А когда она на ходу засыпала там же, где только что бегала, под скамейкой, под столом, в углу или посреди избы, на половицах, то была похожа на ангела. А когда она ложилась калачиком, то была похожа на кошечку или маленький комочек счастья. Она спала с улыбкой и просыпалась с улыбкой, уже тут же что-то лепетала или мурлыкала себе под нос песенку.

Она никогда не плакала, даже когда падала на голый деревянный пол гремя своими косточками, даже когда ударялась головой или телом, когда натыкалась на какие-то предметы, она потирала больное место ладошкой и закатывалась заразительным смехом. Она никогда не капризничала, всех любила и обнимала. Все ее так сильно любили, переживали, когда она затихала, все бегали искали ее по дому, за ней было трудно уследить.

Она была такая активная, словно проживала назло кому-то сразу две жизни, свою и жизнь умершей сестры. Когда она подросла, залазила в сундук и сидела там тихо, иногда засыпала там или терпеливо ждала, когда ее найдут. Домочадцев тем самым сильно пугала. Переживали, что она выскочила на улицу или забежала в хлев к животным. Потом она сильно радовалась и смеялась, когда ее находили, обнимали и целовали.

В семье Плугиных снова родился ребенок, мальчик. Он был очень похож на отца, такой же низкорослый, светленький, курносый и не очень красивый. Сергей не стал называть его Александром, он совсем не был похож на Александра Сергеевича Пушкина. Его назвали Ваней.

Тася подходила к колыбельке и что-то лепетала ему размахивая ручками, укачивала его, когда он плакал. Когда он начал ползать Тася сильно смеялась над его пухлой неуклюжестью. Таскала его по полу за руки и за ноги как куклу. Они часто уже вдвоем где-нибудь на полу засыпали обняв друг друга.

Потом родился четвертый ребенок. Это был очень крупный, рослый, с черными волосами мальчик. Говорили, что он очень похож на деда, отца Марии. Сергей с полным правом назвал его Александром.

– Наконец-то сбылась моя давняя детская мечта. Александр Сергеевич Плугин, гордо называл его Сергей. Почти как Александр Сергеевич Пушкин. Он уже не так сильно радовался, как раньше, когда он думал, что будет несказанно рад сыну Александру. Потому, что он очень сильно любил всех своих детей по-своему.

Тася подрастала, она старалась помогать взрослым, что-то приносила или уносила, помогала отцу, выполняла мелкие поручения, нянчилась с малышами, пела им песни, укачивала их, меняла и стирала пеленки. Все время бегала, прыгала, скакала, кружилась, смеялась, помогала матери по хозяйству, она везде успевала.

Маша родила Сергею еще двух девочек, Полюшку и Олюшку. Жили дружно, все помогали друг другу. Любовь и согласие жили в семье Плугиных.

– Мань, слышь-ка, че? Сергей подошел к жене и обнял ее.

– Че? Маша посмотрела на Сергея.

– Давеча Минька просил подсобить ему. С дальней полянки копенку привезти.

– Дык ступай, подсоби, чай не переломишься. Ребята завсегда нам помогают. Да теплее одевайся, нынче мороз больно сильный. Сергей пришел поздно вечером.

– Ты что так поздно? Садись у печки грейся. Копенку-то нашли?

– Нашли. Мань, слышь-ка че?

– Че? Ну что ты затих, говори, че.

– Иду я давеча, до дома осталось несколько метров, слышу, как снег за спиной скрипит, оглянулся, глядь, а никого-то нет. Я пошел дальше. Опять. Как снег скрипит. Остановился, повернулся, на тропинке колесо от телеги то стоит и не падает, а никого нигде нет. Думаю, это что ж такое, что за чертовщина то такая? Пошел дальше, опять снег скрипит, глядь, а колесо то катится. Остановился и колесо остановилось. Меня аж в жар со страху бросило. Перекрестился, молитву прочитал, да и побег бегом, что было мочи. В избу то заскочил, не жив не мертв. Слышь-ка Мань, че деится то, а?

– А ты часом то не брешешь? Маша встала из-за станка и подошла к мужу.

– Нет Мать, что ты, зачем я тебе буду брехать.

–С Минькой там поди копенку обмывали?

– Нет Мань, я домой торопился, поздно ведь уже, знаю, что ты волноваться, плакать будешь.

– Ранней весной в семье Маши и Сергея умирают сразу две младшие дочки, Полюшка и Олюшка. Сначала одна, а через две недели другая.

Осенью пошел слух по деревне, что мужчина с их села, толи с соседнего пошел в рощу, хотел на полянке травку птице серпом накосить. В обед замаялся и прилег на травку под березкой, да задремал. Проснулся от того, что кто-то по его телу тихонько ходит, мурлычет, да коготки свои за одежду цепляет. Глядь, а это кошка черная ластится да мурлычет, мордой своей трется, глаза то прищурит, то выпучивает да сверкает.

А как она к его горлу холодную морду приставила, испугался мужик, схватил ее одной рукой за гриву, а в другую серп взял. Кошка начала вырываться, царапаться, кусаться, за ухо как ухватил, а она пасть свою раскрыла, шипит и скалится. Он серпом по уху то и полосонул, кошка зарычала, вырвалась и побежала, а он за ней.

По каплям крови на земле он нашел, в какую избу кошка забежала. Видит на крыльце сидит старуха в черном длинном платье и черном платке. Плачет, а рукой ухо под платком зажимает. Спросил.

– Бабушка. К вам кошка черная во двор не забегала? Старуха начала палкой махать и чертыхаться. Мужчина дернул ее за платок, а у старухи кровь алая по шее течет, заливает платье. Он все понял, да бежать бегом за калитку. А бабка все кричала ему в след проклятья, да палкой по воздуху размахивала.

– Будьте вы все прокляты! Все равно скоро сдохните все, косой вас косить будут, кровью своей все захлебнетесь. С тех пор никто нигде не видел эту старуху в черных одеждах. Младенцы в селе и округе больше не умирали. А Маша родила Сергею еще двух детей. Анечку, а через два года Витеньку.

Дети подрастали, но они были еще совсем маленькие. Скотину считают по головам, а детей по ртам. Была такая пословица. Ртов стало много, а помощников по дому и по хозяйству не было.

Озорная Тася ходила с Сашей и Иваном в школу. Саша был высокий и полный, просто богатырь. Иван был как папа, очень маленького роста, меньше Таси и белобрысый. Тася превратилась в настоящую хулиганку, дралась с мальчишками в школе, никому ни в чем не уступала. Она была везде первая. Училась лучше всех, бегала быстрее всех, реку переплывала вдоль и поперек течения, дразнила всех и со всеми дралась. Она была быстрая, сильная, смелая, веселая и озорная.

В селе про нее говорили, это не девка, просто хулиган в юбке. Она берегов не видит и не знает, эта девка своей смерть не умрет, где-нибудь напорется, найдет свою судьбу. Так ее в селе и прозвали, девка без берегов. Тася закончила 4 класса, больше в школу не пошла. Родители Сергея давно умерли. Сергей начал жаловаться на боли в животе, он уже не мог работать в колхозе, даже с трудом выполнял привычную домашнюю работу.

Тася старшая в семье девочка, за ней еще два подростка, да еще и два малыша. Хотя она сама была еще подростком, закончив четвертый класс она стала наниматься в зажиточные семьи, выполнять разную работу, стирала, помогала по хозяйству, в поле. В то время многие шли в батраки, даже дети. Приносила домой то, что даст хозяин. Но ей повезло, она приносила домой хлеб, еду, одежду старую ненужную хозяину, сладости малышам.

Дети младшие не спали, ждали гостинцев сестры, которые она приносила. Когда она приходила, дети сидели на крыльце, весело бежали ей на встречу, кричали и радовались.

– Нянька! Смотри нянька идет! Обнимали ее и целовали. Тася приходила уставшая, обнимала и целовала малышей, раздавала гостинцы, клала на стол заработанную еду и падала без чувств в постель.

– Таюша. Дочка. Сама хоть поешь что-нибудь.

– Нет маманя, покорми детей, я не голодная.

– Отец то сильно расхворался, совсем не встает.

– В больничку его надо отвести.

– Не хочет, говорит полежу чуток. Мне полегчает. Говорит, авось само пройдет, Бог даст.

– Скажи Сашке и Ваньке пусть его завтра в центр в больничку отвезут, это не дело. Тася приходила все позже, иногда за полночь, а утром с рассветом вставала, помогала матери по хозяйству и снова уходила на заработки. А что делать, она ведь старшая в семье.