Вика хмыкнула и отвернулась от молодого человека. Повезло, как же… Костя закусил губу, по реакции девушки поняв, что, наверное, сказал что-то не то, и отвёл взгляд. Почему-то ему было очень жаль эту новоявленную пациентку. Хотя к больным привязываться было строго запрещено.
– Простите, не то сказал. Дело в том, что мы оповестили о произошедшем полицию, и, когда они приедут, вам надо будет дать показания.
Вика не произнесла ни слова, и тогда Костя вздохнул и побарабанил пальцами по папке.
– Виктория Алексеевна, это необходимо сделать, понимаете? Этих… – молодой человек помолчал, подбирая нужное слово. Но его так и не нашлось. – Их надо наказать.
– Нет, – внезапно прошелестела Вика. – Их не накажут.
– Почему?
Вика вновь отвернулась, не желая продолжать разговор. Костя отвел взгляд от девушки и сделал пометку в бумаге. Разговор не клеился совершенно.
– Вам сейчас сделают укол и поменяют капельницу. И ещё… Если вдруг захотите поговорить – я приду через час.
Мужчина поднялся со стула и направился к двери, махнув в окно медсестре, которая как раз подходила к палате.
– Это друзья моего бывшего, – тихий голос Вики застал Лазарева в дверях. – Понимаете?… Их трое было, я их хорошо знаю.
– Бывшего? Бывшего молодого человека? – Костя ошарашенно посмотрел на девушку. Та кивнула и глаза её наполнились слезами.
– Он говорил мне, что отомстит за расставание… Вот и отомстил.
Лазарев не знал, что ответить. Да и что вообще можно было сказать в такой ситуации? Первое правило врача – не только «не навреди», пальму лидерства делит ещё одно, более негласное – «не привяжись к своему пациенту». И именно его Костя нарушал сейчас помимо своей воли с космической скоростью, испытывая щемящую боль где-то в груди от одного лишь беглого взгляда на эту хрупкую девушку, которую избили и изнасиловали трое уродов. Не привязывайся, не привязывайся, не смей…
– Я зайду через час, – всё, что сумел ответить молодой человек на услышанное. Пропустив в палату медсестру, Константин буквально ломанулся в ординаторскую.
В ординаторской сидел Салам, пользующийся перерывом и жадно пьющий кофе.
– Салам, я тебя очень прошу – возьми у меня Ковалёву. Я не смогу с ней.
– Почему?
– Её изнасиловали друзья её же парня, представляешь?
– Откуда знаешь?
– Она мне сейчас сама сказала, когда я про полицию заикнулся. Боится даже думать про то, чтобы дать показания.
– Не может быть… – Салам растерянно посмотрел на друга. – Как так можно вообще? Объясни мне, как?
– Саламчик, отвали сейчас, а? Самому гадко настолько, словно это я сам с ней сделал.
– Да типун тебе, Костя!- всплеснул руками Гафуров. Лазарев не ответил – молча сев на диванчик, молодой человек запустил руку в волосы и посмотрел на друга исподлобья, отчего Салам поёжился – взгляд молодого человека сейчас казался больным и измученным.
– Возьмёшь её себе?
Салам поджал губы.
– Нет, Костя, не возьму. Прости. Ты сам должен с этим разобраться. Раз взялся – делай. Да у меня и своих больных полно.
– Давай поменяемся! Я у тебя двоих возьму, хочешь?
– Нет, Костя. Не хочу. Ты в силах справиться. Мы не должны просто так распоряжаться своими больными. Они же не игрушки.
– Да почему ты не хочешь?! – взорвался Костя, подскакивая с места. В глазах его заплескались гнев и злоба на друга.
– Потому же, почему ты хочешь от неё отказаться, – тихо ответил Салам, посмотрев на друга снизу вверх. – Я не справлюсь, а вот ты сможешь.
– Странно, никогда такого не было раньше. Сколько пациентов было, а такого ни разу не испытывал, – уже намного спокойнее произнес Костя, вновь опускаясь на диван.
– А потому что такого раньше и не было. Такого, в смысле, настолько ужасного.
Лазарев покрутил в руках папку, задумчиво глядя в пустоту. Он понимал, что Салам прав. Такого ужаса он раньше не видел. Или, по крайней мере, не мог припомнить.
… – Виктория Алексеевна, как самочувствие? – через обещанный час Костя заглянул в палату к своей пациентке. Девушка не ответила, а лишь уныло поковыряла пальцем стену. Лазарев поджал губы, кивнул и присел на стул, посмотрев на девушку. Синяки её почернели, и зрелище было не из приятных. Мужчина убавил темп подачи лекарства в капельнице и посмотрел на Вику. – Что беспокоит?
– Ничего. Просто сдохнуть хочется.
– Ну, с этим уж извините, не выйдет. Кстати, сегодня в течение дня приедет наряд, говорят, что задержали подозреваемых.
– Я не буду никого опознавать, – на глазах девушки выступили слёзы испуга. – Я не хочу их видеть. Пожалуйста!
– Вика, успокойтесь, пожалуйста, – мужчина протянул руку и взял девушку за плечо, чего делать явно было нельзя – страх от мужского прикосновения пронзил девушку, и та резко дёрнулась в сторону, неосознанно зацепившись за халат Лазарева и рванув из правой руки прозрачную трубку. Секунда – и из вены брызнула кровь. Багровые капли окропили халат Кости, что, впрочем, несильно выбило врача из колеи – силой согнув руку Вики в локте, мужчина прижал рыдающую и брыкающуюся девушку к себе. – Лена! Бегом сюда!
В палату вбежала медсестра и бросилась на помощь Косте. Вдвоем они сумели кое-как успокоить истерику девушки, сделать ей укол и вновь поставить капельницу. Когда всё было приведено в порядок, Лазарев устало откинулся на спинку стула и прикрыл глаза рукой.
– Константин Германович, у вас кровь, – медсестра кивнула на халат мужчины. Костя опустил взгляд на халат – в самом деле, на нём красовались алые капли.
– Потом поменяю, – отмахнулся мужчина. – Иди, спасибо.
Лена вышла из палаты, а Костя посмотрел на Викторию – девушка уже спала под действием успокоительного. Как же легко можно сломать человеку жизнь, подумать только. Что же было такого в этой Вике? Ничего, по сути, особенного, но что-то Костю мучило, заставляло беспокоиться о её судьбе и безопасности. Это было похоже на ответственность, но не обычную. Какую-то странную, смутно знакомую, но тщательно гонимую. Да ведь он её почти не знал…
========== 3. ==========
Глава 3.
– Ну что, как там психолог наш поживает? – поинтересовался Брагин у вошедшего в ординаторскую Кости. Тот был бледный и усталый, словно выжатый лимон. Не ответив, молодой человек подошёл к шкафчику, открыл его и начал бездумно расстегивать свой халат, на котором красовались капли крови. Надо было переодеться и идти к другому больному – днём привезли паренька с язвой. – Кость, оглох, что ли?
– А? Простите, Олег Михайлович. Задумался.
– Задумался он… Как Ковалёва, спрашиваю?
– Могло быть и лучше. Дёргается, плачет постоянно, умоляет полицию не вызывать. Так со стороны посмотришь, и никогда не подумаешь, что дипломированный психолог перед тобой.
– Дурак ты, Костик, – протянул Брагин, подложив руки под голову и посмотрев на собеседника. – Сейчас перед тобой не психолог, а пациент. С довольно серьёзными травмами. Приходил к ней кто-нибудь?
– Приходили родители, но она видеть никого не хочет. Страшно ей.
– Страшно… Слушай, а, может, к ней Саламчика натравить? Он же у нас разговорчивый, авось поможет?
– Нет, Салам отказался, я пробовал уже.
Брагин ничего не ответил. Какая-то странная жалость проявлялась в циничном и упрямом хирурге по отношению к этой девушке. Можно было заметить, что все, кто каким-либо образом контактировал с Викторией, относились к ней не к как обычному пациенту, а как к коллеге, пусть и будущей. А за коллег всегда и везде надо стоять горой.
– А полицию ты вызывал?
– Да, они в течение дня подъехать должны с подозреваемыми. Ладно, я пойду.
– Давай, Константин, не кисни! – Брагин улыбнулся и подмигнул коллеге. Хотя веселиться Олегу совсем не хотелось. Причем лишь по одной причине.
Причину звали Марина Нарочинская, была она коллегой Брагина и хирургом по призванию, и просто восхитительной женщиной по жизни. Молодая женщина, гордая, статная, красивая – такой невозможно было не заинтересоваться. А профессиональное мастерство так и вовсе делало её звездой хирургии и объектом тихой зависти среди медсестёр. У Брагина же с коллегой отношения были сложными – симпатия, тщательно скрываемая, и зачастую вспыхивающая страсть, также скрываемая. Почему, Олег не знал наверняка, но догадывался – гордая птица Марина не хотела привязываться к кому-либо, тем более к такому, как он, Брагин. Заядлому бабнику и цинику. Брагин был самокритичен и в минуты уединений прекрасно понимал все свои недостатки, признавал их, но поделать с ними ничего не мог. А, может, и не хотел? Кто знает? Никто, даже сам Олег. В довольно короткий срок мужчина сумел запутаться в своей жизни, словно в дремучем лесу, и порой ему казалось, что вокруг один мрак и беспросветная рутина. Вот и сейчас…