Ребёнок и его мать, их связь? Это святое! В моём понимании. И этого не изменить.

– Врагов и мужей всегда следует держать в неведении. Если они не до конца понимают, кто вы и чего хотите, они никогда не угадают, что вы сделаете дальше.

– Особенно это не трудно, если всё взаправду обстоит так.

– Итак? – сухо спросил Кьяр, стоило нам остаться одним, если не считать Кати, уснувшей на моих руках. – Чего ты добиваешься?

Я не торопилась отвечать на этот вопрос. Просто не знала что сказать. Точнее что сказать я знала. И знаю. Например, о том, что хочу быть с дочерью. Не желаю упустить ни одного мгновения рядом с ней. Или о том, что ни за какие коврижки не надену пояс смертника, как переименовала про себя тот ужас.

Но будет ли это уместно? Да и вообще мне надо быть до предела осторожной в высказываниях, пока не выясню всё. Что это за мир, что я за человек, что за человек мой муж. Моё новое прошлое. И что на самом деле происходило между мной и лордом Вайризом. Пока что могу сказать это то, что он меня ненавидит. Что я явно не отличалась верностью. Но мы были близки, раз у нас общая дочь и он от чего-то абсолютно уверен, что она его. А ещё он считает меня сумасшедшей старухой. Ах да, по его словам так считали и все окружающие. Его же об этом предупреждали. Но это не помешало ему жениться на мне и спать со мной. Сомневаюсь, что он делал это из-за того, что у меня какая-то золотая вагина.

С ходу могу предположить два варианта.

Первый? Я как-то его околдовала и заставила жениться (природным обаянием или опять-таки магией, если она тут есть). Но мужик очухался и теперь возмущён. А разводов тут нет. Притянуто за уши, но тут всё не слава Богу, чтобы сильно придираться к данной версии.

Второй вариант? У меня было что-то, что нужно Кьяру. Банальный расчёт короче. Женился ради денег, земель и чего-то там ещё. А чтобы упрочить своё положение? Нужен наследник. Пришлось со мной спать. И, по всей видимости, мне претило всё это, и вела я себя не лучшим образом. Может и гуляла. Может ещё что.

Если вспомнить удивлённые взгляды прислуги, стоило мне заговорить с ними, то вполне уместно заключить, что характер у Эмили, без понятия кто она там в девичестве, был не сиропный. Усмехнулась про себя, потому что, несмотря на смену хозяйки, последнее, в общем-то, не особо изменилось. Не повезло же им. Шило на мыло. Правда, смею надеяться, что я умнее. И осторожнее.

– Ты будешь отвечать или нет? – рявкнул супруг, которому надоело ждать, пока разрожусь оправданиями своему произволу.

– Прости меня, – выдавила я, покаянно опуская глаза вниз.

И вовсе не потому, что мне за что-то стыдно.

– Ты извиняешься? – не на шутку удивился муж.

– Да, – кивнула.

И как мне казалось, трогательно прикусила нижнюю губу.

Мужчины же любят таких баб? Трогательных, беззащитных. Зависимых. От них. Их воли. А как ни крути это же средневековье! Хочется мне того или нет. А значит место женщины одно – у ног своего господина. Отца, брата, опекуна, мужа. А может и короля, если таковые тут имеются.

Было ли мне противно разыгрывать этот спектакль? Есть немного. Но ради котёнка пойду и не на такое. Понятно, что сразу мне никто не поверит, но постепенно камень за камнем, Рим не за один день строился.

– И в чём же ты была не права? – резко успокоился супруг, но тон его не стал от этого более приветливым.

Да уж. Но хотя бы не кричит.

– В том, что ослушалась тебя, – произнесла убитым голосом, что было несложно, потому что в этот самый момент намеренно вспомнила собственное состояние, когда он отнял у меня моё сокровище. – Но пойми. Я раскаиваюсь в своих прошлых поступках. Когда родилась Катя, то это изменило меня. Помогло мне понять, что ради неё я стану лучше. Я хочу стать ей настоящей матерью. Заботиться о ней.

Вот так. Мой ход сделан. Точнее первые шаги в сторону прощения. Теперь дальнейшая тактика зависит от его ответа. И мне было немного страшно. Я словно играла в морской бой, но при этом не знала не только о дислокации его кораблей, но и своих. Согласитесь, не очень выгодная позиция для выигрышной партии.

– Давай-ка уточню, Эмили. Ты просишь меня забыть твои слова о том, что задушишь моего ребёнка, стоит ему показаться на свет? И о том, как несколько раз пыталась избавиться от нежелательной для тебя беременности? Или о том, как пару раз чуть не прирезала меня, лишь бы избавиться от гнёта ненавистного тебе узурпатора Центурии и твоего личного? За это ты просишь прощения?

У меня в глазах потемнело от ярости. На саму себя. На ту прошлую сучку, что творила такое. Нет. Может она и имела право хотеть прикончить лорда Вайриза. Тут я ей не судья. Кто там знает, что у них за отношения. Может он её бил. Или измывался. А может ещё что похуже. Но покушаться на мою Катю?! Это…

От шока у меня сжались в тонкую полоску губы. Захотелось наказать собственное тело за то, что творило. За то, что говорило или о чём думало.

Есть такое понятие как селфхарм, что с модного английского словечка переводится как самоповреждение. И был у меня период, после первого развода, когда я резала себя. Там, где никто не видел. Сейчас мне стыдно за такой поступок. Но стоит отдать мне должное, я быстро пришла в себя и обратилась к специалистам, которые за мои же немаленькие деньги песочили мне мозг о любви к себе и горстями выписывали антидепрессанты. Помочь мне это не помогло, но направило агрессию, направленную на уничтожение бесплодного бесполезного тела в другое русло. В русло второго брака.

Так вот! Сейчас ярость, направленная на эту оболочку, стала во сто крат сильнее, чем тогда. На миг мне стало страшно, потому что нестерпимо захотелось ломать самой себе кости. Раздирать ногтями в кровь. В клочья. От необдуманных, непоправимых поступков меня спасла… Катенька, которая зашевелилась во сне, а её крохотная ручонка опустилась на то место, где у меня как бешеное билось сердце.

Судорожно выдохнув, я подняла глаза на мужа, смотрящего на меня с непроницаемым выражением. Удивительно. Обычно я легко читаю людей. Но его? Не смогла. Не в этот раз. Наверное, всё дело в шрамах. Они делали из его лица маску. Не совсем живую «говорящую» маску.

– Я подумаю над твоими словами, Эмили, и сообщу тебе решение позже, – вдруг произнёс он. – А пока положи Катью. И возвращайся в свою комнату.

Оставлять малышку не хотелось. Но спорить на сей раз не стала. Просто не отвечала за собственные поступки. Мне жизненно необходимо всё обдумать. Слишком много на меня навалилось. И я не справлялась. Аккуратно переложив спящего котёнка в кроватку, наклонилась и поцеловала её в нежную щёчку.

– Скоро, – прошептала ей. – Очень скоро мы увидимся вновь.

И пока не передумала, ни на кого не глядя, выскочила из детской, чтобы кивнуть охраннику, который привёл меня сюда. А затем стремительно рванула дальше по коридору. Благо путь был довольно коротким.  Пара минут и зашла к себе. Привалилась спиной к двери и глубоко вздохнула, приказывая себе успокоиться. Собраться с мыслями. И не делать глупостей.

Но стоило мне нормализовать дыхание, как увидела кое-что, чего не было, когда я уходила. Записка. Она одинокой птичкой лежала на подушке, на идеально заправленной кровати. С замиранием сердца и предчувствуя беду, подошла ближе, чтобы взять её.

– Когда тебе двадцать – свидание сплошное удовольствие, но к тридцати годам ты понимаешь, что у каждого есть свой багаж…

– А когда тебе сорок пять, и ты не помнишь, что там лежит в грузовике с твоим барахлом?! Всё снова как в двадцать?!

Который час не находила себе места, не зная что предпринять. Злосчастную записку я давно сожгла в камине, но избавиться от содержимого, прочно застрявшего у меня в голове, гораздо сложнее. Да и чего там запоминать? На поэму не тянет.