Я все еще пытаюсь расслабиться, уговариваю себя, мысленно проклинаю, но внутри уже начинает нарастать паника.

Все это точно не должно было выглядеть вот так.

Пальцы у него на вкус какие-то солено-кисловатые, и я отчетливо ощущаю кончиком языка кромку его ногтей. Он наконец вытягивает их наружу, так что за ними скользят нити густой слюны, и снова отправляет ко мне между ног. Елозит долго и настойчиво, пока я сжимаюсь, каждую секунду готовая ощутить боль. Короткое прикосновение к клитору вызывает укол возбуждения, но приятное ощущение тут же замолкает, как только он засовывает один палец внутрь.

Ощущение болезненной наполненности, чего-то инородного внутри заставляет напрячься. Он и до этого шутки ради забирался пальцами между моих бедер, но тогда я была влажной, а он не переступал грань, позволяя себе погрузиться лишь на одну фалангу… Теперь он входит сразу всем пальцем, делая внутри круговое движение и замирая.

– Тебе лучше?

Я быстро киваю, но засунуть второй палец он не успевает: я упираюсь ладонями ему в грудь и шепчу умоляюще:

– Подожди… Пожалуйста, давай помедленней.

Он и сам кажется растерянным. Что-то шепчет в ответ, наклоняется, чтобы поцеловать в губы, потом принимается стаскивать с себя штаны и плавки. Его член ударяется о низ моего живота. Тяжелый, налитый кровью, пульсирующий от соприкосновения кожи с кожей. Я уже держала его в руках, и сейчас лихорадочно пытаюсь вспомнить это волнующее ощущение первого опыта, чтобы почувствовать возбуждение поверх страха. Обхватываю горячий ствол пальцами, провожу вниз и вверх, размазываю по головке выступившую смазку. Костя утыкается лицом в мое плечо и тихо мычит. Ему явно лучше, чем мне.

А я – дура. Просто дура. Сама напряглась, сама накрутила себе черт знает что, сама испугалась. Сама виновата, одним словом. Не останавливать же его теперь? Черт знает, когда он потом решит повторить, если в первый раз я окажусь такой неумехой и тормозом.

Но когда он пытается направить член внутрь, утыкаясь головкой в пульсирующее в предчувствии боли, едва влажное отверстие, я все-таки не выдерживаю:

– Прекрати! – и этот голос звучит как будто не от меня, я словно слышу его со стороны.

Стоит ему отпрянуть, как я вскакиваю и, зачем-то прикрывая грудь и лобок ладонями, выбегаю из комнаты.

Его близость, ставшая вдруг невыносимой, словно окутывает меня скользкой, плотной пленкой, из-за которой кожа не может нормально дышать. Мне хочется немедленно смыть с себя его пот и смазку, его дыхание и поцелуи, смыть само ощущение того, что он лежал сверху и касался меня.

Едва ли не в истерике я хватаюсь за мочалку и гель для душа, принимаясь отмываться после этой странной, совсем не сексуальной пытки. Когда взволнованный Костя заглядывает в ванную комнату спросить, как я, на глаза и вовсе наворачиваются слезы, так что я бормочу едва слышно:

– Все окей, все окей, – и быстро смешиваю непрошеную влагу с проточной водой.

Оставаться здесь на ночь я, конечно, уже не хочу. Одевшись после ванной и высушив волосы, я начинаю лихорадочно собираться. Большую сумку не трогаю – я вернусь сюда, когда приду в себя. Но пока мне нужно побыть одной… без него. Понять, что случилось. Почему мое тело не отреагировало, как должно было. Ведь я люблю его! Люблю же?

– Тебе точно нужно уйти? – растерянно спрашивает Костя, видя мои сборы и то, как быстро я скидываю все самое необходимое в небольшой рюкзак. – У меня есть вторая комната, переночуй там… Завтра вернешься в общежитие.

– Нет, мне надо побыть одной, – повторяю я как мантру снова и снова, пока снимаю в зарядки свой телефон, ищу ключи, натягиваю куртку, набрасываю на плечи рюкзак…

– Даже не поцелуешь на прощание? – в голосе Кости и обида, и холод одновременно.

Я морщусь, чувствуя вину, но так и не отвечаю, просто выскальзывая за дверь квартиры.

Сбегать от Кости поздним вечером – это было рискованно и глупо. Идти мне некуда – только в общежитие, а его закрывают в одиннадцать часов вечера. Официально, если до этого времени не вернулся, загулялся, опоздал – ночуй где хочешь. На самом же деле, все зависит от того, какой администратор сегодня дежурит. Если Маргарита Леонидовна – можно даже не пытаться попасть внутрь. Если Ирина Витальевна или, как ее называют старшекурсники, Ириночка Витальевна, – можно проскользнуть. На кого сегодня наткнусь я – неизвестно.

Времени – без пятнадцати, а я все еще в метро. Таким маршрутом я почти никогда не ездила, так что не могу прикинуть, хватит ли мне времени. А ведь от метро еще добежать нужно…

Вагон почти пустой: в противоположном углу мило болтает парочка – парень и девушка, – а напротив меня дремлет, прислонившись к поручню, пожилой мужчина. Я смотрю вверх, на интерактивную схему ветки, гипнотизируя взглядом мигающую точку. Это станция, к которой мы подъезжаем. Моя – следующая.

Теперь, когда первые эмоции схлынивают, меня вдруг невыносимо начинает клонить в сон. Вчера я спала только перед сменой в клубе. Потом работа и университет. По-хорошему, мне бы сейчас лечь спать. Я мысленно молюсь, чтобы сегодня дежурила Ирина Витальевна.

Из вагона я выскакиваю опрометью и, несмотря на усталость, бегу вверх по эскалатору, ловя замечание по громкоговорителю. Рюкзак за спиной кажется слишком тяжелым для таких физических упражнений в одиннадцать вечера, но выбора у меня все равно нет.

На улице дождь. Такой приятный, теплый весенний дождь. Постоять бы под ним, подставив лицо упругим струям, подышать и подумать, какого хрена произошло между мной и Костей. Мы ведь и раньше бывали на близкой дистанции, целовались и трогали друг друга… Почему сегодня, когда все должно было произойти, меня переклинило, как старую ржавую машину?! Уверена, он растерян не меньше моего.

Но времени на подумать у меня просто нет, так что я бегом лечу по лужам, чувствуя, как вода катится по растрепанным волосам и попадает за шиворот, между грудей, катится по телу до самой талии и застревает там, начиная медленно впитываться в плотную джинсовую ткань.

В двери общежития я заскакиваю ровно в без одной минуты одиннадцать, тут же на пороге сбрасывая с себя мокрый рюкзак, роняя его на пол, а сама падая на пластмассовый стул у входа и закрывая блаженно глаза.

Неужели успела!

– Ариша, что с тобой, девочка моя? – раздается совсем рядом, и я улыбаюсь, даже не разлепляя сонные веки:

– Здравствуйте, Ириночка Витальевна.

– Здравствуй, – женщина подходит ко мне и кладет теплую ладонь мне на лоб: – Так и простыть недолго. Сейчас принесу тебе кружку горячего чая.

– Спасииибо, – протягиваю я с благодарностью.

Через пять минут она и вправду приносит мне чай, а я тем временем стягиваю с себя мокрый плащ и выжимаю волосы.

– Ну там и ливень, – замечает женщина, протягивая мне кружку.

– Это точно, – я киваю и принимаюсь жадно пить. – Но самое главное, я успела до закрытия! Хотя вы бы мне все равно открыли, я же знаю… – я смотрю на Ирину Витальевну с нежностью, а она неожиданно хмурится:

– Место-то твое заняли!

– В смысле? Как это? – не понимаю я.

– Ты не появлялась две недели и забыла заплатить за вторую половину месяца.

– Вот черт! – я ударяю себя ладонью по лбу.

– Андрей Платонович поселил на твое место первокурсницу. Она из дальнего Подмосковья, очень долго добиралась на пары и вечно опаздывала, вот и решили устроить ее в общежитие.

Все, что я могу, это простонать:

– О божеее… И свободных мест вообще нет? Хотя бы ночь переночевать? Завтра я что-нибудь придумаю…

На самом деле, я понятия не имею, что тут можно придумать. Вернуться к Косте? Попроситься к кому-нибудь из однокурсниц? Беда в том, что за два года учебы я так и не сдружилась ни с кем достаточно крепко, чтобы позволить себе такое. Хорошие приятельницы у меня были, но подруги… подруги все остались в Вологде или разъехались после школы по другим городам: Питер, Ярославль, Великий Устюг. Одна девчонка вообще свалила в Пермь. Только я выбрала Москву. Самая смелая – говорили мне. Ну… или самая долбанутая. Это звучит более реалистично.