Откуда-то из-за палатки вынырнул Константин со своим рюкзаком на плечах, приложил палец к губам. За его спиной приплясывал Глюк. Он был без шлема, глаза дикие. Костя схватил меня за руку и потащил следом за Глюком, который припустил куда-то в самую дальнюю часть нашего лагеря, туда, где в кустах был оборудован деревянный, почти цивильный сортир. Обойдя будочку, Глюк раздвинул кусты и показал нам подземный ход, вырытый между корнями сосны и укрепленный тонкими бревнышками.

Костя велел мне спускаться первой.

— Это что, за нами? — спросила я, кивнув на суету у подъемных ворот.

Костя кивнул и подтолкнул меня к лазу.

— Куда он ведет? — спросила я шепотом.

— К речке. Это на случай осады. О нем даже не все наши знают. Давайте шустрее, булками шевелите! — подгонял Глюк.

— Скажи Ржавому, пусть на рожон не лезет. Они-то вооружены по-настоящему. Но если ваши ребята не будут стрелять, те и не поймут, что у вас в руках игрушки. Нам нужно хотя бы несколько минут, чтобы скрыться. Потом можете сказать им, что мы здесь были и ушли. И скажи Гундуле, пусть по рации свяжется с Мастерами — скажет, мол, у вас тут реальное вооруженное нападение, не игровое.

Глюк кивал и подталкивал меня к песчаному лазу. Я набралась решимости и полезла в дыру между корнями.

Ход был широкий, можно было пролезть на четвереньках, и не такой уж темный, как мне показалось вначале. Всего через какой-то десяток метров виднелся выход — свет в конце тоннеля. Пока я ползла, мне на голову и за шиворот сыпался песок, из-под моих рук спешно расползались пауки и какие-то сколопендры.

Я, как ящерица, поползла на свет, к выходу, слыша, как позади меня пыхтит Константин. Обернувшись, я увидела, что Глюк уже завалил за нами вход в лаз палками и ветками. Я вывалилась из дырки в земле на свет и покатилась вниз по песчаному крутому берегу, чуть не плюхнувшись в воду. Следом за мной по крутому обрыву съехал Костик. Схватив меня за руку, он, пригибаясь, потащил меня под прикрытием крутого бережка вверх по речке, не давая мне опомниться и не обращая внимания на хлещущие колючие кусты.

— И куда мы теперь? — не повышая голоса, задыхаясь, спросила я, когда мы уже отбежали по моим прикидкам пару километров и перестали пригибаться.

— Пока вверх по речке, дальше видно будет, — тяжело дыша, ответил Костя, не выпуская моей руки и не собираясь снижать темп.

— Ты же хотел меня там… бросить? — пыхтела я.

— Ага, щас! — злобно бухтел Константин, придерживая для меня ивовые ветки, чтобы не хлестнули по лицу.

— А зачем тогда…

— Проверял твою… реакцию.

Я зашипела, потому что одна из ветвей все-таки шваркнула меня по шее.

— И как тебе моя реакция?

— Как я и думал — отсутствующая!

— Вообще-то я собиралась у тебя стащить немного денег.

— Зачем?

— Доехать до города.

— До какого?

— До ближайшего.

— Где тебя и схватят сразу же на вокзале. Не те, так эти.

— Которые «те»? И что за «эти»? — неуверенно спросила я.

— «Те» — которые за нами. «Эти» — которые за теми, которые за нами.

— А откуда ты знаешь про «этих»? А про «тех»?

— Позвонил, справки навел.

— Откуда звонил? У тебя же нет с собой телефона.

— От Ржавого я звонил. Теперь вот думаю — зря…

Он остановился и повернулся ко мне. По лицу его стекали капли пота, голова была присыпана песком, который тоже стекал теперь по вискам грязными потеками.

— Почему зря?

— А сдается мне, они могли отследить звонок.

— Как?

— Действительно, как… — Он задумчиво поскреб щетинистую щеку, вытер локтем пот со лба. — Они приперлись сюда точнехонько, как по маячку. Мобильника ни у тебя, ни у меня с собой нет, по GPS они нас найти не могли. Прослушивать все телефоны в этом лесу у них кишка тонка… Тогда как?

Он взглянул на меня, как будто и правда ожидал, что я дам ему ответ.

— Костик…

— Что?

Я шагнула к нему, он настороженно замер. Я протянула руку к его шее и оттянула воротник его расшитой каймой рубахи. Он с недоумением следил за моими действиями, но не сопротивлялся. Я положила пальцы повыше его ключицы и чуть помяла мышцу.

— А что у тебя вот здесь? — я вспомнила «таблетку», которую показал монитор там, в больнице, когда мы очнулись после взрыва.

— Черт! Это же было почти двадцать лет назад. Откуда ты о нем узнала?

— Я видела в больнице, на мониторе. Я подошла рассмотреть поближе, и даже потрогала. Но потом ты очухался и принялся орать.

— Ну еще бы! — усмехнулся он. — Ты чуть не вспорола мне брюхо стеклом, я прихожу в себя — и вот уже тянешь ручонки к моей шее! Зараза, неужели он еще работает?

Он сел прямо на землю, залез в свой рюкзак и вытащил оттуда свой нож, протянул мне рукоятью вперед.

Я неуверенно взяла, догадываясь, какова будет его следующая просьба. Или приказ. Он снова залез в рюкзак, вынул из него бутылку водки.

— Я, конечно, рассчитывал по-другому ее употребить. Но за неимением лучшего…

Он отвинтил крышку, приложился к горлышку и залпом вылакал чуть не четверть бутылки. Я вынула нож из чехла:

— Может, хоть на лезвие нальешь?

Он забрал у меня нож, облил клинок водкой, вернул мне.

— Рубашку сними.

Он стащил через голову свое странное одеяние, подставил мне плечо, хлебнул еще для храбрости.

— И на руки мне еще полей! — он плеснул мне на пальцы, снова приложился к горлышку, зажмурился и затряс головой.

Я нерешительно помяла мышцу, припоминая, где именно видела тот непонятный предмет. Пальцами он практически не прощупывался. Присмотревшись, я увидела на коже едва заметный маленький шрам, полсантиметра, не больше. Наконец я решилась, приставила острие ножа к этому единственному доказательству того, что мне не привиделось это там, в больнице, и сделала неглубокий надрез, благо нож оказался достаточно острый. Костя вздрогнул, зашипел.

— Терпи, казак! — я глубже вогнала нож, кровь едва выступила и струйкой медленно поползла по коже.

Острие царапнуло что-то твердое, и я выдохнула с облегчением, а Костя тихонько зарычал.

— Тебе повезло, что я не промахнулась, — сказала я, чтобы его утешить. Он в ответ только скрипнул зубами и заиграл желваками.

А теперь мне предстояло вытащить эту маленькую штучку из живой плоти, не имея в арсенале ни щипцов, ни пинцета, чтобы чем-то ее подцепить.

— Хлебни еще, — сказала я, чуть расширяя надрез и не обращая внимание на его перекошенное лицо и мучительные стоны, — и держись за что-нибудь покрепче.

Он послушно выхлебал еще с полстакана водки, зажал бутылку коленями и ухватился свободной рукой за ивовый ствол.

Маленький блестящий предмет размером с пуговицу не желал выковыриваться из-под кожи, я безжалостно рассекала острием ножа соединительную ткань, которой он успел обрасти за столько лет пребывания в теле человека, но наконец выцарапала его себе на ладонь.

Потом я взяла бутылку, предупредила Костика, чтобы он не вздумал орать, и щедро плеснула водки ему на рану, края которой сжала пальцами.

Мужчина тихонько зашипел сквозь зубы. Я ополоснула руки в речке, достала из рюкзака туалетной бумаги, оторвала верхний слой и отдала ему, чтобы он вытер грудь и живот, еще кусок сложила в несколько слоев, облила водкой и приложила к ранке.

Пока я помогала ему надеть рубашку, он проворчал:

— Все время режешь меня… — и пьяно хихикнул.

Я отобрала у него бутылку, завинтила крышечку. Вымыла от крови и вручила ему маленький предмет, извлеченный из его тела.

Он, рассматривая, молча подбрасывал его на ладони, потом размахнулся, но я успела удержать его руку. Он удивленно воззрился на меня, потом до него дошло.

— Ты права, — признался он, хотя я и не произнесла ни слова.