Урсул думал, что она вернется, и как всегда принесет что-то еще. Потом посидит тут на стуле, болтая ногами. Но нет. Она ушла… Оборотню стало грустно. Он расстроился и совсем не из-за еды, есть как раз совсем не хотелось. Он встал, подпрыгнул, ухватившись за верхний ряд прутьев, и стал подтягиваться. Когда руки устали он спрыгнул и стал приседать, тренируя ноги. Затем долго отжимался и повторял ежедневный набор упражнений, пока обессиленный, не упал на пол. Теперь на душе стало легче, хотя беспокойство за Серенькую Мышку продолжало грызть где-то под ребрами.

К ночи, он улегся на свой трухлявый матрас и, вытащив немного заплесневелый сухарик, принялся его грызть. Открылась входная дверь… И закрылась… Уже странно. Оборотень замер. Мина приходила один раз в день и всегда оставляла её открытой. В потолке погреба были проведены вентиляционные трубы, но воздух в подвале, все равно застаивался и отдавал сыростью. Человечка оставляла дверь нараспашку, чтобы он выветрился. Урсул принюхался. Неужели к нему пожаловал кто-то другой? Запахло гарью. Волк видел в темноте не так хорошо как на свету, но достаточно, что бы различить закутанную в плащ фигурку.

– «Мышка!» – Это все же она.

Но…Что-то с ней не так… Шаг заплетается, пахнет горелыми тряпками, так, что аромат самой девушки не слышен. И кажется, плачет? Она прошла вдоль стены и, не зажигая свечу, осела где-то в дальнем углу, за умывальником. Она скулила там долго. Иногда подвывая и что-то выговаривая. Потом затихла. И по тихому сопенью Урсул понял, что она спит. Он сидел возле решетки и слушал дыханье спящей девушки. Её обидели. Обидели его маленькую Мышку. Кто? За что? Оборотень дышал тяжело обеспокоенно, переживая за свою тюремщицу. И радостно. В подвале, кажется, даже стало светлее от того, что в одной комнате с ним спала еще одна живая душа.

Она спешила домой, потирая окоченевшие руки. По сравнению с утром, на улице заметно похолодало, и девушка зябко куталась в свой тощий плащ. Еще одна улица, узкий проулок, и Мина свернула в родной тупик. Там, в густых зарослях сливового сада, прятался её дом. Он, словно в наказание, был построен в стороне от других, что полностью устраивало его жильцов.

Сегодня, несмотря на отвратительную погоду, здесь было многолюдно. Собравшаяся толпа перегородила тесную дорогу, совсем закрыв обзор. На повороте, воздух сильно завьюжило и понесло в лицо Мины колкие снежинки, смешанные с густым дымом.

– Что-то горит? – Спросила девушка у, спешившего мимо, человека.

Дядька посмотрел на нее удивленно и, узнав, шарахнулся в сторону. Привычная реакция. Но в его взгляде что-то насторожило, и Мина ускорила шаг. Перед ней, словно раздуваемая ветром, гурьба зевак расступалась, открывая вид на то место, где еще утром стоял уютный домик, заботливо выкрашенный в синий цвет. На его месте теперь лежала груда краснеющих жаром бревен, над которыми поднимался прозрачный дымок. Деревянные стены сгорели, оставив на каменном фундаменте угли, а от крытой дранкой крыши, вообще ничего не осталось. Попыток потушить огонь, ни сейчас, ни раньше никто не делал.

– Она даже не пыталась убежать, – Взахлеб рассказывал лохматый паренек, ежедневно разносивший по городу почту. – Просто сидела на стуле, посреди комнаты и жевала свой хлеб.

– Да быть такого не может. – Возразила ему полная женщина. Мина раньше видела её несколько раз, она жила неподалеку, на соседней улице. – Горела заживо и просто сидела?

– Не хотите, не верьте, только я правду говорю. Я все видел в окно, перед тем как крыша рухнула. – Стоял на своем почтовик. – Волосы на её голове уже дымились, а она даже рукой не пошевелила, чтобы сбить пламя.

– Может мертвая была. – Спросил кто-то.

– Наверняка задохнулась…

– Вы что не слушаете меня? – Вскипел парень. – Говорю же сидела и ела хлеб. Просто откусывала от каравая очередной кусок и жевала, словно ничего не происходит.

– Ужас какой! – Взялась за пухлые щеки тетка.

Тут они увидели Мину. Она шла на огонь пепелища словно зачарованная. Оглушенная жестокой реальностью девушка, словно глупый мотылек, летела на не потухшее еще пламя. Подойдя к крайнему огарку, Мина взяла его и откинула в сторону. Потом схватилась за другой, не замечая как опалило кожу на ладонях. Растаскивая горящие головешки, она дрожала всем телом, словно её трепала лихорадка. Оттащив огарки поменьше, она схватилась за большое бревно, край которого, к счастью, уже потух и что есть сил, толкнула его в бок. В воздух поднялся сноп искр и рассыпался веером. Часть попала на подмерзшую грязь, припорошенную снегом, и с шипением потухла. Часть прожгла дырки в её плаще и ботинках.

– Куда? – Крикнул на неё старик-сапожник, приходившийся им соседом. – Вот чумная! Следом захотела?

Он расставил руки в стороны, отгоняя её от огня, но не приближаясь.

– Отходи, а то вспыхнешь как свечка. – Поостерегла толстушка.

Сосед начал помахивать руками, отгоняя её подальше. Таким манером сгоняют в сарай кудахчущих куриц. Дед явно не хотел прикасаться к ней, но и наблюдать, как соседская девчонка превратится в факел, тоже не желал.

– Отойди, говорю. – Гаркнул он на Мину, и она отступила назад. – Тут уже ничем не поможешь. Да и вообще… Шла бы ты отсюда, от греха подальше…

На его слова по толпе прокатился гул. По-хорошему, кому-то из знакомых или родни, нужно было бы забрать её к себе. Девушка была слишком молода и на вид совсем беспомощна. Она стояла сейчас и дергалась, то вперед, то в сторону, явно не соображая, что делать. И видно было по лицам собравшихся: сиротку искренне жаль. Утром потерять единственного дядю, а к вечеру лишится тетки и дома. Такого и заклятому врагу не пожелаешь. Но родственников у неё не было, и все вокруг это знали, а желающих забрать к себе домой прокаженную тоже не нашлось. Вот и стояли все полукругом, отойдя от пожара и девушки на безопасное расстояние, и с затаенным интересом ждали, чем все закончится.

– Ой, а пойти-то ей некуда… – Высказалась вслух пухленькая тетка.

– Бедняга… – Заговорили вокруг.

– Погорелица… – Завздыхали рядом.

– Проклятая… – Вспомнил кто-то.

И настроение в толпе, резко поменялось. Люди, не сговариваясь, попятились от неё еще дальше. Собрание стало быстро редеть. Опустив глаза на грязный снег, словно чувствуя за собой вину, народ заспешил по домам.

– Я бы тебя к себе взял, – Оправдывался добрый старичок-сапожник. – Но сам комнату снимаю… Тебе к главе города нужно идти.

– И побыстрее. – Поддержала его незнакомая женщина, худая и вся в черном. – Пока совсем не стемнело.

– Да, поспеши, а то пока возчика найдут, пока телегу запрягут… – Поддержала её толстая тетенька.

Мина смотрела на них и не понимала, о чем они говорят.

– Какую телегу? – Переспросила девушка. Она не плакала. Шок, накрывший её с головой, жег огнем и словно испарил всю влагу в теле.

Мина подумала, что речь идет о похоронах. Наверно люди советуют ей попросить помощи, на захоронение останков тети, у главы. Почему сейчас? Так срочно? Как они будут разбирать горящие головни? Наверно сначала пожарище все-таки потушат.

– Город обязан дать телегу всем выжившим после Мора. – Спокойно и как-то даже радостно, объяснила ей незнакомая женщина. – Для перевозки в обиталище.

– Правда, правда! – Поддержала пухленькая женщина, тоже радостно, понимая, что проблема в виде прокаженной соседки, решена.

Сейчас, когда умер защищавший её дядя, отправить девушку прочь, стало легче легкого. Всю свою жизнь, прокаженная, словно соринка в глазу, мешала им жить спокойно. Люди смотрели на неё теперь с нетерпением, ожидая, что она уберется отсюда и перестанет напоминать им о собственной жестокости. Сквозь сочувствие на их лицах, как черная плесень на стенах, стала проступать неприязнь. Кажется, если бы они не боялись к ней прикоснуться, Мину поволокли бы уже к главе города, под руки.

И она в страхе попятилась. Вспомнились все предостережения дядюшки.