Иногда Тиму снились мелочи. Звонок от девочки, с которой они вместе учились в начальной школе и больше не виделись, а на следующий день Аня находила его в социальной сети и спрашивала как дела. Иногда ему снились ужасы. Чудовище, что забиралась в незапертые окна и поедало молодых красивых девушек. Сны прекратились, когда их соседа Ивана Кузнецова, тот частенько заходил одолжить табуретку, посадили за серию убийств.

Тим мог вытащить случайную книгу с полки, открыть наугад и получить ответ. Мог найти чемодан с побрякушками по знакам. Кстати, тот чемодан он не осмелился забрать – слишком его напугал выпотрошенный труп черного кота неподалеку. Тим думал, что подобные вещи перестанут происходить с ним, когда они уедут из родного города, но его предчувствия только усилились.

Ни на чем Тим не мог сосредоточиться достаточно. Он плохо учился, забивая на пары. Раздражал работодателей, потому что постоянно “витал в облаках”. Единственное, что было его отдушиной до недавнего времени, блог, который он вел на том же ресурсе, что и Сэм. Блог был закрыт под список. Люди реагировали по-разному. Были уверены, что Тим придумывает, советовали обратиться ко врачу или блокировали Тима на своих страницах. И только Сэм заинтересовалась тем, что пишет Тим, а потом предложила ему работу. Теперь Тим очень хотел спросить у Сэм, как она додумалась отправить их вместе с Казом в поместье, но по понятным причинам не мог.

Он закончил с синей папкой и взял такую же увесистую, но черную. Жизнерадостность семейства поражала. Первый рисунок буквально копировал наклейки-бабочки со стен. Тим подумал, что первая папка, возможно, была с рисунками Кристины, а не Эдварда. Хотя, с другой стороны, кто будет рисовать ненавистных бабочек? Рисунки шли в хронологическом порядке, дата была подписана рукой взрослого, и становились все более качественными. Больше деталей, интересные цвета. Одна синяя бабочка, две синих бабочки, бабочки летают вокруг цветка, бабочка с огромной клыкастой пастью… Тим вздрогнул. Он помедлил, а потом перелистнул дальше. Рисунки были сделаны так, что бабочка будто приближалась к тебе и с каждым листом все меньше внимания уделялось крыльям и больше – зубам. Тим дошел до изображения, где была только огромная зубастая пасть и аккуратно открыл следующий лист, по которому буквально размазали настоящую бабочку. Дверь резко открылась, и Тим подрыгнул.

– Что вы здесь делаете? – спросила пани Горакова. – Я везде вас ищу.

– Простите, – пробормотал Тим. – Любовался рисунками вашей дочери.

Тим незаметно вытащил лист с мертвым насекомым из папки и засунул в карман брюк.

– Поговорим не здесь? – дружелюбно предложил он, не глядя засовывая папку на место.

София отодвинулась от дверного проема, выпуская Тима из комнаты, и как он вышел, тут же заговорила:

– Вы видели моего сына. Что вы скажете?

Горакова говорила резко, отрывисто, и при этом смотрела на собеседника прямо, не отводя глаз. Казалось, что она из тех людей, кто с детства привык отдавать людям приказы, а не общаться с ними. Тиму она не нравилась. Он задумался над тем, какой ответ лучше дать, чтобы не попасть в просак.

– Сегодня… это день, когда он ваш сын? – неуверенный в своей правоте спросил Тим.

– Да, – выражение лица Софии неожиданно смягчилось, превратившись из требовательного в просто задумчивое. – Сегодня с утра Эдвард мой мальчик. Я так боюсь, что он потеряет свою душу… Святой отец сказал мне, что это может случиться, если в теле ребенка бес живет слишком долго. Скажите, Тимур… вы так молоды. Вы когда-нибудь делали это? – Горакова посмотрела Тиму прямо в глаза, и в ее взгляде читалось волнение.

– Да, мне пришлось, – и глазом не моргнув, соврал он. – С моим братом произошло подобное. Простите, не хотел бы вспомнить об этом. Сейчас с ним все хорошо. Да и Казимир куда опытнее меня, так что ваш сын в надежных руках.

– Да, мне так и показалась, – пробормотала София, комкая подол своего белого платья. – Вы еще очень юны. Хорошо, что с вами есть опытный наставник. Когда вы сможете приступить? С моим сыном? – спросила она.

– Несколько дней, – неопределенно предположил Тим. – Не переживайте из-за времени. Я понимаю, что вы любите Эдварда и боитесь за него, но нам нужно увидеть его, когда он… не ваш сын.

Тим сделал вид, что произносить подобное ему было тяжело.

– И будет лучше, если мы успеем понять, что привело к подобным… неприятностям. Чтобы не допустить повторения, – Тим сделал драматическую паузу, – с вашей дочерью или с кем-то еще из семьи.

Тим опасался, что он несет жуткую чушь, потому что он крайне мало знал об экзорцизме. Впрочем, София проглотила все эти объяснения, даже не моргнув. Только понимающе кивнула.

– Вас с наставником хорошо разместили? – спросила она без перехода.

– Спасибо за беспокойство, – мягко улыбнулся Тим и взъерошил свои волосы.

Он знал, что выглядит мило, когда так делает. Возможно, только в такие минуты он и выглядел мило, Тим не знал точно.

– Мы живем в конце правого и левого крыла на четвертом этаже. Возможно, есть возможность поселить нас ближе друг к другу или ближе к вашему сыну?

– Подобные вопросы решает мой муж, – отозвалась София. – Но я поговорю с ним и спрошу, возможно ли это. А сейчас прошу меня извинить. Сегодня у детей выходной, но завтра к Эдварду придет преподаватель. Я перевела его на домашнее обучение, временно. Постарайтесь не мешать ему с утра и до обеда.

София развернулась, чтобы уйти, но в последний момент обернулась.

– Ах да, прошу прощения за сегодняшний завтрак. Отныне приходите к завтраку в десять утра. Обед будет в три дня, а ужин в восемь вечера. Мы принимаем пищу все вместе в определенное время, поэтому я прошу вас не опаздывать к трапезе.

На этом пани Горакова повернулась к Тиму спиной и зашагала прочь.

– Да что я такого сказал-то?! – крикнул Каз вслед Тиму, но это было все равно, что кричать вслед уходящему поезду.

Если честно, Каз ляпнул про “присматривать” только из-за того, что Тим начал его раздражать. Было что-то забавное в его вечном недовольстве, но нельзя же быть недовольным абсолютно всем? Да Каз бы крышей поехал, если бы его голова была полна таких мыслей. Впрочем, если Тим и правда воспринимал все, как говорил, то его можно было только пожалеть.

Поскольку Тим убежал наверх, Каз из принципа двинулся вниз. Он снова очутился на первом этаже, прошел мимо уже знакомой пустой кухни и неожиданно вывалился в холл. Ночью Каз плохо рассмотрел его. Холл был просторный. От двери к лестницам вела ковровая дорожка, уже порядком затертая, но все еще производящая впечатление. Рядом с выходом стояла вешалка, на которой одиноко висело чье-то пальто. Каз подошел к двери и уже было толкнул ее, чтобы выйти на улицу, как услышал голос, доносящийся сзади:

– Одноногий Джаакуб за стеной зарыл свой труп!

Каз невольно вздрогнул и обернулся. На него хитро смотрела маленькая девочка лет десяти, повиснув на перилах на нижнем пролете лестницы.

– Привет, – сказал Каз. – Что это за стишок?

– Одноногий Джаакуб за стеной зарыл свой труп! Только он не понимал, что ужасно провонял! Пес соседский от него не оставил ничего! – продекламировала она с выражением, а затем застенчиво улыбнулась.

– Интересный стишок, – сказал Каз. – Где таким учат?

– Мне подруга в школе рассказала, – поделилась девочка. – Только маме не говорите.

– Не скажу. Ты ведь Кристина, да?

Кристина была одета в длинное белое платье до пола. Точная копия платья Софии, только поменьше. У нее были темные волосы, в отца, зато вились как у матери. Мелкими кудряшками, и уже почти достигали поясницы, хотя были заколоты.

– Это я, – сказала Кристина.

– Так что за Джаакуб, который зарыл свой труп?

Стих был странный, как раз в духе их “паранормального” расследования, но Каз помнил о том, что дети в этом возрасте набираются в школе всякой несусветной дичи.