах, где тебе не делать нечего.

— Нет, ты не поняла, — брюнет неуверенно почесал затылок, — Я нынче за сокровищами не бегаю.

— Уже опустил руки?

— Можно и так сказать. Риск не оправдан, да и отец похоронил меня почти как месяц. Думаю, он смирился.

— За месяц-то? Прекрати так говорить! Ни один родитель не смирится со смертью своего ребёнка. — возразила беловолосая. — Ты же хотел помочь ему…со мной тебе нечего боятся. Давай, вставай.

Молодой человек без всякого желания привстал с кровати, потянулся и взял с изножья небрежно повешенные брюки. Обнажённый вид парня не слишком смущал колдунью; она с невозмутимым взглядом наблюдала за его действиями, неторопливыми движениями, как он с трудом натянул штаны, невысоко подпрыгнув, и за различными медленно заживающимися ранами с корочками свернувшейся крови на его оголённом торсе. Таких увечий было много. И Бэла солгала самой себе, если бы сказала, что места, из которых не так давно сочилась багряная жизнь, не вызывают у неё приятный трепет по всему телу.

— И куда нам предстоит отправиться?

— Мама как-то рассказывала нам, что за Горным Ручьём есть фамильная сокровищница, где хранятся все богатства нашего рода. Ну, по крайней мере, хранились. Это было так давно… — блондинка немного призадумалась. — Впрочем, если местная деревенщина до неё не добралась и не растащила наше добро — можно будет взять какую-нибудь маленькую, драгоценную вещицу.

— За Горным Ручьём? — Стеф искренне удивился, оторвавшись от застёгивания пуговиц на рубашке. — То есть, мы покинем замок? — эта мысль сразу же воодушевила его и наполнила душу невиданным восторгом. — Но…разве вам не запрещено покидать дом? — однако, тут же озадачила ещё больше. — Ваша мать говорила, что зимой ни одной из вас не следует выходить на улицу. Да и я прекрасно помню, что случилось, когда разбилось то злополучное окно; и столовая погрузилась в смертельный холод.

— Запрещено, — подтвердила она, — Но сейчас даже ночью погода позволяет насладиться плюсовой температурой, а это уже не столь смертельно. К тому же, я тепло одета. — Бэла продемонстрировала свой наряд во всей красе, обведя его руками. И пусть в помещение было темно, Стефан сумел разглядеть вид её верхней одежды: девушка была закутана в серую длинную шерстяную накидку с большим меховым капюшоном, покоившемся на плечах; под ней еле проглядывалось новенькое строгое чёрное платьице, явно куда полезнее в борьбе с морозами своим высоким воротником, скрывающий декольте, которое любили подчёркивать все трое. А на ногах выделялись тёмные шевровые полусапожки со сложной шнуровкой. Выглядела она безусловно потрясающе. — Мама просто-напросто переживает, что из-за нашей уязвимости нам смогут причинить вред. И я понимаю её беспокойство, но иногда она слишком…