Габриэль всерьез сомневалась, что МакГрегор слышал хоть слово докладчика.

Что случилось?…

Спустя два часа Филипп неожиданно встал и заявил, что сегодня больше ничего интересного не будет. Он устал, не хочет больше слушать всякую ересь, и не желает ли дама прогуляться по Берлину?

Дама прогуляться желала.

Спустя десять минут неспешной прогулки они оказались у бокового входа в парк. Высокие клены и дубы тихо роняли золотые листья в наполненном осенней грустью воздухе; у самой земли, под слегка влажными стволами деревьев, стелился туман. Филипп толкнул ладонью тяжелую створку ворот, но девушка заходить не стала: напротив, прислонилась спиной к железной решетке. Октябрь был уже на исходе, и вместе с ним заканчивался и праздник длиной в месяц, знаменитый немецкий Октоберфест – но этот вход в парк был далеко от шума разгульного фестиваля; здесь царила тишина, почти нереальная в своем безмолвном спокойствии.

– Что случилось? – Габриэль с сомнением взглянула под ноги, словно опасалась провалиться между стыками брусчатки несуществующим каблуком. Последовавшее в ответ молчание было настороженным и довольно холодным, но она не сдалась: – Я же вижу, что-то не так. Не хочешь излить душу? Раз уж сегодня – последний день.

Наступившее молчание было полным скрытого смысла, но ни один из них не решился продолжить разговор в опасном направлении. Где-то за спиной раздался шум транспорта, рев моторов, быстро заглохший и рассеявшийся в воздухе, но Габриэль не обернулась. Ей хватило смелости начать, но остальное зависело уже от него.

– Если честно, не очень. – Улыбка Филиппа была кривой и невеселой. Его пальцы сжали решетку с такой силой, что их костяшки побелели.

Габриэль подняла голову, чтобы взглянуть ему в лицо, но натолкнулась на некое подобие ледяной стены. Серые глаза, обычно теплые и внимательные, сейчас были настороженными, холодными. Она не отвела взгляда.

Как и некоторым другим знакомым ей людям, Филиппу была присуща странная двойственность. Иногда он казался мальчишкой, драчливым – и случайно, ненамеренно жестоким, как бывает жестока лишь молодость; юным Аресом, едва ступившим на поле битвы. Чаще – взрослым мужчиной; скрытным, отстраненным, с холодными серыми глазами Афины, разумной войны.

Мальчишка был ей ближе: он умел улыбаться, и в его взгляде плясали теплые золотые искры, способные отогреть замерзшую птицу. Мужчина… он мог посмотреть так, словно видит ее насквозь, безжалостно разбирая душу на составляющие в поисках грехов и проступков.

– Филипп… – Она хотела отыскать слова, способные пробить внезапно возникшую стену отчуждения, но вместо этого ощутила, что начинает злиться.

– Черт… – Филипп оттолкнулся от решетки, и Габриэль запоздало поняла, что он смотрел не на нее, а куда-то ей за спину. – Это по мою душу. Извини, я сейчас.

Облегчение, накатившее от того, что этот холодный взгляд был обращен не к ней, было сродни приливной волне. Габриэль обернулась, чтобы посмотреть, кого он там увидел, – и тут же пожалела, что пост полиции находится с другой стороны парка.

…Есть существенная разница между трактирной дракой с пьяными дураками, ночной попыткой ограбления – и стычкой среди бела дня с разнузданной компанией байкеров. В последнем случае намного меньше шансов выйти из заварушки целым и невредимым; Габриэль достаточно жила в Берлине, чтобы точно знать, чем кончаются подобные разборки, и начала лихорадочно просчитывать, сколько времени ей понадобиться, чтобы вызвать стражей порядка и хоть как-то воспрепятствовать кровавому мордобою.

Филиппа, судя по всему, подобные мысли не волновали. Он прошел пару метров и остановился, засунув руки в карманы кожаной куртки и всем своим видом выражая ледяную ярость.

Байкеры, коих насчитывалось восемь человек, посовещались между собой и отрядили навстречу МакГрегору троих. Первый, темноволосый парень, был примерно ровесником Филипа и мог бы выглядеть лет на двадцать пять, если бы удосужился сбрить с лица излишнюю растительность. Девушка рядом была, вероятно, на пару лет моложе, но образ жизни уже сказался на ее внешности: светлые волосы неопрятными лохмами падали на бледную кожу, а чудовищный макияж больше подходил для ночного клуба, а не прогулки в осеннем парке. Третьим был высокий и жилистый парень, державшийся чуть позади остальных; его длинные соломенные волосы были забраны в небрежный хвост внизу шеи.

Вытертые джинсы всех троих могли принадлежать кому угодно, но крылатая эмблема на кожаных куртках парней опознавалась с лету. «Цвета» самого известного из байкерских клубов знали, наверное, все. Габриэль, во всяком случае, знала.

Парень с хвостом заговорил первым, с самого начала взяв на удивление мирный тон:

– Волчонок, до тебя не дозвониться, – и, указав заросшим щетиной подбородком на Габриэль, с ноткой любопытства добавил: – Отдыхаешь?

Волчонок?…

Они знали МакГрегора… в сознании Габриэль всплыла совсем недавно услышанная фраза. Как там сказала Лиза?… «Я видела его в плохой компании»? Нет, как-то не так, иначе – но смысл не менялся.

И как же ты связан с Hell’s Angels, с Ангелами Ада, мой демон с лондонского моста?…

Филипп не прореагировал никак; Габриэль почти физически ощущала исходящие от него флюиды бешенства, но внешне он сохранял каменное спокойствие.

– Какого черта вам нужно?

Парень с хвостом неопределенно хмыкнул; он собрался было ответить, но девушка оказалась быстрее:

– Ты не ответил на его вопрос. – У нее оказался низкий чувственный голос с характерной хрипотцой. Блондинка откинула волосы с лица и широко улыбнулась МакГрегору, исподтишка бросив оценивающий взгляд на его спутницу. Габриэль посмотрела в ответ с вызовом, и девица фыркнула.

– Миранда, – холодно бросил Филипп, не удостоив ее взглядом, – не лезь в разговор.

Чудесно, он даже знает их по именам.

У Габриэль появилось предчувствие, что ей предстоит услышать интересную историю. Если, конечно, эта встреча закончится бескровно и Филипп все-таки снизойдет до того, чтобы полностью ответить хоть на один прямо заданный вопрос.

– Ты знаешь, что моя сестра кормит твоего зверя? – Миранда причмокнула губами в насмешливой пародии на поцелуй. – Сабрина. Помнишь ее, Волчонок?

Она тоже называла его Wolfswelpe, Волчонок, как будто это было привычным и уже давно бывшим в употреблении именем. Странно, но кличка ему подходила; идеально накладывалась на его способность в любой момент превратить улыбку в оскал.

Вместо ответа Филипп развернулся к молчаливому темноволосому парню.

– Франк, какого черта? Это должен был делать Вальтер!

Габриэль помнила то первое утро в доме Филиппа, утро с видением, помнила и парня, настолько сжившегося со своим мотоциклом, что слезть с транспорта ради разговора было выше его сил; и теперь она наконец-то прикрепила к лицу имя. Итак, Вальтер, обладатель ключа от лондонского дома, лучший друг, которому можно было доверить Мару на время отлучки. Один из Ангелов.

– Ему позавчера располосовали руку по самый локоть, и Сабрина вызвалась заменить его, – неохотно отозвался Франк, бросив неодобрительный взгляд на свою подругу.

– Так это ты новая подружка Волчонка? – с непередаваемыми интонациями протянула Миранда. Она подошла ближе, нарочито качнув бедрами, и провела ладонью по щеке Габриэль.

Внешне лицо Филиппа не изменилось, но по какому-то неуловимому сдвигу в его взгляде Габриэль поняла, что сейчас он попросту ударит вконец обнаглевшую девицу.

Она двинулась, одновременно скользнув в сторону и выбросив вперед руку. Блондинка взвизгнула и отскочила прочь с нецензурным воплем.

– Стерва! – Она продолжала сыпать ругательствами, держа растопыренную ладонь у своего носа. Пальцы уже окрасились алым.

– Сама напросилась, – пожала плечами Габриэль, незаметно потирая сжатую в кулак правую руку. Костяшки ощутимо саднили, под макияжем и бледной кожей противницы оказались крепкие кости. – Нечего было меня трогать.