Нельзя сказать, что Вика сломалась. Но она явно была близка к этому. В глубине души девушка была безмерно благодарна Косте за то, что тот не оставил её, за то, что отчаянно пытался помочь той, которую любил.
– Ну что же с тобой такое? – спросил Лазарев, обняв сидящую на кровати и закутавшуюся в пододеяльник девушку. В последнее время изменилось всё, вплоть до секса, который перестал приносить былое удовлетворение.
Вика беззвучно хмыкнула и положила голову на обнажённое плечо мужчины. Она и сама нередко задавалась подобным вопросом, только точного ответа не находила, несмотря на все прилагаемые усилия. Жизнь напоминала клетку, в которую она заперла саму себя. Лечение давало результаты, но они были столь малы и незначительны, что порой девушке казалось, что жизнь её закончилась примерно на моменте накидывания на хрупкую шею тугой петли. А ещё чаще казалось, что прекращение отношений с Лазаревым – единственно верное решение для них обоих. Вика вбила себе в голову, что таким образом сумеет освободить мужчину от груза, которым считала себя вот уже на протяжении месяца с небольшим.
***
– Вика, я прошу тебя, не делай этого, – Мария Валерьевна отчаянно прижала руки к груди и умоляюще посмотрела на девушку. Вика, естественно, ничего не ответила, теребя страничку блокнота, в котором пару мгновений назад написала свое желание. – Пережди. Ведь он сломается без тебя, как ты не понимаешь этого?
– Мария Валерьевна все правильно говорит, Вик, – подал голос Хромов, сидящий рядом. Собственно, Вика специально собрала это «чаепитие» посредством СМС – ей надо было посоветоваться, пусть даже и с заинтересованными людьми. – У Кости сейчас такой период, когда он буквально нарасхват, бросишь его – все равно, что сломаешь.
– Ведь он так страдал из-за Ксюши… – сокрушилась Мария Валерьевна, заставив Вику поморщиться. От одного имени бывшей Костиной девушки бросало в дрожь.
– «А со мной ему якобы лучше, да?», – появилась запись в блокноте.
– Лучше! – с надрывом воскликнула женщина, – Я прекрасно это знаю и вижу!
Ковалёва хмыкнула и, схватив ручку, резко и яростно перечеркнула написанную фразу, затем откинла блокнот в сторону и вцепилась руками в волосы. Очень тяжелый это шаг – решать будущее отношений с человеком, который безмерно дорог.
– И Салама мы весь день найти не можем, – совсем неожиданно вздохнул Иван Николаевич, заставив Вику поднять на себя вопросительный взгляд. – С раннего утра дозвониться ему не можем.
Ковалёва посмотрела на часы – те показывали двадцать минут двенадцатого. Не так уж и поздно. Может, загулял со своей Юлей? Хотя, на Салама это не очень сильно похоже.
***
Тревожный сигнал мобильного телефона отвлек Вику от чтения Моэма и заставил начать поиски телефона под одеялом. И чем дольше Вика копошилась, тем сильнее волновалась, сама не понимая, отчего – просто что-то подсказывало о случившейся беде. Схватив наконец отчаянно мигающий аппарат, Ковалева уставилась на экран. «Салама избили. Везут к нам. Приезжай». Вот и всё сухое сообщение от Лазарева. Всего три коротеньких предложения, от которых все внутри похолодело, а сердце словно ухнуло куда-то вниз. Наверное, именно поэтому его не могли нигде найти и дозвониться.
…Ковалева буквально влетела в приемное Склифа, размахивая на ходу полами черного плаща. Нина непроизвольно отшатнулась назад, явно не ожидавшая столь внезапного появления бывшей коллеги.
– Костя сказал? – всё, что смогла спросить Дубровская. Вика кивнула в ответ и потянулась за ручкой и бумагой, чтобы что-то написать, но женщина поняла всё и без этого.
– Плохо все. Его довезли, но там такое зрелище, – Нина махнула рукой, пряча слёзы, выступившие на глазах. – Места живого нет, кто-то очень сильно постарался.
Вика запрокинула голову и глубоко вздохнула, пытаясь унять мелкую дрожь, распространившуюся по всему телу.
– Ты иди в ординаторскую, его всё равно сейчас оперируют и ничего не скажут.
Девушка кивнула и отошла от стойки, направившись в пустующую ординаторскую. Присев на мягкую и такую некогда родную кушетку, Ковалёва провела ладонью по мягкому пледу – собственности Брагина – и невесело улыбнулась, придаваясь внезапно нахлынувшим воспоминаниям. Правда, все мысли так или иначе сводились к несчастному Гафурову, лежащему сейчас на операционном столе. Безусловно, молодой человек был в надёжных руках, причём не одних, но, если Нина сказала, что всё настолько серьезно… Кто поручится за то, что всё образуется? Правильно, никто.
…Костя влетел в ординаторскую как раз тогда, когда Вика запивала водой таблетку успокоительного. Девушка тут же поставила стакан на стол, расплескав его содержимое по столешнице, и вопросительно посмотрела на мужчину. Тот вмиг осунулся и лишь покачал головой.
– Меня выгнали – там и так слишком много народа. Но всё плохо.
Лазарев протяжно вздохнул и опёрся руками о стол, на котором стоял одинокий стакан, опустив голову. Сейчас он был непривычно уязвимым и до страшного беспомощным. Именно это заставило Вику подойти к мужчине сзади и обнять его за плечи, уткнувшись носом в его плечо. Униформа, так знакомо пахнувшая больницей и одеколоном, казалась родной даже наощупь. Вика почувствовала, как Костя запрокинул голову, соприкоснувшись затылком с её макушкой, и коснулась губами его шеи, затем положила подбородок на плечо и погладила мужчину по волосам.
– Это брат его Юли. Я в этом уверен, – казалось, каждое слово дается Лазареву с огромным усилием. – Надо в полицию позвонить.
Вика кивнула и глубоко вздохнула. Савелий – брат Юлии – был самым настоящим националистом, ненавидящим представителей других национальностей и рас. Он неоднократно бывал в отделениях органов, но всегда уходил от заслуженного наказания. А в Склифе его знали по массовой драке с иностранными студентами одного из ВУЗов
– тогда в НИИ привезли обе стороны участников.
– Скажи, – Лазарев неожиданно резко развернулся и схватил Вику за плечи. – Скажи, что я правильно сделаю.
Девушка посмотрела на Костю огромными глазами, и тот вновь опёрся о стол, уставившись куда-то в пустоту.
– Я просто боюсь ошибиться…
Заметив то, как дрогнул, почти сорвавшись, голос мужчины, Вика крепко обняла и погладила его по голове, прижавшись губами к его виску.
– Правильно, – это слово, одно-единственное слово, произнесённое едва слышимым шёпотом, принесло Вике неописуемую боль – казалось, словно горло полосуют острейшим ножом. Врачи говорили, что девушка уже может произносить некоторые слова, но делать она должна была это после специального упражнения и с огромной осторожностью, чем сейчас пренебрегла. Вообще, Ковалёва хотела сделать Косте сюрприз и подождать, пока связки окрепнут ещё немного, но сейчас она понимала, что ждать дальше бессмысленно. И Костя, прижавший Вику к себе так, что, казалось, хрустнули ребра, и беззвучно заплакавший, лишь подтверждали правильность этого физически нелегкого выбора, сделанного девушкой.
Вика готова была испытывать эти боли всю оставшуюся жизнь, если только это поможет тому, кого девушка полюбила тогда, больше полугода назад.
========== 17. ==========
Глава 17.
Салам быстро пришел в себя. Ему повезло – отделался «малой кровью», если можно так сказать – удалённой селезёнкой, сломанными рёбрами и многочисленными ссадинами. Гафуров – добрая душа – не стал свидетельствовать против Савелия, который благодаря Косте шёл основным свидетелем по делу, и в итоге того отпустили за недостатком доказательств.
– Ты просто дурак, Салам… – вздыхала Вика, почти беззвучно шевеля губами. Очень многие из её окружения понимали девушку, читая по её губам. В их число входил и Гафуров. – Ну, с одной не получилось, найдешь другую, жизнь ведь не заканчивается на этом, – на последней фразе девушка уже перешла на тихий шепот, который хоть и давался ей с трудом, но был просто необходим. – Уж мне-то поверь, я точно знаю.
– Не хочу ничего, – молодой человек отвернулся от собеседницы и уставился в стену. – Я домой уеду, в Махачкалу. Буду там работать. Не получается у меня с Москвой…
