Ты родился вчера, а сегодня встретил меня…
Берлин, отель «Кенигсберг», этим же вечером
– Вообще Стефан мог бы раскошелиться и на что-нибудь поприличнее. – Молодой парень с буйной копной слегка вьющихся темных волос выглянул из окна и придирчиво осмотрел площадку перед гостиницей. По брусчатке вальяжно шествовал рыжий откормленный кот; парень проводил животное заинтересованным взглядом, и в его теплых карих глазах заплясали смешинки. – И сколько отсюда, интересно, пилить до площадки Октоберфеста?…
– По-хорошему, Клаус, тебе надо в Мюнхен, – буркнул его товарищ, коротко стриженный мужчина в черной футболке и черных же брюках со множеством накладных карманов. На его предплечье бледно чернела давняя татуировка – пятиконечная звезда в сложносочиненном круге. Если как следует приглядеться, можно было, пожалуй, заметить строгие латинские буквы в обрамлении круга… но, опять же, для этого требовалось бы приблизиться – а столь навязчивого любопытства Дирк не жаловал. – Если ничего не изменилось, главная площадка Октоберфеста где-то там. И вообще, тебе заняться нечем?…
Клаус фыркнул и отвернулся от окна, скользнув безразличным взглядом по татуировке товарища: у него была такая же, и ее вид за прошедшие годы успел утратить прелесть новизны. Обведя подчеркнуто мученическим взглядом непримечательный номер отеля (серые стены, бежевые покрывала на тройке раздельных кроватей, гравюра с неведомым собором на стене), он мысленно махнул рукой на серьезного Дирка и, по всей видимости, вознамерился достать до самых печенок третьего из компании: мощного, коренастого мужчину, светившего лысиной, подозрительно напоминавшей монашескую тонзуру. Одежда «монаха» ничем не отличалась от экипировки Дирка, и на фоне двух мрачных, одетых в черное мужчин джинсы и кожаная куртка Клауса смотрелись почти оскорбительно.
– Эй, Морис, а ты чего молчишь?… – Было видно, что Клаусу, самому молодому из троицы, отчаянно скучно в серьезной, не терпящей фривольного веселья компании. – Тоже пытаешься понять, за каким чертом мы сюда приперлись?…
– Не чертыхайся. – Морис наставительно поднял вверх палец; в его водянистых голубых глазах светился укор. – Не стоит привлекать к себе внимание сил, встретиться с которыми ты еще не готов…
– Я готов, – полушутливо оскорбился Клаус, усевшись верхом на гостиничный стул. Он потянулся за спину и торжественно извлек из спрятанной под курткой кобуры серебристый пистолет. – Вот. Смотрите, я вооружен и очень опасен! – Он небрежно прицелился в стену. – Вся нечисть должна разбежаться от одного моего вида. Серьезно, мы охотники за привидениями, ха!..
Лысый мужчина покосился неодобрительно.
– Мальчик, не шути с вещами, о которых понятия не имеешь. И, если Стефан окажется прав, тебе вряд ли поможет пистолет.
В этот раз с лица Клауса слетели все намеки на шутовство; он был обижен – и, кажется, толком не знал, как возразить товарищу.
– Да ладно, Морис, ты что, вылез из монастыря траппистов? У вас там совсем чувства юмора нету? – с досадой бросил он. – И ты называешь меня мальчиком, хотя всего на пять лет старше, придумал тоже.
– Ты и есть мальчик. Мне все больше кажется, что Стефан зря отправил тебя с нами… он знает вещи, которые тебе и не снились. – Морис не позволил себе разозлиться; он разговаривал с младшим товарищем с терпеливой снисходительностью учителя, и эта интонация заставила Клауса испытать еще большее раздражение.
– Да что он знает, это все куча глупых суеверий, – с досадой возразил Клаус. Ему уже не казалась веселой идея помахать перед лицами товарищей купленным у неведомых байкеров пистолетом; его сообщники были чертовски серьезны – но сам Клаус никак не мог уверовать в важность их текущего задания.
Древние пророчества? Проверить наводку общества, носящего идиотское название Оккультной Полиции?… Да ладно.
– Ты понятия не имеешь, о чем говоришь, Клаус, – равнодушно заметил Дирк. Он достал длинный, мягко мерцающий в электрическом свете нож и проделывал с ним странные манипуляции – водил лезвием над огнем зажженной свечи, сосредоточенно следя, чтобы пламя опалило все грани. Он добавил с искренним раздражением: – Сделай одолжение, помолчи. Мешаешь.
Совет, пожалуй, был толковым, но Клаус уже завелся, и его понесло, как по барханам ралли Париж – Дакар:
– Ну да, конечно, древнее пророчество, еще с римских времен! Дохристианских, смею заметить, что уже само по себе довольно странно, – возмущенный, Клаус становился язвительным. – И Стефан ждал его осуществления в этом году – и вот, словно по волшебству, пришло известие по его секретным каналам, что место действия сейчас – Берлин. Да что за бред, так не бывает!.. И вообще, почему он сам не полетел с нами, если так уже верит этой… Полиции?…
– Неисповедимы пути Всевышнего, – ровным, гулким голосом сказал Морис, сейчас как никогда напоминая священника. – Стефан знает, что делает. И ты тоже видел текст пророчества: «Тот, что спит на островах, пробудится на третий зов, и мир охватит пламя великой войны».
– Да помню я, – буркнул Клаус, смотря, как Дирк бережно убирает в ножны очищенный пламенем церковной свечи нож. – Но Берлин как-то вообще ни разу не «острова»!
Он отлично помнил, что говорил Стефан: глава Ордена считал, что две попытки разбудить «того, кто спит» вылились в две мировые войны. Но всерьез поверить в то, что древнее латинское пророчество, записанное еще в первом веке нашей эры, может оказаться правдой?… Клаус был слишком молод и скептически настроен, чтобы всерьез верить в слова Стефана… пусть тот и был непререкаемым авторитетом во всех прочих областях его жизни.
Глава общины был страшным человеком. И дело было даже не в том, что он управлял Орденом суровой рукой полководца… практически все его подчиненные верили, что Стефан обладает оккультными силами. Клаус помнил рассказ самого Стефана, в свое время нагнавший потусторонней жути на мальчишку, воспитывающегося при Ордене: «Нужно визуализировать черный крест Голгофы на алом фоне – и помощь придет; информация будет дана… мы не единственные, кто может что-то изменить». Клаус вполне мог представить, как Стефан, высокий, еще не старый мужчина с суровым взглядом, стоит у алтаря, закрыв глаза, и визуализирует… это самое. Более того, в детстве он и сам не раз пытался последовать туманным указаниям главы Ордена – но лишь уснул в церкви и получил суровую выволочку от вот этого самого Мориса, даже тогда уже считавшегося лучшим «видящим» Ordo Stellaris.
Клаус упрямо мотнул головой, прогоняя воспоминания, и с вызовом воззрился на Мориса, ожидая его ответа.
– Ты понятия не имеешь, как это работает. И понятия не имеешь, с чем мы можем столкнуться, – сухо ответил Дирк. – Собирайся, хватит трепать языком.
Габриэль
Пальма в холле выставочного комплекса, цветные карандаши, прозрачно-светло.
Портрет – простой карандаш, мягкий серебристый фон. Как всегда, нарисовав портрет, начинаю понимать, что мне нравится- не нравится в человеке. В данном конкретном рисунке – редкостное бесстрашие и поразительная расчетливость, доходящие почти до жестокости страсти – и одновременно холодность, отстраненность. Как сочетается?…
Знаки Огня…
Специальные карандаши для скетчей, copics. Японские, дорогие, заразы. Золото листьев, теплые проблески солнца. Когда пытаешься что-то написать этим карандашом, получается эффект кисточки для иероглифов или каллиграфического шрифта. Красиво.
Еще не пробовала цвет, скетч черно-белый, строгий и резкий, как тот, кто изображен на рисунке. Фон – берлинский парк, золотая осень. Холодные серые глаза и яркие сполохи листьев в туманной дымке.
Завтра. Боги, дайте завтра солнце.
Странно, но я почти забыла Лондон; меня больше не пугает то существо, ненароком увиденное из окна дома Филиппа. Мы в Берлине – и, кажется, текущая вода, отделяющая острова от континента, все-таки стала преградой для того, о чем лучше не вспоминать…
