Сын, который внимательно слушал взрослых, и только один раз высказавший свои мысли, согласно кивнул, попрощался и ушел. Шнейдер, провожая Сергея до входных дверей, пошутил:

– Вы не боитесь, что вас задержат?

Сергей, поняв его шутку, ответил шуткой:

– Быстрее я кого-нибудь задержу.

– Да, да вы ночной хозяин города, – иронически улыбнулся Шнейдер, и они распрощались.

Сергей пошел к бывшей земской управе, где располагался ныне совет, и встретил там Нахимского. Было удивительно – когда этот человек спит? – все время Сергей видел его на ногах.

– Где ты так долго был? – накинулся он на Сергея. – Отпустил патруль! Так нельзя делать!

– У знакомого был, – Сергею не хотелось говорить о своем посещении Шнейдера. – А где ребята?

– Ты их бросил, оставил район без охраны! Так я их снова послал на дежурство, чтобы ничего не случилось.

– Да ничего не случится с городом, Абрам Семеныч, – Сергей находился еще под впечатлением разговора со Шнейдером о том, что все нужно решать мирным путем. – Особенно на Английской или Почтовой. Буржуи боятся по темноте в окна выглядывать. А мы ходим и каких-то врагов выискиваем.

– Сережа, ты что-то не то говоришь. Я ж тебе объяснял – пока есть буржуи, до тех пор нам будет грозить опасность. Нам надо быть все время начеку! Да, и есть всякая шваль, готовая пограбить народ. И надо их всех, врагов революции, уничтожить. Это сейчас наша главная задача. А ты разводишь сантименты. Будь жестче и строже ко всем.

Но концовку Нахимский все же произносил мягче, как бы журя своего любимого ученика, который проявил неожиданную слабость.

– Сережа, ты еще не знаешь, но тебе, видимо, придется ехать в Киев, на всеукраинский съезд советов. Надо решительно решать вопрос – у нас власть советов или рады. Другого пути нету. Чтобы разжечь мировую революцию, надо скинуть раду – и откроется прямой путь в Европу. Сегодня пришла телеграмма – срочно направить туда делегатов, я предложил тебя как верного товарища революции, и Клим согласился. Завтра будет собрание совета, все фракции будут присутствовать. Ты пойдешь по фракции большевиков. Согласен?

– Да. А что, ни ты, ни Ворошилов или другой повыше меня ехать не хотят?

– Опасно оставлять в это время город без руководства. Поэтому решили, что члены исполкома не поедут. Останутся здесь. А ты и все наши товарищи проведут нужную линию. Мы верим вам.

– Конечно, украинские губернии давно должны быть советскими. А то наблюдаем за Центральной радой, а ничего не предпринимаем.

– Правильно. Она воспользовалась тем, что мы боролись с эксплуататорами, и объявила о своей власти на Украине. Теперь мы закрепились и надо с ней кончать. Она – тормоз на пути мировой революции. В Питере Совет Народных Комиссаров не хочет насилия в отношении рады. Поэтому местные большевики должны проявить инициативу и выкинуть националистов. Понял? Иди домой, отдыхай, а завтра утром будь здесь, как штык.

– Хорошо, – согласился Сергей.

Они крепко пожали руки, Нахимский остался дежурить в совете, а Сергей в темноте пошел домой.

До начала собрания оставалось еще около часа, когда в совет приехал Ворошилов. Энергично поднялся по лестнице на второй этаж в свой кабинет, где в приемной его ждали члены исполкома. Подошли не все большевики-исполкомовцы, и Ворошилов, поздоровавшись с пришедшими за руку, пригласил их в кабинет. Вопрос стоял о сегодняшнем собрании. Следовало укрепить партийную линию, не допустить поездки на съезд в Киев эсеров и меньшевиков. Остальные реальной силой не считались.

– Товарищи! – без лишних предисловий начал Ворошилов, сидя в кресле за дубовым столом. У него была странная привычка поводить плечами, будто он все время мерз. – Обстановка такова, что нам следует действовать быстро и решительно. Советы Юго-Западного края создали оргкомитет по проведению всеукраинского съезда советов. Центральная рада препятствует его созыву, но, видя, что сорвать его созыв не удастся, хочет перехватить инициативу у советов и сама выступить организатором съезда. Я вчера говорил по телеграфу с Евгенией Бош. Она просит послать с Донбасса только представителей большевиков, делегатов из других партий не надо избирать на съезд. Надо создать советское большинство на съезде в Киеве. Поэтому нашей задачей является, чтобы на сегодняшнем общем собрании были избраны только наши сторонники. Список подготовлен. В основном это луганчане, кто из уездов поедет – пока не знаю, но я дал телеграмму местным партийным комитетам, чтобы направляли большевиков. Партийную дисциплину мы должны поддерживать. Нам сказали свыше, мы – своим низшим организациям, и это должно безукоризненно выполняться. Понятно? Список наших делегатов предложит Лутовинов. Вот, возьми его. Времени до собрания мало, наберитесь силы и мужества. Нам надо заткнуть рот эсерам, меньшевикам и прочим. Поэтому больше напора и резче с ними. Все понятно?

В ответ громыхнул Пархоменко:

– Будем резче, Клим!

Ворошилов жестким взглядом оглядел присутствующих. Кто-то задал несколько уточняющих вопросов и все. Разошлись. Отворилась дверь из смежной комнаты для отдыха, и оттуда вышла жена Ворошилова. Каждый день она была в новом платье или костюме. Говорили, что на нее полностью работает швейная мастерская Абергауза.

– Клим, ты не позавтракал… так спешил? Я приготовила завтрак.

– Катя, как ты успела сюда? Я уходил, ты оставалась в постели. Как ты везде успеваешь? – говорил Ворошилов, внутренне довольный своей женой.

– Я за тобой пошла. Почти следом. Ты ж как ребенок, чем-то увлеченный – игрой или игрушкой, за тобой нужен глаз да глаз. Тебе необходимо позавтракать. Я тебе уже не раз говорила, что тебя ждет великое будущее, и если ты этого не понимаешь – я знаю, – ласково говорила Гитель Давидовна. – Я должна заботиться о твоем здоровье, чтобы ты долго жил и счастливо, – она говорила вроде с шуткой и улыбкой, но непоколебимо уверенно в том, что все будет так, как она предначертала. – Ты ж ребенок, Клим, без меня правильного шага не сделаешь, – по-матерински выговаривала она. – Поэтому слушайся меня во всем.

Она поставила на стол поднос с яичницей, колбасой и кофе.

– Все у тебя должно быть, как у порядочных людей. Привыкай уже к нормальной жизни, а не собачьей, как до революции. Советская власть надолго, и тебе ею руководить. Ешь?

Ворошилов довольно улыбался. Он уже привык к руководящей жизни и связанным с ней почитанием.

– Ох, Катенька, нет совсем времени для нормальной жизни, – он стал быстро проглатывать яичницу, засовывая в рот одновременно кусочки колбасы с хлебом и запивая кофе. – Спасибо, дорогая, что еще не отказалась от меня и нянчишься… ты пошила себе новое платье?

– Да. Я заказала еще несколько. Ты одобришь, надеюсь, мой вкус.

– В этом я тебе полностью доверяю. С тобой я чувствую силу, а без тебя… кем бы я был?

– Был бы ноль, – пошутила жена. – А может, единичка. А со мной – десятка. Я тебе добавляю нужную цифирку. Не торопись есть. Привыкай к солидности, ты уже известен многим, не только в Луганске.

Она поцеловала его в чисто выбритою щеку и пригладила короткие жесткие волосы:

– Я слышала сейчас твой разговор с членами исполкома. Будь осторожен. Не иди на явную конфронтацию с другими партиями. Это может тебе повредить. Сейчас ты говорил со своими прямолинейно и наметил грубую линию. Будь гибче и на собрании покажи, что готов идти на компромиссы. Чтобы все видели твою широту взглядов, что ты отличный тактик. Понял, Климушка?

– Спасибо, Катенька, – отодвигая поднос, ответил Ворошилов. – А почему, ты считаешь, надо дать послабление эсерам и другим?

– Левые эсеры теперь наши союзники и работают вместе с Лениным, – наставляла мужа Гитель Давидовна. – Ты их и здесь привлеки к себе. Пусть и они почувствуют, что не только мы здесь руководим, но и они что-то значат. Они тебя потом поддержат. Действуй не только кнутом, но и пряником. ЦК партии одобрит твои действия в отношении эсеров. Приведет пример другим, как правильна требуется проводить партийную линию. Понял?