Раздался шум, одобрительные и неодобрительные возгласы слились воедино. Председатель хотел еще что-то сказать, но был не в силах перекричать толпу, и замолк. Петр с удивлением смотрел на волнующихся людей, и постепенно до него доходил смысл сбора рабочих. Вместо председателя в костюме вышел новый, одетый по-простому в свитер, но привычкам, взмахам рук, горделивому повороту головы видно, что человек интеллигентный. Он начал выступать.
– На заседание рудничного комитета мы пригласили представителей всех участков и служб, но люди еще подходят и пусть включаются в разговор. А вопрос один. Какую нам власть признать: в Петрограде или в Киеве? Вот я зачитываю вам еще несколько пунктов из универсала рады, которая включила наши земли в состав Украины. У меня текст на украинским языке, и я буду сразу же его переводить. Если где-то ошибусь, то извините. Вот. Украина не отделяется от России, и это главное для нашего района, где много русских, много украинцев и других инородцев. Этот пункт – я верю – поддержат все. Земля отныне переходит в руки тех, кто ее обрабатывает. Для рабочих устанавливается восьмичасовой рабочий день. Что нам и вам еще надо? Рада немедленно вступит в переговоры с Германией о перемирии, а потом – для заключения окончательного мира. Великорусскому, еврейскому, польскому и другим народам дается право на национально-персональную автономию…
Здесь зал зашумел. Раздались крики: «Нам не надо никакой автономии! Шо такое персональ…! Посчитать в Донбассе кого больше – украинцев чи русских, и других не забыть! Мы разные, но живем дружно! Не надо нас ссорить!». Оратор, напрягая голос, старался перекричать зал, и это ему удалось.
– Я с товарищем Ряжским полностью согласен, – на время он отошел от своего предыдущего выступления, – что все партии – социалистические и демократические – должны войти в состав новых правительств. Большевики отказали всем и хотят узурпировать власть. Но мы тоже вели народ на революцию, и хотели бы с ними разделить власть и управлять страной. А вот, что говорит Центральная рада… – выступающий продолжал гнуть свою линию. – Короче, рада приглашает к совместному сотрудничеству все партии, которые хотят строить новую Украину. Поэтому я предлагаю поддержать раду как законное правительство украинского и всех других народов, проживающих здесь, и объявить бойкот российской советской власти!
Но тут шум поднялся больший, чем в предыдущий раз, и оратор, не в силах перекричать толпу, сел, вытирая вспотевшее лицо платком. Петру были непонятны крики, сливавшиеся в единый, как гудок паровоза, вопль. К столу президиума прорвался человек, одетый, как рабочий. Размахивая руками, он заговорил. Вначале его было не слышно, но шум постепенно затихал, и Петр стал различать слова:
– …все ваши партии, – кричал новый оратор, – хотят власти! Хотят нажиться за счет народа! Революция сделана для народа, а не для партий! И все партии должны уйти от руководства государством! Мы, анархисты, призываем всех рабочих правильно понимать ситуацию! Если будет государство, оно будет давить, прежде всего, рабочих и крестьян! Даже если в парламенте будут одни рабочие, то они рано или поздно примут решения, чтобы зажать вас как можно крепче! Они выступят, те рабочие-интеллигенты, против вас – это закон государства! Оно не сможет жить иначе без доказательства своего превосходства над простым людом, поэтому – государство враг трудящегося народа! Нам, рабочим, не нужно правительство ни на Украине, ни в Донбассе! Все правительства продажны и заботятся только лично о себе, а на вас им наплевать! Надо создавать свободные трудовые ассоциации и брать руководство производством в свои руки! Только сам трудящийся может спасти себя, никакое государство не поможет! Центральной власти не должно быть потому, что она – как паразит – пила и будет пить кровь трудового народа! Власть рождает паразитов – это закон истории. Надо нам снизу создавать свои органы управления – по фабрикам, заводам, деревням, но без выхода на центральную власть. Только тогда рабочий станет по-настоящему свободным! Анархисты, – а нас здесь много, – согласны, что революцию должны делать заговорщицкие партии, но потом они должны уступить место трудящимся. Пусть те сами решают все вопросы, в своем кругу. Поэтому призываю своих братьев по лопате отказать во власти всем партиям и правительствам! Давайте на шахте сами наведем до глянца революционную власть! Так мы, снизу, быстрей построим социализм, о котором извечно мечтал наш черный народ! А сверху построенное государство – не для нас, а для тех, кто его строит, пусть даже это будет и рабочая партия. Поэтому я еще раз призываю всех братьев своих по забою и лопате сказать наше «нет!» всем-всем правительствам и властям! Власть – свободным трудовым ассоциациям народа!
Он ушел с ораторского места. Одновременно раздались свист и одобрительные возгласы. Чего было больше – Петр не мог определить, но публичное действие народа его захватывало все больше. Ему даже самому захотелось высказаться, и он чувствовал, что может сказать самое лучшее и сокровенное. Но, взглянув на предыдущих ораторов, сидящих в президиуме и увидев их ехидные улыбки в адрес выступающего анархиста, он поник и понял, что никогда ему не придется выступать перед аудиторией, – он не вожак и даже не трибун. У него не хватит слов, чтобы выразить то, о чем он думает.
Председатель вновь обратился к волнующемуся собранию.
– А сейчас выступит интернационалист – китайский шахтер.
Петр знал и видел, что за годы войны с далекого Востока привозили в Донбасс китайцев для работы в шахтах. Это были трудолюбивые, дисциплинированные и смирившиеся со своей судьбой люди, оторванные от своей теплой, но такой неблагодарной к ним родины. Маленький китаец стал говорить.
– Нася революся васий революси… – он долго набирал воздух в легкие так, что узкие глаза округлились, и вдруг, словно аварийно выпустив пар, прокричал: – Привета!!
Зад радостно всколыхнулся.
– Спасибо, Ваня! Молодец, китаёза! Привет!!!
Петр слышал, что все его называли Ваней, иногда ласково – Ванюше. То ли от прилива дружеских революционных чувств, то ли это было общее русское имя для китайцев, но явной насмешки или пренебрежения к китайцу не было. Такова русская душа, желающая чужих людей сделать своими, более близкими. А китаец продолжал под одобрительные крики собрания:
– Вася революся лютше нася революси! Она шанго! Хоресё!
Многие знали слово «шанго», которым постоянно пользовались китайцы в разговоре и означающее – хорошо. Но трудолюбивые китайцы почему-то не могли выучить русского языка и, кроме пары десятков обиходных русских слов, остальные не усваивали.
– Вася революся хоресё! И мы остаться в России. Мы сделаем помочь вам! Шанго!
И все присутствующие дружно захлопали китайцу, впервые на собрании не проявив недоброжелательности к выступающему. Вроде бы ничего значащего китаец не сказал, но напряжение зала было сбито ласково-шуршащим словом «шанго». Китаец, широко улыбаясь, ушел с трибуны.
Тем временем к столу подошел высокий, немного сутуловатый рабочий и, подняв крупную мозолистую руку, вроде бы призвал собрание к тишине. Рaздались крики: «Пусть Филимоненко скажет! Как об этом думают большевики!». Видимо, он был хорошо известен рудничным рабочим, и шум постепенно стих. Филимоненко начал говорить:
– Вот сейчас выступали разные люди от различных партий и говорили умно и хитро. Они этим только и занимались все время, и мне, работяге, не сравниваться с их речами… но скажу, как думаю, как мыслит моя партия. Вот, говорят, большевики узурпировали власть. И нашли ж такое словечко! А я вас и их спрашиваю – как? Наоборот мы говорим – все ваше сейчас, рабочее и крестьянское, берите и руководите сами собой. Мы сделали революцию, чтобы отдать все вам: власть, шахты, землю и все остальное. Но вы же только слушаете всяких болтунов, а палец о палец не ударите, чтобы изменить жизнь. Берите все и умно руководите, не ждите, что кто-то придет и поможет. Есть только вы – рабочие, а остальные – враги, и поэтому они нас охаивают. Скажу честно, что я еще толком не знаю, что делать и как, но знаю точно одно – что-то надо делать, не сидеть, сложа руки. Может, на первый случай отстраним старую администрацию рудника и сами возьмемся за руководство? Давайте все вместе думать. Вот меньшевик и эсер обвиняли большевиков, что они такие-рассякие. А сами что сделали? Да ничего! Выступали против революции, а сейчас вас обманывают, что и они помогали нам брать Зимний в Питере. Может, там и были простые эсеры, но руководителей не было. Там были большевистские вожди. Так же нечего говорить о помощи шахтерам. Распахали общественные огороды, а потом вы же с селянами из-за земли дрались – они ее вам не давали. Забыли, как все лето огороды охраняли? Да и продуктов-то собрали всего – чтобы губы помазать. Нельзя так было делать, отбирать у наших крестьян землю! Нас на руднике больше половины, кто живет по прирудничным деревням. Ладно об этом. Сейчас надо наводить порядок и создавать сильную народную власть. Врагов много у нас – на Дону казаки, совсем под боком, подальше какая-то рада мутит воду против народа. Как окончательно у них все отберем, они сразу же пойдут на нас. Поэтому надо вооружаться и создавать Красную гвардию. Вот, когда раздавим эксплуататоров, тогда нам, может, и не нужно будет государство. Давайте выступим за советское государство и его правительство. А наш Донбасс входит не только в Екатеринославскую губернию, а в район, который называется Малороссия. Значит, мы являемся частью России, – закончил Филимоненко и хотел уйти, но раздались крики: «А как с Киевской радой?» Филимоненко стал снова говорить.
