– Есть ли здесь кто-то, кто не очень занят и может слетать в дом и принести оттуда некоторые вещи?

Олоримэ отложила нож и встала из-за стола.

– Я могу, – вызвалась она.

– Спросишь у Торирэль, она знает, что нужно, – благодарно улыбнулся брат и снова улетел в центр поляны, где воздвигалась великолепная, украшенная гирляндами арка, под которую предполагалось посадить молодых. Олоримэ окинула взглядом это сооружение и мечтательно прищурилась, представляя, как это будет выглядеть. «Счастливая Тори…» – рассеяно подумала она, расправила крылья и поднялась над поляной.

Подлетая к самому городу, Олоримэ посмотрела на приближающийся холм, в котором скрывалась школа, и внезапно вспомнила недавние события, побудившие их отправиться сюда в качестве проводников. «Принц Феррии Эарлан… – улыбнулась она. – Интересно, помнит ли он тех, кто был послан ему и его семье в такой нужный момент?» – промелькнуло у неё в голове.

Леса были спокойны и величественны. Шелест высыхающих листьев навевал умиротворение, и эльфийка с наслаждением смотрела вокруг, запоминая и складывая в сердце ощущения и мысли. Солнце сияло ровно и ярко, однако тепла не чувствовалось, потому что осенний прохладный ветер пронизывал верхние слои, где летела девушка. Всё было так хорошо, что взрыв, прогремевший неподалеку от горы, в первую секунду не произвел на неё никакого впечатления. Девушка с прежней улыбкой смотрела, как зеленоватое облако поднимается над деревьями, потом скручивается в воронку и стремительно разлетается по всей округе. Грохот отозвался в холмах глубоким эхом, и только тогда Олоримэ остановилась, резко взмахнув крыльями, и изумленно уставилась на источник ударной волны. Потом оглядела безмолвные леса и понеслась к месту происшествия.

Принц Эарлан переживал не лучшие часы в своей жизни утром пятого числа второго декадона осени. Ссора с матерью, полнейшее непонимание его идей со стороны отца, да ещё это постоянное замкнутое пространство, покидать которое запрещалось…

Порывистый ветер гулял по саду, и волшебник с хмурым лицом наблюдал, как он срывает листья с вишен, ещё находившихся в цвету в тот день, когда они впервые вошли под сень этой школы. Где-то в глубине сада всё так же пели фениксы. Фениксы… Неожиданно в голову пришло воспоминание об удивительной встрече с прекрасной эльфийкой. Сенеренталь, Эдорел сказал, что её зовут Сенеренталь!.. «Какие же они все разные, эти эльфы!» – подумалось Эарлану.

В ту ночь, когда трое эльфов встретили на поляне императорскую семью, принцу хорошо запомнилась молчаливая строгая девушка по имени Олоримэ, с которой он изредка встречался взглядом во время путешествия в школу и всякий раз поражался серьезному выражению её глаз. За всё время, пока они были в пути, эльфийка не произнесла ни слова. Почему она пришла ему в голову именно сейчас, когда он вспомнил о Сенеренталь? Возможно, потому что она, молчаливая и собранная, была так непохожа на девушку, приручившую фениксов? Непохожа, но от этого не менее удивительна.

Эарлан тряхнул головой, отгоняя пустые мысли. Одиночество уже становилось невыносимым. После того, как Повелитель передал совету дело о поиске принцессы, а отец и мать обсудили с ним план возможных действий на родине, события закончились, и потекли похожие один на другой дни в отведенных им покоях.

Виорена всё же не была спокойна насчет встречи эльфийки и её сына, и при первом же разговоре с Повелителем попросила призвать к ответу отца этой девушки. Повелитель и присутствовавший при разговоре главный ясновидящий Элиор снова заверили, что в этом нет необходимости, однако Ирелант исполнил просьбу и коснулся сознания дочери.

Вскоре между принцем и Элиором состоялся короткий разговор, в котором опять предметом обсуждения стала недавно встреченная эльфийка. Главный ясновидящий вышел на связь, чтобы рассказать последние новости из Феррии, но ни отца, ни матери не было в тот момент в покоях, и несколько минут Элиор дожидался императорскую чету, коротая время в беседе с принцем.

– Вы видели Сенеренталь вживую? – не смог удержаться от интересующего его вопроса Эарлан.

– Видел один раз, – спокойно кивнул Элиор. – Она дочь моего друга, – ведь Ирелант для меня не только сильный ясновидящий, необходимый совету, но и хороший друг. Поэтому я знаком с его семьей. Вижу, вам запомнилась эта девушка?

– Да, – не стал отрицать чародей.

– Это заслуженно, – довольно улыбнулся ясновидящий. – Она ещё сама не знает об этом, но она действительно очень красива даже по эльфийским меркам.

– А как же Тарья? – не веря своим ушам, переспросил Эарлан.

– А что Тарья? – не понял эльф.

– Она же ваша кхэль! Вы ведь её любите, верно?

– Разумеется, – согласно кивнул ясновидящий. – И при чем же здесь Сенеренталь? Я люблю эльфийку – живую душу с собственным внутренним миром, характером, мыслями, способностями. А не красоту формы. И никогда никто не был и не будет мне более дорог, чем Тарья. Я не могу воспринимать других эльфиек так же, как её, какими бы прекрасными они ни были. Тарья для меня – единственное создание женского пола в целом мире, – он немного помолчал, затем произнес слова, поразившие волшебника: – А Сенеренталь в моих глазах просто шедевр гениального мастера. Я вижу её произведением искусства, которое радует глаз, как великолепно выполненное полотно или статуя… Хотя, конечно, в ней есть не только красивое лицо. Только меня это уже не касается!

Эарлан и рад бы был, может, забыть о девушке, но все вокруг словно сговорились ему о ней напоминать. Вот и разговор с главным магистром, который иногда приходил в покои, чтобы скрасить волшебникам существование взаперти, снова вышел на неё.

– Магия, как и всё, происходящее в душе, имеет яркое отражение на наружности любого живущего, – говорил Эдорел. – Ведь красота это не только, точнее, не столько внешность, сколько внутреннее состояние. Чистое сердце не может быть уродливым. А злой человек не может быть прекрасным. Сенеренталь, наверное, сможет быть невероятно красивой… – внезапно подвёл итог эльф. Эарлан тут же оживился, услышав знакомое имя.

– Почему сможет быть? А сейчас? – поинтересовался он.

– Она ещё слишком молода, – усмехнулся магистр. – Она ещё только начинает путь совершенствования и возрастания магии. Когда она разберется в себе, исправит недостатки, отшлифует свои лучшие качества, тогда её внешность станет ещё прекраснее!

– Куда ж ещё-то… – пробормотал принц.

– Я говорю не о материальном, – махнул рукой эльф. – Все черты лица останутся на месте, но появится новое выражение, новый взгляд. Вся фигура будет словно светиться изнутри – красоту души нельзя скрыть никакой оболочкой. Только нужно очень хорошо поработать для того, чтобы эту внутреннюю красоту смогли разглядеть другие.

…Неудивительно, что мысли об этой девушке не оставляли волшебника с самого утра пятого числа второго декадона осени. Из-за неё он поругался с матерью. Недовольная легкомыслием сына, Виорена крайне нелестно отозвалась о причине его поведения. На что Эарлан оскорбился, как если бы эти слова относились к нему самому. Однако эльфийка не шла у него из головы.

– Нет, это невозможно! – решительно произнес волшебник и встал из-за стола, где сидел до этого долгое время, вперив в окно неподвижный взор. – Надо развеяться, – сказал он сам себе и вышел из комнаты.

Жилые этажи принц миновал самыми отдаленными коридорами. За несколько дней он выучил план школы наизусть и лучше всего знал места, в которых ему категорически нельзя было появляться. Впрочем, на всякий случай, выходя из своих комнат, члены императорской семьи надевали маски, словно собирались на карнавал. Пока предосторожность была излишней: в те отдалённые уголки, где волшебники мелькали как тени умерших, ученики не заглядывали, даже когда искали уединения.

Принц вышел в сад главного магистра и глубоко вдохнул прохладный осенний воздух. «Как странно поворачивается жизнь… – подумал он, рассматривая падающие листья. – Ещё в начале лета судьба моя была решена! Сразу по окончании школы я должен был начать обучение в специальном корпусе элитных войск. Сестра должна была отправиться в провинцию к родным матери для подготовки к семейной жизни. А сейчас в первые дни осени меня ожидал бы бал всех невест Феррии… А вместо этого я стою в саду Фиела-тоны, в самой глубинке Танмере, и думаю об эльфийке, которую видел раз в жизни!» Принц удрученно покачал головой и пошел по тропинке.