– Ну и зачем?

Поначалу Габриэль не поняла вопроса; пришлось перевести взгляд на скульптурную группу в центре площади, чтобы сообразить, куда их вообще занесло.

Она не сразу вспомнила, как называется фонтан, но узнала Нептуна по трезубцу и морским обитателям. Мифология, начавшаяся скульптурами на мосту, продолжалась и здесь, но у ног божества морей сейчас не плескалась вода – фонтан был выключен.

Концентрические круги брусчатки расходились по площади, заканчиваясь темными аллеями парка и высоким строительным забором с левой стороны. За забором главенствующей высотой на местности маячил строительный кран, в вышине подсвеченный страховочными огнями.

Дождь начался вновь; площадь казалась вымершей. Свет оранжевых фонарей окрашивал мокрую брусчатку в цвета огня, отражаясь от гладкой поверхности камней.

Габриэль осторожно прошлась по дорожке смешавшихся стихий и легко оперлась о край бортика, повернувшись спиной к Нептуну. Филипп двинулся с места не сразу, а когда все-таки приблизился к фонтану, то принялся неторопливо обходить его по кругу, рассматривая свиту Нептуна и причудливые фигуры морских обитателей. Девушка повернула голову, отыскивая его взглядом, но божество морей с трезубцем заслоняло обзор.

МакГрегор остановился с противоположной стороны фонтана; Габриэль не могла увидеть, что привлекло его внимание.

Отсутствие воды в бассейне фонтана с лихвой компенсировали небесные хляби; струи воды полились по внушительной фигуре властелина морей, указывавшего трезубцем в небо, словно Нептун приказывал ливню хлынуть в полную мощь.

– Прячемся, – крикнула она и, смеясь, накрыла голову руками. Укрыться было негде, и Габриэль побежала к входу в парк, поскальзываясь на брусчатке, но каким-то чудом так ни разу и не упав.

Ей показалось, что Филипп что-то крикнул вслед, но Габриэль обернулась, лишь нырнув под сень высоких сосен, принявших на себя всю ярость ливня. Она отыскала его взглядом, и у нее перехватило дыхание.

МакГрегор стоял на границе круга брусчатки и асфальтовой дороги, ведущей в парк. Дождь лился на его непокрытую голову, но это было меньшей из проблем.

Он был не один.

Наверное, они вышли из-за строительного забора – эти четверо, одетые в черное и по самые брови натянувшие облегающие вязаные шапки. Берлинская шпана, безработные хулиганы, не способные и не желающие заниматься ничем, кроме нелегальной деятельности.

Ее самой первой, бездумной реакцией было броситься на помощь – но Филипп резко дернул головой, встретившись с ней глазами, и Габриэль закусила губу, сообразив, что он не хочет ее вмешательства. Непроизнесенное ругательство замерло у нее на губах, когда чужаки окружили МакГрегора.

– Поздновато для прогулок, – протянул кто-то из четверки; его немецкий был искажен восточным акцентом.

Предводитель, коренастый и невысокий, многозначительно покосился в сторону входа в парк, и Габриэль увидела, как нехорошо сузились глаза Филиппа. Ей не было страшно; почему-то самым сильным чувством сейчас была досада – на этих чужаков, испортивших прогулку, замаравших в ее глазах ночной Берлин.

Чтоб вы провалились.

Филипп неторопливо провел рукой по лицу, смахивая капли дождя.

– Заняться нечем? – его голос был спокойным, без малейшей нотки страха, и это, казалось, еще больше раздразнило нападающих. Габриэль увидела их изменившиеся, напряженные позы – стая готовилась атаковать.

Она поискала взглядом камеры и все-таки еле слышно выругалась с досадой, увидев, что видеонаблюдение было направлено лишь на фонтан. Площадь была пустой, и в такую погоду вряд ли следовало ожидать, что кто-то из прохожих сподобится вызвать полицию, – хотя бы уже просто потому, что все добропорядочные берлинцы давно уже почивали в уютных кроватях, готовясь к новому рабочему дню. Город просыпался рано…

Сама Габриэль вызвать полицию не могла: мобильный телефон, надоевший и в своем роде опасный, оставался в гостинице.

Нужно завести новый номер.

– Да вот как раз нашли занятие. – Немецкий предводителя был лучше, не таким акцентированным, но все же нес в себе мягкие обертона чужого языка. Скорее, турки, а не арабы. – Давай деньги, – он кивнул в сторону парка, – а то придется взять с твоей подружки. Натурой.

Вместо ожидаемого укола страха Габриэль почувствовала прилив злости – и, словно в зеркале, увидела отражение той же мрачной злости на лице Филиппа. Угрозы, шантаж, попытки запугать… на каком этапе вместо страха возникает раздражение? Усталость?

– Ничего нового, – в голосе МакГрегора сквозило странное разочарование. Габриэль затаила дыхание, заметив, как он склонил голову; напряжение в воздухе грозило прорваться в любой момент. – Ну давай, попробуй.

Лидер банды оказался умнее прочих: он не полез в драку, резко кивнув паре своих подручных. Те, как и положено спущенным с цепи псам, поджарым доберманам, четко выполняющим команды, угрожающе двинулись к Филиппу.

МакГрегор стоял посреди площади, не двигаясь с места, и его лицо было сверхъестественно спокойным – словно он просто вышел на прогулку во двор и ничего особенного не происходит. Первый из бандитов шагнул вперед, выбросил руку, хватая Филиппа за ворот шинели; второй держался чуть поодаль, настороженно следя за странно равнодушной жертвой.

А затем события раскрутились, как сжатая в тугую пружину спираль. Габриэль не успела рассмотреть, что именно сделал Филипп, но первый из нападающих громко простонал и согнулся, прижимая к животу руку, только что удерживавшую шинель. Второй бандит рухнул вниз, получив хороший пинок в бок; перекатился по мокрой брусчатке и почти сразу вскочил, скалясь, как разозленный пес. Шапка, утерянная в самом начале заварушки, обнажила кудрявую копну темных волос, мокрых от дождя. Турок скользнул рукой в карман спортивной куртки и выудил некий предмет. Раздался еле слышный щелчок, и оранжевый свет фонаря отразился от металла.

Нож. Паника, до этого лишь осторожно пробующая границы, рухнула на нее девятым валом. Габриэль резко вдохнула сквозь зубы – и запоздало поняла, что видит лишь троих, не считая Филиппа. Куда делся четвертый?…

Она вихрем развернулась, услышав, как хрустнула за спиной случайная ветка, и получила ответ на свой вопрос.

У четвертого бандита были темные глаза, казавшиеся черными даже в свете фонарей, и откровенно мерзкий, липкий взгляд, от которого у Габриэль сразу появилось ощущение, что по ней ползают насекомые.

– Пошел вон, – сквозь зубы сказала она, неосознанно почти повторяя Филиппа; вскинула голову и слегка согнула колено, готовясь сорваться с места.

Бандит оказался слишком опытным, он сделал ложный выпад, будто собирался ее схватить, но почти сразу же бросился в другую сторону, стоило девушке рвануться прочь. Он вцепился рукой в перчатке ей в плечо, рванул на себя, и Габриэль резко развернулась к нему лицом. Паника, обуявшая ее при виде ножа в руках противника Филиппа, отступила, сменившись холодной концентрацией.

Тренировки, казалось, напрочь позабытые за прошедшие годы, дали о себе знать почти рефлекторно. Габриэль сделала полшага вперед, оказавшись почти нос к носу с бандитом, и со всей доступной силой врезала противнику коленом в пах, вырывая руку из сразу же ослабевшей хватки.

Второй удар она нанесла почти одновременно, локтем в висок, уже зная, что попадет, и сразу же бросилась бежать.

Филипп чувствовал взгляд Габриэль, но не мог сейчас отвлекаться на нее – все посторонние ощущения, все, что мешало сосредоточиться на стремительно скатывающейся в безумие драке, сейчас было будто за каменной стеной, воздвигнутой сознанием. Все его внимание было сосредоточено на противниках.

Будь умницей, Стерре, не вмешивайся.

Первый из хулиганов, тут же окрещенный им Неудачником, все никак не мог разогнуться, причитая над сломанной рукой; лидер шайки шагнул к нему, вздернул за шиворот и почти презрительно оттолкнул в сторону, разворачиваясь к Филиппу.