====== I ======

Эх, не велели мне об этом рассказывать, но молчать я просто не могу. По-моему, об этом должны узнать все. Минувшим летом с нами произошло такое… но давайте по порядку.

Меня зовут Вика, потому что я родилась 13 мая. Родители решили, что это довольно близко ко Дню Победы, и назвали меня Викторией. Бабушка думает, что все тупые, и каждому гостю, когда речь заходит обо мне, объясняет: «Виктория — значит Победа!»

Мама была против, она хотела записать меня Анной, а звать Нюрой (хоть от этого я спаслась), но бабушка с папой все решили за неё. Когда мне было всего полдня и врачи откачивали меня после первых лекарств, бабушка позвонила прямо в больницу и объявила маме: «Как мы с Антошей рады, что ты родила НАМ Викуньку!» А меня вообще не спрашивали. Если бы спросили, то я сказала бы, что хочу быть Ириной, Катей или Таней, как все.

В пионерском лагере, о котором я хочу рассказать, других Вик не было, так что путать меня вам ни с кем не придётся.

В общем, всё началось с путёвки.

— Наша Викочка поедет в пионерский лагерь! — сказал папа, помахивая этой самой путёвкой, которую он достал на работе с большим трудом (это скрывали сначала от меня, а потом велели скрывать мне).

— Викуся? Ни за что!!! — закричала мама и так треснула половником о кастрюлю, что все подскочили.

Они немножко поспорили, и бабушка решила, что Викунюсечка имеет право раз в жизни съездить в лагерь, потому что пионерский возраст уже уходит. А как бабушка сказала, так тому и быть, и через неделю я с брезентовым папиным рюкзаком сидела в большом грязном автобусе с надписью «Дети» и дышала горелой соляркой вместе с другими подростками лет тринадцати-четырнадцати, которые на детей уже не тянули. Автобусов было четыре штуки.

Меня провожала бабушка. Мы все очень громко галдели и махали из окна родителям, а они галдели ещё громче. Три или четыре мамаши рыдали в голос, как на свадьбе, но всех переплюнула моя бабушка. Она с силой стучала костяшками пальцев в моё окно и надрывно вопила:

— Викука! Викукочка! НЕ ПЕЙ НА НОЧЬ МНОГО ЖИДКОСТИ!

Мне захотелось провалиться. Я отвернулась, делая вид, что это не моя бабушка, но бабушка начала молотить в окно кулаками… «Сейчас она разобьёт стекло вдребезги, и все поймут, что Викука — это я», — подумала я, зажмурившись, но мне повезло. Автобус бибикнул, все зашумели ещё громче, и мы поехали. Бледные руки родственников соскользнули с оконных стёкол, и тут-то всё и началось.

Рядом со мной сидел мальчишка. Это во всех школах и лагерях такой дурацкий закон, что девочка должна сидеть обязательно с мальчиком, хоть за партой, хоть в автобусе, и нас всех тоже так рассадили. Можно подумать, если девочка сядет с девочкой, то автобус взорвётся.

Мальчишка был в очках, темноволосый, с очень аккуратной стрижкой и вообще весь такой культурный. В пионерской форме и при галстуке, как и все мы.

Сам по себе мальчишка интереса не представлял, но он сидел у окна (и слышал все бабушкины экзерсисы, что плохо), а я очень люблю смотреть в окно, когда куда-нибудь еду, и его надо было согнать. Короче, терпела я так минуты три, прикидывая, как к нему обратиться, на ты или на вы, а потом взяла и сказала:

— Мальчик, не могли бы вы уступить мне место у окна?

Я никогда ещё так не говорила с мальчиками. Любому из своих одноклассников я бы сказала: «Подвинься, дурак».

— Да, да, конечно, — словно спохватился он, и мы поменялись местами, но смотреть в окно мне так и не пришлось: мы разговорились.

— Меня зовут Игорь, — сказал мальчик.

— А меня Вика, — представилась я, содрогаясь при воспоминании о прозвищах, которыми наградила меня бабушка. Хорошо, что бабок не пускают в лагерь! (Рано радовалась. Но всё по порядку!)

— Вы в первый раз едете в лагерь? — вежливо спросил он.

Я кивнула и глупо улыбнулась. До сих пор мальчишки лупили меня по голове или дёргали за косы, а я в ответ царапалась, и сейчас к своему стыду обнаружила, что совершенно не умею общаться с вежливым мальчиком.

Несмотря на свой возраст — а ему было не более четырнадцати, он вёл себя настолько по-взрослому, что я почувствовала себя рядом с ним первоклашкой. Да, я привыкла только защищаться! Впервые в жизни я видела порядочного мальчишку — и не знала, что делать. Уж этот-то мальчик не будет исподтишка колоть иголкой, украденной на уроке домоводства у девочек. И не будет подкрадываться на перемене, чтобы из-за спины намазать девочке глаз бальзамом «звёздочка». И голос у него уже взрослый, и говорим мы с ним на вы… Это меня-то звать на вы!

Мы беседовали, и я тщательно выбирала слова, чтобы чего не ляпнуть. Но даже простая беседа с ним была не такая, как с девочками. До сих пор все известные мне разговоры после знакомства шли по одному руслу.

«У тебя телевизор есть?»

«Есть».

«Смотрела вчера кино?»

«Ага».

«А помнишь, как они их…»

Игорь же ни словом не обмолвился о телевизоре.

— Вы уже выбрали свою будущую профессию? — спросил он.

— Ещё нет, — ответила я, и мне почему-то стало стыдно. Все девочки в нашем классе написали в анкете, что хотят стать врачами, и я написала за компанию, но бабушка возмутилась: «Будешь копаться в чужих болячках!» — и я перестала хотеть быть врачом, чтобы не копаться в чужих болячках. А других вариантов пока не придумала. — А вы?

— Я буду учёным, как мой отец.

— Это, наверно, очень трудная работа?

— Лёгких работ не бывает, — улыбнулся Игорь.

Я поняла его слова буквально и тут же нарисовала себе безрадостную картину, как я с утра до вечера, высунув язык, занимаюсь тяжёлой работой и жду не дождусь выхода на пенсию. После этого я вообще потеряла интерес к будущему и захотела навсегда остаться тринадцатилетней. И пусть бы на меня всю жизнь орали взрослые, а мальчишки били по башке, зато была бы радость жизни!

А Игорь рассказывал о работе своего отца. Я узнала, что учёные могут по несколько лет работать без отпуска, а то и без выходных. Отец Игоря совершил удивительное открытие в области космического кораблестроения — настолько удивительное, что ему чуть вообще не запретили работать над этой темой. Но потом подумали и всё-таки дали денег на исследования.

И исследовательская станция, которой командовал Игорев папа, находилась аккурат возле нашего лагеря. Она была секретным объектом, и на поверхности располагалась только небольшая её часть. А самое интересное скрывалось под землёй в бункере. У меня аж дух захватило от любопытства, когда Игорь это сказал.

— Там есть настоящий космический корабль — не такой, как «Восток» или «Союз». Совсем другой, и летает по-другому, не на ракетном двигателе.

— Что значит «летает»? Его уже запускали, что ли?

— Конечно! — у Игоря глаза горели, словно он не болтал с девчонкой, а смотрел фильм про индейцев. — Два раза запускали, но об этом не сообщали в новостях, потому что запуск был экспериментальный. Это многоразовый корабль. Огромный такой, весь металлический. Я был внутри и даже знаю, как управлять. Там ручного управления почти нет, всё ЭВМ делает. Ты только программы меняешь. А программы уже готовые, разные для разных полётов. На этом корабле даже на другие планеты можно летать!

— А не заливаешь?

— Да чистая правда! Я тебе и станцию, и корабль покажу, это всего-то два километра от лагеря. Думаю, отец разрешит.

Мы как-то незаметно перешли на «ты» — я не привыкла к официальному общению с ровесниками, и Игорь это заметил. Он вообще был очень внимательный. До встречи с ним я не знала, что мальчишки бывают умные. В нашем классе, например, они все придурки. Ну то есть все до одного, я ничуточки не преувеличиваю.

Только я расслабилась и собралась тоже что-нибудь о себе рассказать, как автобус резко затормозил, я от неожиданности ткнулась лбом в спинку переднего сиденья, и вожатый закричал:

— Приехали!

Мы все вылезли из автобуса (Игорь помог мне выйти), прошли через ворота на территорию лагеря, и я думала, что нам дадут привести себя в порядок и напиться воды с дороги, но нас всех, вылезших из четырёх автобусов, тут же прямо на асфальтовой дорожке, с рюкзаками и чемоданами построили и минут пятнадцать добивались, чтобы наши ноги находились на одной линии. Когда с геометрией было покончено, вперёд вышла толстая женщина в синем костюме и красном галстуке и пронзительным голосом закричала: