Бываешь ли ты когда-нибудь несерьезным, МакГрегор?…

Филипп, почти не смотря, вскинул пистолет и вновь выстрелил, с хирургической точностью всадив пулю в сердцевину мишени. Габриэль недоверчиво скользнула взглядом по державшей пистолет руке, мысленно запоминая, как он стоит. Выступающие на ладони голубоватые вены принадлежали человеку, который привык к физическому труду; МакГрегор держал оружие без малейшего усилия, и было видно, что стойка ему привычна.

– Хватит, – почти смеясь, попросила она. – Посмотри, у владельца тира уже паника.

МакГрегор ухмыльнулся и согласно кивнул, протягивая оружие хозяину. Тот вздернул брови, пробормотав что-то о том, что профессионалам не стоит участвовать в любительском состязании; Филипп ответил усмешкой и согласным кивком.

Шум фестиваля остался позади, за деревьями. Они шли по дорожкам парка в умиротворенном молчании, и Габриэль больше не была уверена, что ей хочется начинать разговор; не знала, желает ли знать о своем спутнике больше, чем уже знает.

Филипп заговорил первым, честно выполняя обещание, и она мельком подумала, что нечасто встречала людей, у которых слова не расходились бы с делом.

– Утром я получил новости из Брюсселя, там ограбили оружейный склад. – Его рассказ был похож на военный доклад: краткий, лаконичный, исключительно по существу. – Украли партию оружия, которое я тестировал на испытательной станции. Без лицензии, без номера, без сертификата соответствия. Мы не успели довести до конца испытания.

– Плохо. – Габриэль не знала, как следует реагировать на подобное. – Финансовые потери?

– Репутационные. – Он поднял голову и взглянул в высокое осеннее небо; поморщился, признаваясь: – Плюс мое личное чувство неудовлетворенности от незавершенного дела.

– Могу понять. – Она не удержалась от слабой улыбки, но веселье тут же рассеялось, потому что она вспомнила только что услышанный диалог. – А Ангелы? Почему ты думал, что это они?

Филипп резко остановился и повернулся к ней.

– Тебе не стоило это слышать. – Он был недоволен, но Габриэль это не остановило.

– Уже услышала. Но… – Она знала, что некоторым тайнам следовало оставаться тайнами. Он не скрывал от нее ничего намеренно, и Габриэль вполне могла понять его нежелание распространяться о чужих секретах.

В конце концов, у нее хватало своих.

И – о чем она не забывала ни на миг – у них оставался лишь день. Один день, плюс завтрашний, завершающий вечер, и они оба пойдут своей дорогой, вернутся к обычной жизни…

Захочет ли он продолжить знакомство?

Почему-то Габриэль в этом сомневалась. Она успела составить свое представление о характере Филиппа, только что дополнив его обрывками сведений из разговора с Ангелами; он всегда казался ей человеком, способным сжечь мосты, не оглянувшись на пожар.

И в этом они тоже оказались похожи…

– Что – но? – Он все еще хмурился, и Габриэль запоздало поняла, что не закончила предложение.

– Я признаю, что у тебя могут быть свои секреты. – Она лукаво покосилась на Филиппа и с облегчением увидела промелькнувшее в его взгляде изумление. – Да, так бывает.

– Бывают женщины, которые не хотят знать все? – Казалось, что в его шутке было слишком много серьезности.

– И мужчины, которые не задают вопросов, – ее ответ был таким же серьезным, но в следующую секунду Габриэль вновь насмешливо прищурилась: – Хотя я бы ответила честно, если бы ты спросил.

Филипп рассматривал ее со странным выражением, опасливо и слегка неуверенно, как некую диковину, с которой он толком не знал, как обращаться. Габриэль затаила дыхание, бесстрашно встретив его взгляд; момент затянулся – и миновал, обернувшись обоюдной неловкостью.

– Ты вернешься на конференцию? – спросила она, первой шагнув на дорожку, ведущую к выходу из парка.

– У меня есть дела в городе, – уклончиво ответил Филипп, и на мгновение Габриэль подумала, что попросту успела надоесть ему за эти три долгих дня; подумала – и закусила губу, радуясь, что он не может видеть ее лица. – Но я бы прогулялся вечером к Собору. Чем черт не шутит, может, нарвемся на второй раунд с местным населением.

Она все еще смеялась, когда парк закончился, и перед ними открылась аллея, ведущая к центру.

– Подожди здесь, – слова МакГрегора прозвучали приказом, и Габриэль осталась на месте, вновь поразившись тому, что слушает его беспрекословно. Что-то было в нем такое, что вызывало желание делать так, как он скажет; какой-то властный, обычно присущий военным, авторитет, уверенность, что другие не могут не выполнить приказа… отчасти это раздражало, напоминая о другом человеке с такой же манерой.

О нем Габриэль думать не хотела.

За оградой парка Филиппа дожидались трое мужчин все в тех же байкерских «цветах»: двое имели холодную скандинавскую внешность, один был больше похож на итальянца или испанца. Этот южанин и заговорил первым.

С такого расстояния она не могла слышать слов, но ей вполне хватило выражений лиц – суровые, злые, обвиняющие. Состояние Филиппа можно было понять лишь по обращенной к ней спине, напряженной и прямой. Злой спине, если так вообще можно было сказать.

МакГрегор вскинул голову и что-то ответил – дерзкое, судя по тому, как вытянулись лица остальных. Тот, что был похож на испанца, сделал шаг вперед, выводя руку из-за спины, но ничего толком предпринять не успел. Филиппу хватило одного скользящего движения, чтобы оказаться у него за спиной и заломить руку, сжимающую нож. Лезвие серебристой рыбкой нырнуло в траву, посеревший от боли парень рухнул на колени.

Носком ботинка отбросив нож, Филипп выпустил руку жертвы, брезгливо и демонстративно отряхнул ладони и сказал своим собеседникам еще что-то, от чего их лица закаменели. Затем развернулся и пошел назад.

Трое остались стоять, где стояли.

Назад он шел победителем и выглядел при этом истинным англичанином: осанка лорда, легкая улыбка на лице, сменившая недавний ледяной шторм. Общее впечатление слегка портила одежда: сегодня он был в джинсах и кожаной куртке поверх довольно мятой рубашки, словно с каждым проведенным в Берлине днем все больше отряхивал с себя лондонский аристократизм, сменяя его на мироощущение улиц.

– Ваше сиятельство, вы слишком ослепительны для простого берлинского парка. Боюсь, простые бюргеры не в силах оценить подобного великолепия, – не удержавшись, съязвила Габриэль.

– Думаешь? – В его глазах мелькнуло удивление.

– Уверена, – с этими словами она наклонилась, захватила пригоршню золотых листьев, облетевших с ближайшего клена, и щедро осыпала ими не ожидающую подвоха жертву.

– Нечестно, – мрачно констатировал Филипп, вытряхивая из-за шиворота дары осенней природы. – Ты застала меня врасплох.

– На то и был расчет. – Габриэль пируэтом увернулась от попытки мести и рассмеялась, вновь оказавшись рядом с Филиппом.

Он шутливо взъерошил ее волосы, извлекая из прически заблудившийся осенний лист, и Габриэль замерла: неожиданное прикосновение отозвалось волной сладкой дрожи во всем теле. Она стиснула зубы, прогоняя опасное ощущение.

МакГрегор ничего не заметил; просто разжал пальцы, стряхивая на тротуар алый кленовый листок.

– Мне надо идти.

– Не опасно? – Она бросила настороженный взгляд в сторону трех байкеров, которые по-прежнему стояли у входа.

– У меня есть охрана, – он небрежно кивнул в сторону тройки. – Они.

– Но… это же… – Габриэль запнулась.

– Ангелы-хранители. – Филипп на мгновение приложил палец к губам, словно прося ее сохранять молчание. – Они не нападали, просто пытались доказать, что могут меня защитить. Не могут, но они не отвяжутся просто так, так что можешь считать, что я с охраной.

Смешинки, пляшущие в его серых глазах, ясно показывали, что иных объяснений она не дождется.

– Хорошо, – сдалась Габриэль.

Любопытство губит кошку, но я не кошка, я – собака, привязчивая и, пожалуй, глупая.

Пусть все остается, как есть.