– Куда вы поедете на ночь глядя? – произнес король, пряча ключ в карман. Он попытался меня поцеловать, в надежде, что обильный слюнообмен как-то ускорит процесс моего покорения. Но смею его разочаровать. Целоваться я ненавижу. Я сразу вспомнила все попытки вырвать мне гланды, обслюнявить меня, как французский бульдог и изучить пломбы, прикрываясь неземной страстью. Я терпеливо ждала, когда «романтический порыв» закончится, в надежде, что он сделает это раньше, чем начнется «рвотный позыв». Попался однажды мне романтичный «вантуз», который как пылесос пытался всосать меня без обратной тяги. Поцелуй, если это можно было назвать поцелуем, сопровождался чавканьем и заутробным урчанием. Примерно так урчит моя раковина, когда уходит грязная вода. Был в моем послужном слюнявом списке один удавчик, который пытался заглотить меня целиком, перекрыв мне доступ к кислороду. Все мои попытки отдышаться были восприняты, как возбуждение и сигнал перехода к более решительным действиям. Очевидно, в детстве ему попалась родительская видеокассета не с легкой эротикой, а со всеми частями «Чужого». После такого поцелуя я пересмотрела свое отношение к этому фильму с точки зрения очевидца и выжившего. Было у меня такое чувство, что удав не целует меня, а личинку собирается в меня откладывать. После такого «поедания» продолжать мне уже не хотелось. Так что романтичный слюнообмен меня уже мало чем удивит. И явно не порадует.

– Прекратите немедленно! – скривилась я, вспоминая грязное приключение на дороге.

И он прекратил. Как ни странно.

– Хорошо, – холодно произнес он, отстраняясь и глядя на меня с презрительной улыбкой. – Подписывай брачный договор!

– С какого перепугу? – подняла я брови, чувствуя себя Мадам Грицацуевой. «В дебрях Амазонки, жил король угрюмый…»

– Ты прискакала сюда, для того, чтобы справится о судьбе моей жены? – холодно спросил он, пересказывая заявку, – Так вот, моя третья жена была сиротой. Ее родители умерли, когда ей было двенадцать. Так что ее земли теперь целиком и полностью принадлежат мне. Точно так же, как и земли первой и второй жены. А эту заявку написал я, зная, что ты, судя по твоим подвигам, не сможешь пройти мимо. Теперь у тебя нет выбора. Ты на моей земле. У тебя нет родственников. Понимаешь о чем я? Так чем тебя не устраивает фиктивный брак?

– Твой дефективный брак меня всем не устраивает, – заметила я, справедливо прикидывая, что три жены подряд не умирают от легкого недомогания в связи с открытой форточкой.

– Как только я узнал, что ты умудрилась за пару дней отхватить себе приличный кусок карты, моя последняя супруга очень сильно расстроилась и умерла. Так что соглашайся по – хорошему! – как-то совсем недружелюбно заметил король. – Хотя, вижу, что по-хорошему ты не хочешь. Стража! Взять ее! Посадить в камеру!

Меня схватили. Я особо не сопротивлялась, понимая, что силы надо беречь. Зубы тоже. С тяжкими телесными я далеко не убегу.

Глава седьмая. Пятьдесят оттенков черного

Меня привели в камеру, где на полу валялся тюк прелой соломы, издающий отвратительный смрад. Неподалеку стояла глиняная миска, в которую по капле собиралась вода, сочащаяся со стен. Круто! В сказку можно попасть, а можно вляпаться. Так вот, на сапоге осталось еще немного этой зловонной сказки. Я обиделась сама на себя. Нет, конечно, это было глупо. А с другой стороны? Не то, чтобы я пожадничала, нет. У меня есть свое королевство. Считай полтора. Вполне неплохо. Да и на счет принцессы… Не так уж мне ее и жалко. Я ее совсем не знала… Хотя, все равно … жаль… Ладно, не будем о грустном… Ей уже не помочь…

Итак, что мы имеем? Он рассчитывает на мои земли в качестве приданного, а я могу рассчитывать на быструю и относительно безболезненную смерть. Не сочтите меня гуманитарием, но такие расчеты меня напрягают. А пока что я могу рассчитывать на камеру без окон, приблизительно два на два метра. Из достопримечательностей есть только толстые ржавые прутья решетки и охрана, которая дежурит в коридоре. Вспоминаем кинематограф. Побег через окно, подкоп и обман. Есть три варианта. Окна нет, копать нечем, разве что ногтями, поэтому остается придумать, как обвести эту «синюю бородавку» вокруг пальца.

– Что? Очередная? – оскалился чернозубый тюремщик, поигрывая связкой ржавых ключей, разглядывая меня сквозь прутья решетки.

– Очередная – это какая? – поинтересовалась я, погребая под себя солому. – Огласите весь список, пожалуйста!

– Эм… Три жены… тридцать две служанки… Итого… Тридцать шесть… – заметил тюремщик, почесывая подбородок.

– Тридцать пять! – поправила его я, понимая, что имею дело с чистым гуманитарием.

– С учетом тебя – тридцать шесть, – вздохнул он, надевая себе на палец ржавое кольцо с ключами. – Ты, считай, уже труп.

Я промолчала. Грустная сказка постепенно превращалась в гнусную быль.

– Мы за тобой следим! Не вздумай наложить на себя руки! – предупредил тюремщик, проводя ключом по прутьям клетки. Я дернулась, чтобы попытаться выхватить ключ, но он вполне ожидал такого рывка, поэтому резко отскочил, снова скалясь своим прогрессирующим кариесом.

Я свернулась калачиком на колючей и вонючей соломе и попыталась уснуть. Ночью я проснулась от того, что мне немного неудобно. Я подлезла рукой под себя и вытащила красивый медальон на массивной цепи с изображением красивой золотоволосой девушки. «Я тебя люблю. Генрих» – значилось в медальоне. Бедная девочка. Сходила замуж по большой любви. Медальон я надела на шею и снова попыталась уснуть.

Утром ко мне заглянул «жених» с документами.

– Итак, моя дорогая «невеста» ты надумала? – поинтересовался красавец, которого зовут воистину королевским именем Генрих, оставаясь на безопасном расстоянии от клетки. – Если подпишешь, я могу и смягчиться… Ты хоть представляешь, что тебя ждет, если ты будешь упрямиться?

Ага! Несите бинокль! Сейчас буду заглядывать в светлое будущее! Ядерный взрыв тоже можно считать по умолчанию «светлым будущим», если судить по ослепительной вспышке. Не знаю, как другие принцессы, но я ничего подписывать не собираюсь. Пока документы находятся на стадии согласования, убивать меня не станут.

Прошло примерно четыре дня, за которые я узнала много нового. Караул меняется каждые три часа, миска наполняется приблизительно за сутки, а меню не блещет разнообразием. За это время я испробовала все дипломатические способы решения проблемы, от «Гена, мы же с вами взрослые люди!» до «У тебя комплексы? Давай, поговорим об этом! Тебя в детстве кто-то обидел?». Но все тщетно. Я имею дело не с обычным психопатом, а с холодным, расчётливым и очень меркантильным садистом.

– А не могли бы вы оставить экземплярчик договора? – попросила я, протягивая руку. – Я хочу почитать…

Экземпляр мне оставили. Через час после приема пищи, ниспосланной мне в виде баланды с отрубями, я по достоинству оценила приятную шероховатость юридических формулировок.

За это меня перевели с низкокалорийной диеты на диету «Ноль калорий».

Вечером пятого дня ко мне снова явилось Его Величество, намекая на то, что все будет хорошо, если я поставлю свою подпись. Правда кому будет хорошо, он так и не уточнил. Да, так настойчиво замуж меня еще не звали! Но я прекрасно понимала, что если подмахну документик, то тут же махну в другой мир. И я имею в виду не мой мир, а некий неизведанный, но судя по уверениям некоторых суицидников «лучший». Искать отличия между мирами мне категорически не хотелось.

– Чувствую, скоро придется прибегнуть к крайним мерам. Через пять минут пыток ты подпишешь абсолютно все, – разочарованно произнес Генрих, сворачивая документ в трубочку. От венца до конца – один шаг.

Плохо дело. Меня собираются пытать. К своему имуществу я всегда относилась ревностно, но умирать из-за горстки земли тоже не смешно. Лишаться своих земель и замка мне очень не хотелось, вспоминая с каким риском удалось их заполучить. В голове играла забавная песенка «до свадьбы ни-ни!» Свадьба. Это пока что единственная возможность выиграть время и пусть ненадолго покинуть камеру.