– Вы знали моего деда?

– Игнат Максимович вёл уроки труда у меня в школе, – не глядя на Николая, ответил плотник. И тут Коля вспомнил.

Дед когда-то рассказывал об одном своём талантливом ученике. Его глаза всегда светились радостью и гордостью, стоило тому вспомнить паренька, который посещал уроки труда явно не для галочки.

Но Колю какой-то мальчишка, который был мало того что старше, так ещё и крал любовь его деда, мало интересовал.

– Вы Костров? – дрогнувшим голосом уточнил Коля. Впрочем, он и так уже знал ответ.

А когда Григорий кивнул, в груди у Романова больно и неприятно запекло.

– Зайдём в дом? – предложил он, поддавшись какому-то сентиментальному порыву.

***

У деда в погребе всегда хранился запас водки.

Сам Игнат пил редко, но считал, что в доме должен быть «нз». Оно и не удивительно, в девяностые водка была чуть ли не самой ходовой валютой.

Выставив на стол бутылку «беленькой», Коля достал из холодильника закуску, а из буфета парю рюмок. В погребе же нашлись грузди и вишнёвый компот.

Водки Романов не пил несколько лет. Считал это ниже своего достоинства. Предпочитал дорогое вино, шампанское, в иные дни – виски или коньяк. Но сегодня его душе захотелось банально водки.

На удивление, Григорий чётко поймал его настроение и согласился выпить. Первую стопку они опрокинули до дна и не чёкаясь. Помянули деда.

– Как-то мы хреново начали, – усмехнулся Костров, когда в ход пошла уже третья рюмка.

– А нечего было посылать меня по телефону, – хмыкнул Коля, закусывая крепеньким маринованным груздем. На кусок чёрного хлеба он намазал немного горчицы, а потом подцепил на вилку холодец. Да, в каком-то угаре он умудрился летом купить и его. А сейчас под водочку хорошо пошло.

– Занят был, – отмахнулся Гриша, они окончательно перешли на «ты». – Кто ж знал, что ты такой обидчивый.

Коля смерил его презрительным взглядом.

– Кто ж знал, что ты такой любитель фистинга медведями.

Гриша посмотрел на него нечитаемым потяжелевшим взглядом. На мгновение у Романова мелькнула шальная мысль – убьёт. Классический сюжет. Два собутыльника напились водки, и одного прирезали. Или придушили.

Судя по ручищам Кострова, тот вполне бы справился.

Но к удивлению Коли, Григорий вдруг расхохотался. А Романов, глядя на его заразительный смех, и сам пару раз фыркнул.

Неприятное, тянущее чувство в груди постепенно отступало.

– А крыльцо всё же лучше оставить, – заметил Костров, разливая остатки из бутылки. – Я его подрихтую, реставрирую, где надо подлатаю. Но балюстраду трогать не хочу. Как смотришь?

Коля уже знал ответ. Конечно же, он согласился. Сохранить крыльцо стоило хотя бы в память о деде.

И кто знает, может тот, глядя сверху на своего горемычного внука, всё же его простит?

Пока Костров чинил крыльцо, Коля съездил в магазин.

Пришлось правда вызвать такси, ибо лишиться прав в городе, где ты их даже не получал, весьма чревато. Романов, конечно, был безбашенным. Но не безмозглым.

Бродя по супермаркету среди стеллажей, он погрузился в свои мысли. Снова накатила жуткая тоска. По детству, по бабушке, деду. Как он вообще допустил, что дед остался тут совсем один? Зависнув перед холодильником с колбасами, Коля вдруг судорожно всхлипнул, заткнул себе рот ладонью. А потом ею же вытер пьяные слёзы с лица.

Дожил ты, Коля Романов. Рыдаешь в супермаркете.

Этот разговор с Костровым разбередил старые ноющие раны. Но с другой стороны и принёс некоторое облегчение. Теперь у Романова появилась цель. Восстановить и отреставрировать дедов дом.

И если на это потребуется даже больше времени, чем одно лето, Коля готов рискнуть. В конце концов, в Москве, кроме Инги, его особо никто не ждал. А Болотова может и сюда приехать.

Ой, не дай бог.

Вспомнив Григория, Коля подумал и об обеде. Работника надо чем-то кормить. Конечно, готовил Романов из рук вон плохо. Поэтому закинул в тележку копчёный окорок, пару палок колбасы, картошки и макарон. Да уж, это вам не фуа-гра.

Но и Коля не в Париже.

Представив Кострова во французском берете на Эйфелевой башне, Коля подавил смешок. Работник зала, который наблюдал все его эмоциональные горки, кажется, собирался уже вызывать дурку.

Поэтому Романов поспешил на кассу.

***

Войдя во двор, Коля застыл.

И было от чего. Костров, который под жарящим солнцем скинул рубашку, оставшись в одних штанах, что-то шкурил на крыльце.

Коле была видна лишь широкая, загорелая и покрытая бисеринками пота спина. Но и этого хватило, чтобы сглотнуть набежавшую слюну. Словно заворожённый, он поплёлся вперёд с пакетами в руках.

И, конечно же, не заметил мишку, которого Григорий утром оставил почти у ворот. С громким матом Коля полетел на землю, рассыпав вокруг себя картошку и остальную снедь.

Костров обернулся и поспешил на помощь. Лучше бы он провалился сквозь землю. Потому что Коля теперь увидел этого мужика не только с тыла.

Крепкая грудь, покрытая тёмными волосами, спускавшимися вниз, за пояс брюк, узкой «блядской» дорожкой, выглядела охренительно хорошо.

– Где ж вас таких делают, – пробормотал он себе под нос, когда Костров за руку помог ему подняться.

– А?

– Где говорю олухов таких делают? – Коля выдернул руку и стал собираться рассыпавшиеся продукты. – Кто, блин, ещё мог додуматься оставить чёртова медведя посреди дорожки.

Раздражение помогало ему справляться с возбуждением. А возбудился он неплохо так. Мысли о собственной импотенции показались смешными.

Не было у него никаких проблем. Просто мужика нормального не встретил.

Впрочем, встретил сейчас и что с того. Таких, как Костров, бабы с руками и ногами разбирают. А мужику под сорокет. Уж точно не бобылём ходит.

Злясь на самого себя за такую предательскую реакцию тела, Коля быстро собрал всё, отпихнув Кострова, пытавшегося помогать, и рванул в дом.

На Григория он не оборачивался.

***

После душа Коля пришёл в себя.

Он переоделся в свежую одежду, потому что в той успел и вспотеть, и запачкаться. И принялся за обед. Мудрить с картошкой не стал, просто отварил в мундире. Порезал и поджарил окорок, а после добавил к нему картошку. Накрошил салат из свежих овощей.