Католики не одобряли разводов, и МакГрегор всегда знал, что даст слово лишь единожды, один раз и навсегда; брак был серьезным делом, в нем не было места импульсивным поступкам и глупой надежде, что все как-нибудь обернется хорошо…

У Филиппа не было жалости к ней. Он верил в искупление, в то, что за совершенные ошибки нужно платить.

…И все же, несмотря на его пристрастную, жестокую оценку, презрение так и не приходило. Вынося ей суровый приговор, он по-прежнему желал, чтобы Габриэль оставалась рядом, удивляла его своими поступками, поражала своими реакциями на мир, вызывала улыбку своей искренней, неподдельной любовью к жизни.

Казалось, она ничего не делает наполовину, отдается всему полностью, без остатка, и МакГрегор впервые задумался, каково было бы встретить ее раньше.

До видения в огне.

В нем ожило давно забытое чувство безысходности, и Филипп поймал себя на том, что ему хочется перекреститься. Эта девушка, эта женщина, встреченная ночью на мосту, она была похожа на злого духа, вставшего на его пути; он знал, что Габриэль не принесет ему радости, наоборот – принесет беду. Как дух полудня, нечисть, являющаяся при свете; полуденная мара.

Miserere, Domine…

Он вновь потянулся к телефону, повторил вызов; но Вальтер по-прежнему молчал. Что ж, день лишь набирал силы, и Филиппу еще только предстояло встретиться с его испытаниями.

Настроение, с каждой минутой наступающего дня достигающее новых глубин, окончательно рухнуло в Марианскую впадину, стоило Филиппу наконец-то добраться до выставочного центра и увидеться с Вайлахером.

В пустом, залитом светом конференц-зале не было Даниэля Ферле, но МакГрегор быстро понял, что это и к лучшему: в своем текущем состоянии он вполне бы мог существенно подпортить красивое лицо бельгийского вертопраха.

– Я же говорил! – взорвался Филипп, с силой впечатав ладони в тянущийся вокруг кафедры полукруглый стол. Удо Вайлахер, сидящий за столом в совершенно расслабленной позе, тяжело вздохнул и качнул лысоватой головой. – Говорил ему, что им нужна нормальная охрана!

– Филипп, успокойся. – Вайлахер жестом примирения вскинул вверх обе ладони и просительно взглянул на старого знакомого. – Даниэль нанял охранную компанию вдобавок к их собственным силам безопасности – во всяком случае, он так говорит, – так что никто не может сказать, что они безответственно подошли к обеспечению сохранности складов. Или ты злишься не поэтому?

Филипп изо всех сил постарался взять себя в руки и не зарычать; он прекрасно понимал, на что намекает Удо. Его бывший профессор отлично знал историю МакГрегора и понимал, что в данной ситуации его лояльность, мягко говоря, могла представляться двойственной.

– Ты уверен, что это были они? – Филипп постарался, чтобы его голос прозвучал ровно, без нотки рвущейся наружу бешеной злости.

– Почитай сам. – Вайлахер потянулся вперед и подтолкнул в сторону МакГрегора плашет, на ярком экране которого была открыта сводка сегодняшних новостей.

Филипп опустил глаза, быстро пробегая по диагонали строчки бельгийского новостного портала; французский не был его любимым языком, но при этом все делопроизводство в Комиссии велось именно на нем, и МакГрегор понимал достаточно, чтобы уловить смысл.

«…Между тем, как отмечают бельгийские СМИ, в ежегодном докладе об оружейном экспорте, составляемом правительством бельгийской Валлонии, не фигурирует информация о каких-либо крупных партиях оружия, предназначенных на экспорт и сосредоточенных на складах компании.

В самом концерне FF Flemalle также утверждают, что не понесли никаких существенных потерь, кроме не попавшей на рынок новой разработки компании.

В этой связи пресса не исключает, что ограниченная экспериментальная серия пистолетов бельгийского производства могла попасть на склады в связи с затянувшейся проверкой Комиссии по вооружению, не лицензировавшей партию в количестве около 400 единиц. Предполагается, что партия оружия могла оказаться в руках торговцев оружием, напрямую связанных с европейским подразделением байкерской группировки…»

– Та самая партия?… – Филипп вскинул глаза на Вайлахера; на его окаменевшем лице отчаянно билась жилка у виска. FF- Аржентé, то самое, проклятое, не прошедшее его внутренний тест оружие.

Ферле, брюссельский склад, байкеры.

Таких совпадений попросту не бывало.

– Та самая, образцы которой ты тестировал на станции, – осторожно согласился Удо, кося выцветшим до блеклой голубизны глазом в сторону друга. – Мне нужно что-то знать про их характеристики – или это случайность?

Филипп разжал кулаки, аккуратно положив перед собой на стол ладони; опустился на стул напротив Вайлахера.

– Мне было не к чему придраться, – со вздохом признал он, вновь вспоминая тот самый неудавшийся тест. Почему Ферле направил свой прототип на исследование именно ему? И зачем просил о расширенном тесте, тесте, включающем скорость и убойную силу?

Филипп вновь вспомнил болезненное ощущение неправильности, возникшее, когда он взял в руки «серебро» Флемаля; было сложно объяснить свою реакцию так, чтобы ее понял Удо, живущий в мире цифр и статистики. Что-то было не так с внутренней геометрией – возможно, даже не самого пистолета, а его патронов… но и сам пистолет хотелось разобрать по винтикам, чтобы понять, что именно вызывает такое отторжение.

– Но? – эхом отозвался Вайлахер.

– Но в нем что-то было не так. А теперь вся партия пропала, и я не могу провести сравнительный тест различных образцов. – Он не стал подробно обрисовывать последствия; Удо и так в красках представлял весь тот веер неприятностей, что готов был развернуться перед ними. Полицейское расследование, запрос показателей, лист тестирования – лист, в котором Филипп чуть слишком завысил порог сомнения, оставляя себе шанс провести повторные исследования.

Забрал ли Ферле прототип?…

Если да, то не осталось ни единого образца, а его недруг упомянул, что прекратил разработки…

Итак, что же именно попало в руки похитителям?

И еще важнее – кто именно ограбил склады Флемаля? Дурное предчувствие, возникшее после многозначительных намеков Вайлахера, никак не желало рассеиваться, пусть в тексте статьи и не было указано конкретных имен и названий.

Неужели отец мог допустить, чтобы его свора провернула такое?…

Нет. Не верю.

– Увидимся вечером. Посмотрим, что скажет Ферле. – Филипп отрывисто попрощался и развернулся, чтобы выйти прочь. Последний день конференции был испорчен напрочь, и даже мысль, что ему предстоят несколько часов в компании Габриэль, уже не могла вызывать улыбки на сумрачном лице МакГрегора.

– Посмотрим, что принесет вечер, – согласился Удо, со вздохом откидываясь на стул. – И, Филипп. Не обвиняй Даниэля раньше времени, он сделал все верно.

– Хотелось бы верить – Филипп не удержался от парфянской стрелы напоследок, прекрасно зная, что профессор расценит это замечание как лишнее подтверждение его необъективности.

Всепонимающий взгляд Вайлахера сверлил МакГрегору спину на пути к двери.

Сегодня МакГрегор был не в духе, и Габриэль нетерпеливо ждала перерыва, чтобы выпытать причину, по которой от него так ощутимо веяло холодом. Она скрашивала ожидание быстрыми и незаметными набросками в тетради, которую принесла с собой, чтобы записывать любопытные факты, но сегодня оружейной индустрии не повезло: Габриэль делила внимание между докладчиками и мрачным Филиппом, и последний, без сомнения, одерживал победу в этом необъявленном состязании.

На белом листе возникал карандашный набросок, на котором легко можно было узнать знакомые серые глаза, но Габриэль прятала рисунок от Филиппа, нарочно отсев от него подальше. Признаваться во внезапно накрывшем безумии было слишком стыдно, а толком вывести из своей системы лишние эмоции никак не выходило, потому что их причина сидела через стул от нее и откровенно невидящим взглядом взирала на кафедру.