– Видишь ли, – со вздохом принялся объяснять я. – Люди привыкли жить так, как они живут, и тебе потребуется какое-то время – может, день, может, несколько месяцев… Но в конце концов, я уверен, из всего этого что-нибудь да выйдет.

Девушка шмыгнула носом.

– Значит, у меня не получилось? – спросила она.

Я вздохнул.

– Димеона, у тебя прекрасно всё получается, просто тебе ещё слишком многому предстоит научиться. Помнишь, как тебя встретили в Вебезеккеле? Здесь, – я кивнул в сторону двери, которую кто-то остервенело пинал ногами с той стороны. – Здесь гораздо лучше. Тебе просто нужно набраться терпения, и тогда, со временем, что-то начнёт меняться.

Димеона вздохнула:

– Я не умею быть такой убедительной, как Мелисса.

Звуки ударов в дверь начинали постепенно стихать – похоже, народ расходился. Я улыбнулся:

– Димеона, ты была очень убедительной, просто… Просто наберись терпения. В конце концов, сегодня тебя уже слушали и за тобой даже ходили от площади к площади. Может быть, завтра ты встретишь именно тех людей, которым действительно нужно слово Фериссии?…

– Слово Фериссии нужно всем! – запальчиво воскликнула девушка.

– Разумеется, разумеется, – я сделал успокаивающий жест руками. – Но, видишь ли, в этом городе люди привыкли поклоняться иным богам. Лес далеко от них, лес их не заботит, зато море кормит их каждый день.

– Фериссия даст им намного больше!..

– Разумеется… Разумеется. Но для того, чтобы люди это усвоили, опять-таки, нужно время. Почему бы тебе не начать с того, чтобы завтра угостить их дарами леса?

Димеона задумалась на мгновение, а потом захлопала в ладоши от возбуждения. Я откинулся на кровать и наконец-то расслабился – впервые за этот долгий день – слушая её щебетание:

– …И знаешь, они будут в восторге, если мне удастся найти в этом лесу диких ягод – не таких, как мы видели сегодня на рынке, а других, настоящих, ну, знаешь, как едят у нас дома…

Так, думал я, прикрывая глаза, что мы имеем в сухом остатке? С одной стороны, ясно, что мы имеем, – имеем мы одержимую, которая рвётся перестраивать мир. Чёрт возьми, да я бы руку отдал, лишь бы заглянуть в досье, что не дал мне прочесть Аполлон Артамонович, и узнать, кем была эта нимфа в миру!.. Нет, вопрос здесь в другом: имеем ли мы что-нибудь такое, что указывало бы, что нам не придётся назавтра драпать из Кромвеля так же, как мы сегодня с утра бежали из Вебезеккеля?…

– И ещё, знаешь, Мелисса мне говорила, что у диких людей совсем нет нормального хлеба, такого же, как готовят у нас, и я подумала…

Ну, хорошо, начнём с малого: за полдня в этом городе нас никто не пытался убить. Достижение не то чтобы важнецкое – слишком маленький срок, да и стражи вокруг полно было – однако весь мой опыт говорит, что это всё-таки хорошо. Идём дальше: на Димеону почти не пялились. Ну как – не пялились? Пялились, разумеется, ещё как пялились, но, если подумать, на кого в наше время не пялятся? Скажем так: на неё пялились уже совсем не с тем настроением, что раньше: если в Вебезеккеле народ сразу же записал её в когорту доступных леди, то в Кромвеле у неё есть все шансы стать городской сумасшедшей.

Я поглядел на друидку, с упоением рассказывающую что-то о птицах (как это было связано с темой нашей беседы, я упустил), и продолжил свои размышления.

Хорошо, убить нас не пытались, пялиться перестали, от площади к площади ходят. Что ещё? Ах, да: нас пока что не гонят, а раз так, есть все основания надеяться, что удастся-таки поработать…

В дверь постучали – только по контрасту я понял, что в какой-то момент до этого в коридоре сделалось тихо.

– Эй, это я! – послышался из-за двери сердитый голос. – Открывайте!

– А вот и наш дорогой хозяин пришёл! – я вскочил с кровати и поспешил отодвинуть засов.

Дверь открылась, и вошёл Эндрюс, трактирщик, держа в руках деревянный поднос с какой-то стряпнёй. Даффи ударил в ладоши, а Димеона вытянула шею, вглядываясь в незнакомый предмет.

– Это еда, Димеона, – торопливо пояснил я, пока с губ друидки в присутствии хозяина не сорвался очередной неудобный вопрос.

– Угу, – кивнул Эндрюс, водружая поднос на столик. – Завтра утром вы выметаетесь.

– Как?! – притворно всплеснул я руками. – Вы готовы пожертвовать популярностью заведения и тем фактом, что именно на вашем дворе поселилась известная проповедница Димеона Миянская со своим верным спутником?

– Ты, знай, ври, да не завирайся, – хозяин смерил меня таким взглядом, словно постояльцы, которых он спрашивал об оплате, певали ему ещё и не такие песни. – Ишь, чего мне устроили!..

– Но послушайте…

– И слушать ничего не желаю! А если они мебель надумают портить – платить, что же, вы будете? – Эндрюс демонстративно несколько раз открыл и закрыл дверь, словно бы проверяя, в порядке ли петли.

– Да, но всё-таки если мы можем как-то договориться… – я потел в душной комнате, в которой три человека были уже солидной толпой, и лихорадочно соображал, сколько я могу предложить трактирщику так, чтобы не выйти из роли и, что было гораздо важнее, из сметы.

– «Договориться»? – хозяин криво усмехнулся. – Ты топор-то поднимешь, деточка? – обратился он к Димеоне. – Видишь ли, нахлебники мне не нужны, проповедники – и подавно. Была б от вас польза, я бы ещё…

– А целители? – спросил я быстро.

– А? – поднял голову Эндрюс.

– Причём первоклассные! Правда ведь, Димеона?

Девочка посмотрела на меня удивлённо, а потом, поняв, чего от неё хотят, радостно затрясла головой.

– Меня Мелисса учила! – сообщила она. – Но потом она перестала, потому что сказала, что некогда, а в лесу постоянно же происходит, да и звери кругом, или просто кому нездоровится, и тогда я пошла к Левизану, он умный, и он рассказал…

– Целители, говоришь? – по лицу нашего арендодателя я понял, что мой пробный шар попал в лузу и Эндрюс уже считает, сколько монет сможет сэкономить на этой встрече. – Что ж, а в травах ты разбираешься?

Димеона всплеснула руками:

– Конечно! Левизан мне показывал, и Мелисса, когда у неё ещё было время, только она потом всё забросила, но я всё запомнила, и потом к Левизану ещё ходила всё время, и…

– Димеона, – позвал я. – Иди с ним и помоги ему всем, чем можешь.

Нимфа закрутила прелестной головкой, переводя взгляд с меня на небритого трактирщика. Я показал ей большой палец – ничего, мол, страшного, он наш, добрый.

– Ну, мне помогать ничем и не надо, – наконец начал торговаться хозяин. – Разве старуху мою посмотрела бы – у ней всё ноги болят, а дохтур…

Продолжая бормотать что-то про ноги старухи и про жадного доктора, а также про травы, которые не помогают, хотя за такие деньжищи должны бы, он вывел Димеону на лестницу и прикрыл за собой дверь. Я распахнул окно, из которого в комнату лились последние лучи предзакатного скудного света, и, отдуваясь, упал на кровать.

Так, на чём я закончил? Нас пока что не гонят… Ну, ладно, пусть гонят – но так ведь, немножечко; кто он, в конце концов, – скряга-трактирщик, боящийся, что из-за нас у него беспорядки начнутся? Прав он, собака, ой как прав! Он ещё Вебезеккель не видел, не то сразу погнал бы поганой метлой, но только ещё одну ночь я, считай, уже выторговал, может быть, даже со скидкой, а то у меня карман не резиновый, а выгонит – так мало ли их таких в Кромвеле? Вот если б нас гнали серьёзно, так сказать, официально – со стражниками, с вензелями, тогда…

В дверь постучали. Я рефлекторно вскочил с кровати, чтоб отпереть, но засов был откинут, и створка уже начала открываться. Деваться мне было некуда – я снова сел на кровать, гадая, кого принесёт в этот раз.

– Здравия желаю, – человек со шлемом стражника под мышкой нехотя отсалютовал мне из коридора. – Господин Даффи?

– К вашим услугам, – ответил я, понимая, что выгляжу с этой позиции не очень-то презентабельно.

– А где, – втиснувшись в пространство комнатки, стражник огляделся, словно бы здесь было, где спрятаться. – Где… Барышня?