Ровно три дня спустя Сергей разительно преобразился: он был гладко выбрит, одет в строгий костюм, в глазах не угадывалось и намека на вчерашнюю скорбь, а лишь твердая решимость идти до конца. В таком виде он и предстал перед Петровским, чем неслабо удивил своего начальника.

– Сергей? Ты чего это? Куда-то собрался?

– Степаныч, давай обойдемся без этого снисходительного тона.

– Хорошо. Что ты задумал?

– Прежде, чем мы поговорим с тобой начистоту, мне хотелось бы кое-что сделать. Поможешь?

– Чем смогу, ты же знаешь. Говори, что там у тебя?

– Необходимо провести эксгумацию тела Сорокина.

– Ах вот оно что. На этот счет можешь быть спокоен – процедура уже запущена, завтра должны быть результаты.

– Они нужны мне сегодня.

– Ты меня пугаешь, Сереж.

– Со мной все в порядке. Не переживай.

– Ты меня не так понял, меня пугает твоя решимость. Ты даже не поинтересовался, почему эксгумация уже в процессе. Думаешь, я не вижу, что с тобой творится?

– Поэтому ты и начальник.

– Ты тоже можешь им быть.

– Я больше этого не хочу. С утратой Кати во мне что-то надломилось.

– Это пройдет. Возьми паузу, отдохни. Время лечит.

– А как же Кирилл?

– Мы найдем этого упыря, не сомневайся.

– Я и не думал. Просто не смогу стоять в стороне.

– Не обманывай хотя бы себя. Ты же не этого на самом деле хочешь.

– И этого тоже. Пойми – это моя война.

– Это не война, Сереж, а жизнь. Да – жестокая, да – кровавая, но в нашем мире по-другому не бывает. И, если всякий раз, когда эти ужасы происходят с нами или нашими близкими, мы будет затевать войну, то этому не будет конца и края. Ведь мы не с миром воюем, а сами с собой.

– Не думал, что ты способен на проповедь.

– От проповеди это настолько далеко, насколько убийца может быть близок к праведной жизни.

– Что же тогда?

– Мысли стареющего мужчины, в жизни которого тоже хватало грязи, боли и ошибок. Ничего больше.

– Другими словами – мудрость.

– Возможно и так. Кто знает?

– Рано мне в монастырь, Степаныч. Извини.

– Не отступишься?

– Нет.

– Ну, коли так – наливай…

Расстались каждый при своем, но без обиды друг на друга. Петровский заверил, что результаты экспертизы тела Сорокина будут к вечеру, и слово свое сдержал. Анализ подтвердил соответствие на сто процентов – это последнее, что удерживало Сергея от самого невозможного решения в его жизни, во всяком случае, так ему казалось раньше. А в текущих условиях он готов сделать то, на что никогда бы не решился. Не оставляя себе шансов сделать разворот назад, и как бы в подтверждение своего намерения, он достал телефон и набрал номер Светы.

– Сергей, ты?

– Нам надо встретиться.

– Я ждала твоего звонка.

– Петровский?

– Он самый. Просил не обращать внимания на все, что ты скажешь. Даже угрожал.

– Как видно, ты не сильно поддалась на его увещевания.

– Это не про меня.

– Пожалуй. Так что на счет встречи?

– Приезжай. Я на том же месте…

Меньше, чем через час, Сергей сидел напротив Светы, пристально глядя в ее глаза, словно пытаясь понять, что же на самом деле представляет собой эта загадочная женщина.

– Ты сильно изменился. Слышала про твою утрату.

– Не будем об этом. Давай, по существу.

– Хорошо. Как скажешь.

– Я согласен принять ваше предложение.

– Ты уверен?

– Абсолютно.

– Учти, назад пути не будет.

– Я понимаю.

– Очень хорошо.

– У меня только одно условие.

– Это то, о чем я думаю?

– Да. Помогите мне найти эту тварь, и я в вашем распоряжении.

– Справедливое предложение, но решение принимать не мне.

– Только не надо этих игр.

– Ну, раз так – поехали…

После символического собеседования с координатором главного подразделения безымянной организации по борьбе с мировыми наднациональными структурами, представившегося Иваном Петровичем Сидоровым, спутница Сергея вполне ожидаемо была назначена его куратором и получила полный карт-бланш на воспитание новообращенного. Взяв на поруки такую своенравную персону, Светлана не собиралась медлить ни минуты, и тут же принялась за него. Спустя всего несколько часов после завершения официальной части, на базе одной из явочных квартир столицы происходил своеобразный обряд инициации, походивший больше на инструктаж по правилам поведения.

– Первое, что тебе необходимо уяснить – возможности отступить для тебя теперь просто не существует. Как бы это тебя не задевало, с этого момента ты больше никогда не сможешь полностью принадлежать самому себе. Этот выбор, осознанный он для тебя или же нет, лишил тебя чего-то действительно важного для простого обывателя и в то же время самого большого людского заблуждения – свободы. Надеюсь, что это не станет большой проблемой в наших дальнейших отношениях, мне очень не хотелось бы в тебе ошибиться.

– С этим сложностей не возникнет. Я достаточно хорошо представляю себе, о чем ты говоришь. Иллюзия свободы – это тот самый маяк, на призрачный свет которого многие, как мотыльки, слепо летят в надежде получить полную независимость своих поступков, и зачастую сгорают от отчаяния, когда выясняется, что это не больше, чем мираж. В конечном счете, если бы я этого не понимал, то, даже не смотря на обстоятельства, вряд ли бы принял ваше предложение. Где-то я слышал, что идея о свободе идет рука об руку с такой материей, как рабское мышление.

– Прекрасно, ты все верно изложил. Наша прерогатива – действовать в особой плоскости объективной действительности, за рамками понятий добра и зла, но во благо всеобщего процветания, как бы это высокопарно не звучало. В наших поступках нет места сомнениям, вместо этого – крепкая вера в общие идеалы и искренне желание их достичь.

– Я помню наш прошлый разговор про продуцентов, деструкторов и консументов. Тогда я не был готов к пониманию ваших идей, как и сейчас еще очень далек от итоговой оценки, однако в какой-то момент для меня стало доступным то, что я не смог уловить в том разговоре. Это то, что на самом деле вы сражаетесь не столько за себя и свои идеи, а за будущее в целом, а значит и за способную его обеспечить серую массу. И в таком контексте наши интересы совпадают. Правда, чтобы сделать это открытие мне пришлось столкнуться с непоправимо тяжелой утратой.

– Я очень сожалею, и чувствую себя виноватой перед тобой за то, что в последнюю нашу встречу не настояла на том, чтобы помочь вам. Возможно, Екатерина сейчас была бы жива.

– Ты здесь совершенно не причем, это исключительно моя вина. Если бы не мое легендарное упрямство, до этого бы не дошло. А ведь звоночки того, что рано или поздно так случится, были и раньше, я просто не обращал на них внимания. И теперь я виновен и в смерти своего ребенка, а в ближайшие дни на моей совести может появиться еще одна невинная жизнь.

– То, что ты говоришь – ужасно. Нельзя винить себя в том, чего не совершал.

– Не совершал, но своими действиями подтолкнул к тому, чтобы это произошло.

– Так нельзя, Сергей. Это тебе ничем не поможет, а будет все больше разъедать изнутри.

– Умом я понимаю, что ты права, но ничего не могу с собой поделать. Успокоить меня может только банальная месть.

– Не боишься окончательно потерять себя на такой скользкой дорожке?

– Уверен, что этого не случится, а осознание того, что одним выродком на земле стало меньше…

– Достаточно, не продолжай. Я помогу тебе. Тем более, что странным образом наши цели в который раз совпадают. У меня нет ответа, почему так происходит, но с момента нашего знакомства, я чувствовала, что нам предстоит встретиться снова. Сейчас ты с нами, и меня это радует и одновременно немного пугает.

– Не вижу в этом ничего странного, мы и раньше в известной степени шли одной дорогой.