Я ждал удара – его всё не было. Я в нерешительности раскрыл глаза – как раз вовремя, чтобы увидеть, как мой недавний противник картинно падает спиной вперёд с барной стойки, а та вздувается под ним, как морская волна. Я посмотрел в другую сторону – трактирщик, потеряв ко мне интерес, отбивался от своей палки, на манер змеи обвившейся вокруг пальцев и уже пустившей побеги, по руке подбирающиеся к лицу. Бандит, секунду назад выкручивавший руки девице, пятился в угол, непрерывно вопя и закрываясь от чего-то руками, словно перепуганный ребёнок, а его друг – ценитель напитков словно бы прирос к месту и лишь неподвижными глазами смотрел в пространство перед собой. «Это не я! – подумал я обалдело. – Что, вообще, происходит?…»

Что стало с последним противником, извивавшимся у меня под ногами, разбираться я, впрочем, не стал – проскользнув мимо хозяина заведения, я схватил за руку Димеону и почти бегом потащил её к выходу. Позади занимался какой-то шум, в него вплеталось всё больше вопящих глоток, но я не стал оборачиваться, а силой вытолкнул девушку на улицу и пинком захлопнул за собой дверь.

Слава богу, конь был на месте – не сказать, чтобы породистый жеребец, однако вполне резвая молодая лошадка, способная, без сомнения, сдюжить двух седоков. Думая, скорее, спинным мозгом, нежели головой, я обхватил девушку за талию и толкнул вверх и вперёд. Проповедница оказалась весьма лёгкой даже по меркам Максима, а уж Даффи и вовсе подумал что-то насчёт того, что кормить надо девок, чтоб на них хоть немножко мяса росло. Мы с охотником подняли девушку в воздух – та проворно вскарабкалась на спину лошади и вдруг, вопреки всякому здравому смыслу, выпрямилась у той на хребте в полный рост, словно циркачка. Лошадь сделала несколько неуверенных шагов назад, вздёрнув голову, чтобы видеть, что происходит. Девушка стояла прямо и озиралась, словно пытаясь понять, что же ей делать дальше.

– Садись, дура! – крикнул Даффи и, не дожидаясь меня, первым прыгнул в седло. Я высвободил поводья, поймал Димеону, ссыпавшуюся на лошадиную спину прямо передо мной, ударил коня каблуками в бока, и мы поскакали – по площади, мимо торговцев, мимо обывателей, мимо стражников – пока те не поняли, что произошло. Шум позади стал ещё громче – было похоже, будто уже сам трактир трещит по швам, – так что мы с Даффи, не сговариваясь, стали подгонять лошадь и, лишь когда та миновала городские ворота и первые чахлые деревца остались у нас за спиной, перевели дух.

В одном Аполлон Артамонович был прав: Сказка меняет людей. Не успело пройти и пары часов с момента моего превращения в охотника Даффи, а я успел уже провалить несколько квестов, разминуться с туристкой, которую мне поручено было беречь как зеницу ока, поприсутствовать на туманном процессе, закончившемся дурацкой погоней, устроить драку в таверне и, сваляв дурака, выдернуть из лап пьяных идиотов девушку неясно-сказочного происхождения. В своё оправдание мне оставалось сказать лишь, что, не сделай я этого, неприятности могли быть и посерьёзней. Верно, подумал я с облегчением, это я и напишу в отчёте: девчонка, которая с самого начала была явной сотрудницей Сказки, вела себя так нелепо, что сбила с толку меня, который, действуя полностью и исключительно в рамках официального образа, именуемого Охотником Даффи, решил проявить благородство и избавить наивную юную фею от посягательств со стороны хулиганов. Разумеется, весь этот отчёт был бы шит белыми нитками, ведь первое, чему учат волшебников, – это не вмешиваться в чужие истории и позволять, чтобы Сказка вершилась как можно более естественным образом. На это, подумал я в порыве отчаянья, я мог бы ответить, что, в соответствии с директивами, поступившими от начальства, действовал не как оперативный сотрудник, а исключительно как турист в образе упомянутого персонажа, при соблюдении достоверности которого позволил себе несколько отклониться от первоначальной задачи.

На этом месте я сдался. Не нужно быть всеведущим, чтоб догадаться, как отреагирует на такую наглую ложь Аполлон Артамонович. Разумеется, он будет вежлив и обходителен, будет спрашивать о деталях и отмечать великолепно выдержанную достоверность, а потом, может быть, просто предложит перейти в другой сектор или и вовсе укажет на дверь. Такое заключение, наконец, отрезвило меня: о чём я вообще думал?! Что наделал? С самого начала было очевидно, что «фее» ничего не грозит, ведь ни один сотрудник Сказки в здравом уме не зайдёт настолько далеко, чтобы настроить против себя толпу, с которой не в силах сам справиться. Но нет: мне показали полуголую девку, и я повёл себя, словно глухарь на токовище, решив продемонстрировать всему миру, какой я-де смелый и справедливый, а в результате другому сотруднику Сказки пришлось расхлёбывать кашу, мною заваренную, покуда я метался между своим антуражем и здравым смыслом…

Кстати, об этом ведь можно было поговорить.

Я натянул поводья, и лошадь свернула в лес. Димеона вела себя тихо – то есть о чём-то без умолку тараторила, но обращалась словно бы к миру в целом, а не ко мне в частности, так что слова её скользили задворками моего сознания, не выплывая на свет. Прикидывая, достаточно ли мы забрали в лес, чтобы спрятаться от погони, я думал о том, что два оперативных сотрудника, после долгой беседы насмеявшись вдоволь над взаимной неловкостью и своим приключением, возможно, и сумеют представить всё в таком виде, словно действия каждого из них были продиктованы необходимостью, а сценарий сорвался по чистой случайности. От таких мыслей у меня зарделись уши, и я, остановив, наконец, коня, спешился и помог слезть Димеоне.

– Максим Коробейников, оперативный сотрудник Русского сектора Сказки, – не отпуская руки своей спутницы, я поклонился – настолько элегантно, насколько это позволяла кривая ухмылка верзилы-охотника. – Рад нашей встрече.

Девушка долго вглядывалась в моё лицо так, будто видела перед собой учёного пуделя, который двадцать лет исправно приносил тапки, а теперь вдруг заговорил о погоде. Приехали, подумал я. Наверное, она думала, что я и есть её турист… Надурили друг друга, одним словом. Наконец, взгляд Димеоны стал более ясным, осмысленным, она всмотрелась в мои глаза и улыбнулась весьма дружелюбно. Ну, вот и всё, сейчас меня будут бить, подумал я.

Улыбнувшись ещё раз – кажется, ещё приветливей, – Димеона открыла рот и сказала:

– Что?

– Это не шутка, – вздохнул я. – К сожалению, я тоже сотрудник Сказки. Мне очень жаль, что я сорвал вам сценарий, но это – чистая правда.

Поскольку выражение понимания всё ещё не спешило озарить лицо нимфы, я извлёк из воздуха корочку Управления и помахал ею перед лицом своей спутницы. Девушка озадаченно улыбалась, следя за моими движениями, а потом снова взглянула на меня так, словно бы ни одно из сказанных мною слов не было ею понято. Это было уже чересчур.

– Могу я узнать, с кем имею дело? – спросил я прямо.

Улыбка почти сошла с лица проповедницы, а недоумение, напротив, отчаянно отвоёвывало сданные прежде позиции.

– Что? – спросила она.

Я взял девицу за плечи, едва удержавшись от того, чтоб встряхнуть.

– Мы с тобой только что разнесли в хлам таверну! – выкрикнул я. – Может быть, ты, наконец, перестанешь острить и скажешь, зачем ты во всё это влезла и кто ты, чёрт подери, такая?!

Девушка просияла.

– Я – Димеона! – сказала она.

Я заставил себя разжать пальцы, отступил на шаг, запрокинул голову и захохотал театральным смехом.

– Извини, – сказал я, смахивая несуществующую слезу. – А я-то, понимаешь, подумал, что ты – Фериссия!

Димеона посмотрела на меня и тоже прыснула, но – осторожно, как человек, которому в самом деле смешно, но который не привык шутить такими вещами и потому делает вид, что сам смеётся только из вежливости. Лицо её раскраснелось.

– Нет, – объяснила она, когда я перестал смеяться. – Я – не Фериссия, Фериссия лишь направляет меня. Сама Она к диким людям не ходит, только меня вот послала… То есть меня послала не сама Фериссия, а Мелисса, но Мелисса всегда служит Фериссии, и поэтому…