— Ага, и Дед-Мороз существует, — презрительно фыркнула я, стряхнула крошки и легла.
Хочет верить в небылицы — пусть верит. Она, может быть, и вправду до сих пор верит в Дед-Мороза и Снегурочку. Ну скажите на милость, откуда в старых развалинах космический корабль? Скорее всего, потопали наши путешественники через поле в село, мороженое покупать, да и угодили в детскую комнату милиции, а завтра их на автобусе привезут обратно и сдадут Марье.
И уже засыпая, я вспомнила ту странную звуковую волну.
====== V ======
В лазарете народ будили не горном, а руганью.
— Вставайте, бездельницы! До двенадцати спать собрались? Марш на зарядку! Весь ваш отряд на ногах, одни вы храпака даёте! — прокричала медсестра и открыла занавески.
— Отряд? Они уже прилетели из космоса? — спросила я, продирая глаза, и лохматая после сна Танька скорчила мне зверскую рожу.
— Из космоса, откуда же ещё, — буркнула медсестра. — Им сегодня Марья Ивановна такой космос устроит, что они на Луну улетят. Быстро на площадку!
Мы оделись и пулей… эээ, пулями помчались делать зарядку. Ура! Все наши были на месте, стояли с ногами на ширине плеч и дружно двигали руками под счёт физкультурника: «Раз, два, три, четыре!» Словно ничего и не случилось. Хотя нет, вру. Как-то у них глаза у всех горели по-особенному, и переглядывались они не хуже, чем мы с Танькой и Бамой на допросе.
— Опоздавшие, пять отжиманий! — крикнул физкультурник, и мы послушно бухнулись в песок.
Отжиматься умела только Танька, я халтурила. А Бама вообще как легла, так и осталась лежать, трепыхаясь на своих тоненьких комариных ручках. Над ней заржали, и кто-то сострил:
— Председатель, какой пример своему отряду показываешь?
— Р-разговорчики в строю! — рявкнул физкультурник. — Ртищев, десять отжиманий штрафных.
С возвращением сбежавших жизнь в лагере мгновенно вошла в колею. Начальство успокоилось и позвонило милиции, что дети нашлись, а милиция позвонила родителям. Скандал отменили. Прорабатывание отложили на попозже, а пока делали вид, что первый отряд вернулся из запланированного похода и всё в ажуре. Но мы об этом пока не догадывались, мы знай отдувались на площадке, приседая и делая махи конечностями.
Едва закончилась физкультура и нас погнали умываться, как мы с Танькой накинулись на ребят с расспросами. Но в ответ все отвечали одно: «Самим надо было лететь!» — а некоторые, вроде Машки, ещё и языки показывали. Ничего не сказали и за завтраком, и за шахматами, и на баскетболе, только переглядывались да хихикали. Особенно важничал Игорь — ходил гордый, как индюк, и блестел своими круглыми очками. Где ему их только купили? Ведь все очки, которые продаются в оптике, квадратные. По блату, наверно, достали.
И Танька не выдержала. Когда мы всем отрядом рисовали стенгазету и Люся на минутку вышла, Танька громко обложила всех матом и потребовала:
— Колитесь, где вы целые сутки шатались!
— Мы тут за вас пострадали, между прочим, — поддержала я подругу. — Нас три часа допрашивали с пристрастием. А мы вас не сдали! Почти…
Чуть не лопаясь от самодовольства, они попереглядывались ещё немножко, и Игорь сжалился над нами:
— Ну что, расскажем?
— Расскажем!
— А лучше фотки покажем с Сатурном. Вон у Машки полная плёнка.
— Да это ещё месяц ждать, пока проявят.
— У меня есть копирка! — заорала Танька рыжая. — Можем плёнку под одеялом вынуть и завернуть. А Колька отнесёт в местную фотолабораторию, и уже завтра будут фотки! Посмотрим, какой там у вас Сатурн.
— Сатурн зэканский, — мечтательно сказала одна из Иринок, и по кабинету зашелестело: «А какие у него кольца! А как мы астероид успели щёлкнуть… А помните, как мы близко подлетели — как там пятна видно! Жаль, что плёнка чёрно-белая…»
О нас словно забыли. У Таньки отвисла челюсть, я тоже заскучала, и только Бама как ни в чём не бывало продолжала рисовать юных пионеров в углу стенгазеты. Рисование людей и придумывание текстов мы всегда сваливали на неё, потому что больше она ни на что не годилась.
— Вы чё, ребя? — кисло спросила Танька. — Сговорились, да?
— Понимаешь, — начал Игорь, но тут в кабинет вошла Люся, и мы все срочно организовали видимость работы.
У Люси на лице светилась затаённая радость, словно она приготовила нам сюрприз. Собственно, так оно и было.
— Все построились и на выход, в кабинет к начальнику. Газету потом доделаете, — звенящим голосом приказала вожатая и злорадно добавила: — Добегались!
В гробовой тишине мы вышли и двумя шеренгами зашагали на расстрел. Ну ладно, не на расстрел, конечно, но почти. Все понимали, что за Сатурн рано или поздно придёт расплата, поэтому на наших спокойных лицах читалась мужественная решимость и покорность судьбе. Надеюсь, что на моём тоже, хотя и лезли в голову всякие шуточки.
Нельзя во гневе была страшна. Эх, да что рассказывать? Вы просто вспомните, как на вас орала ваша любимая учительница, срывая голос и пугая колонией, и умножьте это на двадцать. Или на пятьдесят. Сегодня Нельзя была одна, без подмоги, но она и в одиночку прекрасно справлялась.
Начала она тихо, зловеще и издалека, рассказала опять свою биографию, как она в тяжёлые послевоенные времена пешком в школу ходила за семь километров в худых сапогах, а я, низко опустив голову, молилась Чуру, чтобы не брякнуть: «По морозу босиком к милому ходи-ила…»
Прорабатывание набирало обороты (красиво выразилась, хоть скороговорку учи). Голос Нельзи обретал мощь, и вот уже снова дрожали стены и дребезжали стёкла — какие они, однако, прочные в этом кабинете! Не дрожали только мы, закалённые средней школой и домашними невзгодами. Но, по опыту зная, что орущим взрослым нужны наши слёзы, несколько добровольцев дали ревака, чтобы спасти остальных. Начала Бама, к ней присоединилась Эрка, две Иринки и Нинка. От мальчиков был один Колька — вот уж не ожидала такой реакции от нашего прожжённого Парамелы.
Напугав нас всем, чем только можно, включая атомную войну, Нельзя велела отправляться на кухню и до конца дня там дежурить. Слёзы тут же высохли, и мы вприпрыжку помчались отрабатывать лишний компот.
Едва наступил мёртвый час и мы остались без надзора, Машка обмоталась двумя одеялами и на ощупь вынула плёнку, а потом на ощупь же завернула в Танькину копирку.
— Готово! — объявила она и с торжествующим видом продемонстрировала чёрный свёрточек. — В три слоя.
— А где хранить до завтра? Из тумбочки Алевтина вынет, — спросил кто-то.
— Да под матрасом, — сказала Машка. — Это же не жратва.
Все взгляды в палате были прикованы к плёнке. Вот она, разгадка тайны и ответ на наши с Танькой вопросы. Только бы Парамела справился с задачей! Мы скинулись карманной мелочью на проявку и печать, сдали деньги Машке, как хозяйке плёнки, и начали обсуждать последствия побега. О самом побеге говорили вскользь и по-прежнему ничего не рассказывали, но из недомолвок я поняла, что дело нечисто. По всему выходило, что Бама права и они на самом деле куда-то летали. Но так же не бывает!
Тут я вынуждена сделать лирическое отступление. Все детские фантастические книжки и фильмы, от Хоттабыча и до «Большого космического путешествия», всегда заканчиваются таким разочарованием, что хочется книжку об стену шмякнуть или запустить в телевизор ботинком. Чудеса детям, оказывается, не нужны, космос был не настоящий, и вообще нафиг все эти выдумки, давайте лучше будем интересоваться трудом и строительством социализма.
Почему-то все эти книжные герои, мои ровесники, с лёгкостью отказываются от всего сказочного и фантастического, радостно возвращаясь к трудовым будням. Сами отказываются! Заявляют, что чудеса им не интересны, а интересно только получать пятёрки и помогать стране. И мне каждый раз после этих книжек так паршиво делалось, словно обещали конфетку, а показали фигу. Ну неужели нельзя написать книжку, в которой осталось бы волшебство? Зачем его обязательно отнимать у героев, да ещё и утверждать, что они этому рады? Да я бы удавилась за возможность летать с помощью волшебной сумочки, как Вероника из румынского фильма, или творить чудеса с помощью сломанных спичек, как тот парень из книги «Шёл по городу волшебник»! И очень бы огорчилась, если бы этих чудес меня лишили.
