– Тетушка, милая помоги, за ради Христа, я неделю назад только отца похоронила, зарезали его практиканты, врачей на фронт забрали, нет там больше врачей, никто теперь мне делать не будет, а мне очень надо. Я старшая в семье, за мной еще четверо деток, младшим 4 и 2 годика, война.

– Мы и так скоро с голоду все умрем, есть уже сегодня нечего. Я на кулаков работаю, я кормлю всю семью. Все равно он умрет с голоду, если я его рожу, зачем мучать невинную душу, а грех пусть на мне будет. Пожалейте сирот ради Христа. Женщина стояла и качала головой из стороны в сторону.

– Дык чем ты думала девонька, когда ноги то свои бесстыжие раздвигала. По любви нужно деток то зачинать, а во грехе зачатое, счастья то им во век не будет, будут маяться всю свою жизнь окаянную.

– Не по своей воле тетушка, это случилось, силой взял, надругался, некому было заступиться за меня. Бог все видит, Бог милостив. Бог все простит.

– Ладно девонька, вставай с колен то, вижу, что срок у тебя совсем маленький. Я тебе травку дам горькую больно. Выпьешь желтую эту травку, живот сильно заболит, терпи. Как в уборную потянет, хватай полотен, да беги подальше в рощу аль в поле, сходишь, оботрись, да подложи. Выпей вот эту травку зеленую, полежи немного, как живот болеть перестанет, так подымайся. Делай все с вечера, как солнце спрячется, за ночь то и управишься. К утру как новая будешь. Дык смотри в потемках пузырьки то не перепутай, засветло разложи по карманам, да запомни где какой, а то ничего не получится.

– Спасибо вам, тетушка Агафья, храни вас Господь, за доброту вашу.

– Ступай с Богом девонька. Господи, прости ты меня за ради Христа, не наказывай по доброте души своей, грех свой принимаю. Сирот уж больно жалко стало. Прими назад душу ангела своего не рожденного, не судьба ему видно пока света белого увидеть. А теперь еще и война проклятая пришла на нашу землю, сколько ж душ то невинных пострадает.

До Советской власти, кулаками, торговцами, перекупщиками кишело, как тараканами в крестьянских избах. Там их было все черным черно, не отмыть не отскоблить. Их сметали в посуду и заливали кипятком. Советская власть начала прижимать кулаков, они тайно арендуют землю, батраков стали держать меньше.

До революции, до 20 батраков было в каждом хозяйстве. Теперь осторожничали, выдавая их за родственников. Стали образовываться колхозы гиганты, которые начали распадаться на мелкие. Люди хотели работать сообща, в колхозах.

Стали появляться трактора. Кулаки вредили, как могли, боролись с колхозами и трактористами, обливали их керосином, ломали, топили технику, убивали активистов. Появились артели, по совместной обработке земли. Народ потянулся в колхоз.

Пять с лишнем лет отработала Тася на богачей. Война все больше мужчин забирала на фронт. В селе оставались женщины, старики, дети и подростки. Открылись вечерние курсы трактористов. Тася пошла днем работать на почту письмоносцем, а вечером ходила на курсы. Вся молодежь пошла на курсы трактористов. Пришли новые трактора, девчата и парни взялись за работу. Когда в первый раз Тася пришла домой с работы, ее не узнали дети.

– Ой нянька! Какая ты черная вся, ты как будто в земле ковырялась головой. Все свободные поля изрезали на балки. Пахали и днем, и ночью, ночью светили фонарями, чтобы не упасть в обрыв. Строили полевые станы, там отдыхала одна смена, пока другие работали

Молодежь работала с задором, бригады соревновались. Пахали землю и в дождь, и в снег, пока земля совсем не замерзала. Пахали так, что с ног валились, хоть и молодые, а что делать, всем нужен хлеб. Не выдерживала техника, приходилось ее ремонтировать прямо в поле, не хватало горючего. Трактористам выделили хорошую денежную премию в благодарность, выделили продукты. Маша плакала от радости обнимала и целовала дочь.

– Таюша, дочка, кормилица наша, что бы мы без тебя делали, давно бы уже с голоду померли. Ты нам заменила умершего отца. Про нее в селе говорили:

– Отчаянная девка. Повезло тебе Машка с дочкой. Ей нужно было парнем родиться, она берегов не видит. Мужская и женская работа, ей все по плечу. Не девка, а мужик в юбке. Хотя уже и не в юбке. Трактористам выдали синие комбинезоны, хотя они уже давно были не синие. Пропитанные соляркой и солидолом, цвет их был не синий, а уже совсем не понятно какой. Наверно это был просто цвет, свободного рабочего класса. На веселых гулянка Тася позже частенько пела частушку:

– Я и лошадь, я и бык, я и баба, и мужик.

Весна выдалась как по заказу, дождик, когда надо, тепло и солнце вовремя. Подрастали подростки, парни и девушки старались закончить курсы и садились за трактора. Вот и Ваня, и Саша, тоже уже сели на трактор.

Позже в селах начали строится коровники и свинофермы. Маша пошла работать дояркой на молочную ферму. На полях прорастала и колосилась пшеница и рожь. Тася между домашней работой и работой по хозяйству, успевала работать на почте. Она разносила по домам сельчан долгожданные треугольники с фронта и госпиталей. Ее ждали в каждой избе как маленькую Божничку. Люди, завидев ее еще издалека, выходили из своих изб.

– Таюша, милая, нет ли нам весточки в твоей большой сумочке. Люди были ей очень рады за хорошие известия, благодарили, как могли. Давали хлеб, картошку, поили молоком, угощали гостинцами. Особенно со слезами на глазах и с болью в сердце, Тася несла похоронки.

Она так сильно расстраивалась, ей не хотелось приносить в избы плохие новости. Ей хотелось собирать их у себя и сжигать. Ноги не слушались хозяйку, но она терпеливо и мужественно шла к людям с чужой бедой. Она уже знала, что последует за этим крик, слезы, истерика, обморок.

– Слышь-ка мать, Таисия идет по дороге со слезами и с опущенной головой. Ой только бы не к нам, только бы обошла наш дом стороной. Пошла дальше, слава Богу. Через две избы остановилась, стоит, значит похоронка. Это же к Федосеевым. Ох Боже! Горе то какое. Глашка-то как заголосила. Но не многие избы обходила похоронка стороной.

С фронта начали возвращаться подранки. У кого нет руки, кисти, у кого ноги, у кого и того и другого, контуженые, после тяжелого ранения. Люди радовались, что пришел, пусть раненый, пусть инвалид, главное, что живой. Для этих людей война уже закончилась, она уже была за плечами.

В конце ноября 1943 года в семье Плугиных внезапно появляется новый член семьи. Маша родила девочку. Няньки подросли, Аня и Витя заботились о сестренке. Маша прибегала с фермы и кормила малышку грудью, сцеживала молоко, няньки докармливали. Когда Лидочка подросла, няньки носили ее на руках как куклу, любили и заботились о ней. Машу в селе не осуждали, все понимали, только иногда подсмеивались над ней.

– Машка. Как это ты умудрилась?

– Ведь ничего не видно было, взяла и родила. Мы думали, что ты просто поправилась.

– Где ты ее прятала, как ты ее выносила? Никто даже не заметил беременность.

– Вот так вот! Уметь надо.

– А кто отец то? От кого ты ее родила?

– От Святого Духа. Смеялась Маша.

Молодежь подрастала. Подростки становились парнями. Осенью многих ребят из сел призывали в армию, все понимали, что они сразу попадут на фронт. Осенью призвали Ваню. Подростки заканчивали курсы и садились на трактора. Работая как всегда днем и ночью, в дождь и холод, сменяя друг друга, ремонтируя трактора прямо в поле, работая на износ, до самых холодов, пока не замерзнет земля. Молодые, задорные, им ничего не страшно. Хотя уже падали с ног, но норму свою выполняли по 1600 гектар на трактор.

И вот наконец пришла она, долгожданная Победа. Всеобщей радости не было конца. Люди плакали, обнимали друг друга. В старом клубе заиграла гармонь. Молодежь плясала, пела частушки. Из домов по высыпали и стар, и млад. Люди шли с цветами, поздравляли фронтовиков, заходили в дома, дарили цветы, продукты. Только одно слово было на устах. Все во весь голос кричали:

– Победа! Победа! Победа! Люди выносили на улицы столы, сдвигали их, делали длинный стол. На стол из домов тащили у кого что было: хлеб, капусту квашеную, картофель в мундире, огурцы соленые, яблоки моченые, свеклу, редьку, репу, тащили скамейки, усаживались за столы, бились гранеными стаканами.