Десмонд повозился, лег на бок. Истома, навалившаяся на него во время бритья, не схлынула совсем, она забилась глубоко внутрь и беспокоилась там, поглядывала круглым глазом, как осторожная птица, — можно ли выйти?

Нельзя.

Потому что это все неправда и плохо кончится. Потому что сейчас нужно думать о важном, а не об этом всем. Да это просто неразумно, в конце концов, — осложнять и без того сложные отношения с непонятным и во всех отношениях чужим человеком. Он китаец! Кто знает, что у него в голове. И пускай Десмонда Вудса больше нет, многие принципы его жизни имели практический смысл, зачем от них отказываться. А принцип «Личная жизнь отдельно» был у него одним из главных. Личная жизнь в личное время и касается только его. Заведения для мужчин с такими же наклонностями, как у него, например, — идеальный вариант. Закрываешь за собой двери и оставляешь все там. Неплохо работали встречи с мужчинами его круга, которым было что терять и которые были заинтересованы в сокрытии этих встреч ничуть не меньше, чем он сам. Пожалуй, даже больше, ведь у них были жены, дети, родители, у Десмонда же не осталось никого, кто мог бы поставить его увлечения ему в упрек. Он чувствовал, что Айрис этого делать не станет, даже если обо всем догадается, она мягкий и добрый человек, всегда о нем заботилась. Нет, она не осудит, но наверняка расстроится. Ей всегда так хотелось детей! Она не могла, как оказалось, иметь своих, и все предвкушала, как женится Десмонд, и уж тогда она понянчится с его малышами.

Он не женится. Его больше нет.

Десмонд перевернулся на спину, вздохнул. Все это нужно забыть и ему, и ей. Айрис найдет себе мужчину получше, и, кто знает, может, даже родит от него. А он… Он поступил правильно, потому что не было решения лучше, он выбрал верно. У такого выбора есть недостатки, конечно, но это меньшее зло. Айрис будет благополучна, а он вернет себе свои деньги и заживет какой-то другой жизнью. В конце концов, он архитектор, он разбирается в строительстве, в том числе в массовом, поточном, а по Европе прокатилась чудовищная война. Почему бы ему не перебраться туда? Конечно, у него нет имени, но с деньгами все проще. Только бы их вернуть!

Сколько вообще мог украсть Флойд? Десмонд нахмурился, припоминая. На Западном побережье Флойд занимался возведением домов средней ценовой категории, ценой от двадцати до сорока двух тысяч долларов, первый взнос при покупке не менее четверти стоимости, то есть от пяти до десяти с половиной тысяч за каждый, а таких домов там полторы тысячи. Столько бы он не продал, конечно, но для скандала хватит и десятка. К тому же есть еще застройка бульвара в зоне В-1, где нет участков меньше двадцати акров и особняков дешевле ста пятидесяти тысяч. Хотя их всего шестьдесят восемь, такие дома, как правило, продаются без рассрочки, не та публика. И нельзя забывать про строительство на месте бывшего Китайского квартала, начатое еще до войны. Наверняка именно там Флойд спелся с китайцами. Говорят, у них мафия, как у итальянцев, да и сама Маленькая Италия совсем рядом, считай, соседи. А что, если Флойд попал им в лапы? Человека, который любит женщин и выпить, нетрудно подцепить на крючок. Что, если он влез в долги и все украденное отдал мафии, пытаясь от нее отделаться? Не потому ли он застрелился?

Ошарашенный этой мыслью, Десмонд сел. Проклятье. Почему он раньше об этом не подумал? Ведь это вполне возможно! Флойд согласился переправить в Европу этого китайца в счет долга! Значит, у него серьезные долги! А что, если мафиози нападут на Айрис? Она для них легкая добыча, совершенно беззащитная в деловых вопросах, потерявшая близких женщина с приличным состоянием! Как он это допустил? Почему не расспросил Генри как следует? С ним, конечно, невозможно разговаривать, но если ситуация серьезная, нужно отбросить церемонии!

Десмонд решительно оделся.

До лестницы он дошел в несколько быстрых шагов, спускался полубегом, но тишина, царящая на первом этаже, заставила его остановиться в нерешительности на расчерченном тенями полу. Генри уснул? В этом, конечно, не было странного, в конце концов, уже глубокая ночь, и Десмонду тоже стоило бы отдохнуть. Но он не мог, ему нужны были ответы! Раздосадованный обстоятельством, которого он не предусмотрел, он постарался придать своему шагу уверенность и звучность, чтобы убедить себя в неотложности вопроса и, если повезет, разбудить Генри, но проделать все это в носках ему не удалось, и подошел он к дивану совершенно неслышно. Остановился снова.

Генри спал на спине, одна рука за головой, другая свесилась с дивана. Тусклая, желтоватая от лампы уличного фонаря полоса света падала в щель меж ставень на его лицо, и Десмонд наклонился, всматриваясь. В самом деле спит? Дыхание ровное. А на щеке и носу легкий пушок — совсем короткий, упади свет иначе, ни за что не увидеть, но сейчас это было похоже на волшебную золотистую пыльцу, очерчивающую тонкий профиль. Зато брови — словно росчерки тьмы, беспросветно черные. Десмонд склонился ниже, разглядывая спящего. Какая странная форма век, не простой и привычный полукруг, опушенный ресницами, но изящный двойной изгиб, у внутреннего уголка глаза короткий и крутой, с острой складкой, а затем пологий, вытянутый к виску. И глазных яблок совершенно не видно, между чернотой бровей и ресниц только ровная и чуть блестящая, словно влажная, кожа. Красиво.

Десмонда всегда разочаровывала очевидная простота собственного лица — прямые брови, прямой широкий рот, прямой нос. Черты правильные, не плебейских пропорций, но ничем не замечательные, случись необходимость — и сказать о нем нечего. Обычный. Конечно, эта обыкновенность ему теперь пригодилась, ведь Флойд тоже ничем особенным не выделялся. Среднестатистический мужчина. Как пишут в полицейских разделах, без видимых примет. А каково жить с вот такой красотой? Или, может, по китайским канонам Генри вовсе не красив?

Металлический щелчок показался Десмонду оглушительным, он вздрогнул всем телом и отпрянул, когда в бедро уткнулось жесткое пистолетное дуло.

— Ложись спать, Десмонд, — тихо произнес Генри, не открывая глаз.

— Я хочу спросить!

— Завтра.

В голосе Генри прозвучало то усталое терпение, с каким матери уговаривают пойти спать расшалившегося малыша, и Десмонд в раздражении отбил от себя руку с пистолетом. Отбил и сам испугался — а если бы выстрелил?

Генри теперь смотрел на него, и глаза его были тьмой. А потом он тонко, медленно улыбнулся. И положил руку с пистолетом себе на грудь.

— Один вопрос. Я отвечу на один.

— Сколько был должен Флойд твоему отцу? — выпалил Десмонд и тут же сообразил, что спросить нужно было не об этом. Нужно было про Айрис. Или нет, тоже нельзя, не так прямо…

Генри глубоко вздохнул, покачал головой.

— То есть долг для тебя только деньги? — Он помолчал, глядя на Десмонда невозможно черными глазами. — Пару лет назад мой отец спас Флойда от больших неприятностей. Сколько Флойд был должен моему отцу?

— Ответную услугу, — пробормотал Десмонд.

— Ну вот мы и разобрались. Спокойной ночи.

Генри закрыл глаза, показывая, что разговор окончен. Полоса света теперь не касалась его лица, она расчерчивала пополам диванную подушку, отсвечивала тусклым золотом на волосах и чуть касалась уха Генри. На нем тоже был пушок.

Десмонд отвел глаза, молча поднялся к себе и рухнул на постель.

К черту. Он подумает обо всем завтра. Он слишком устал.

Комментарий к Часть 13

*трансатлантический лайнер

========== Часть 14 ==========

Когда он проснулся утром, было очень тихо, и Десмонд какое-то время лежал и пытался понять, чем его это тревожит. Что кажется неправильным.

Ветер! Не слышно шума и стука ветвей, к которым успел привыкнуть.

Он выбрался из кровати и подошел к окну. Вид все тот же: пасмурно, сыро, на стекла налипли листья, на земле обломанные ветки. Но теперь все неподвижно. Буря кончилась.

— Все кончилось, — пробормотал он тихо и принялся одеваться.

И прошлое кончилось, но где же будущее? Ничего нет, и дом этот как чистилище, вечное ничто. Это уже четвертый его день, суббота. Приедет ли Айрис? Кажется, он перестал в это верить.