Да, они там, за дверью, но мяу… Дверь не откроется, пока я ее не открою. Пусть хоть пальцы в замок суют или то, что на уровне замка. Кстати… Тебе нравится боль? Просто я очень люблю ее причинять, глаза Фея сверкнули.

Крестный резким движением развернул короля лицом к себе, вырывая кнут. Фей положил руку на лицо Генриха, впиваясь когтями в его щеки, и припечатал его к стене. Все это сопровождалось гаденькой улыбочкой. Крестный явно наслаждался процессом.

– Кстати, мышка, – поинтересовался Фей, с улыбкой глядя на трясущегося садиста. – Не хочешь сходить замуж? Минут на пять-десять? Не больше… А я пока подержу «жениха», чтобы он не сбежал. А то иногда женихи сбегают со свадьбы…

Веревки, которые связывали мои руки и ноги, мгновенно ослабли. Я скинула с себя цепи и сползла на пол. В моих руках был брачный договор. Подпись жениха уже стояла. Оставалось только поставить мою.

«После свадьбы все земли, принадлежащие жениху и невесте, становятся единым государством. После смерти одного из супругов все земли переходят во владение второго.»

Я обмакнула перо в чернильницу и подписала.

– Дорогие молодожены! Примите мои искренние поздравления! – сладко заметил Фей, отпуская садиста, который с ужасом смотрел на нас. – Итак, мы плавно переходим от договора к приговору. Я не сильно тороплю события? Нет?

Король трясся, как осиновый лист, затравленно озираясь по сторонам. Его взгляд остановился на мне.

– Милая, любимая, единственная! – бросился он ко мне, вставая на колени и цепляясь за мое свадебное платье. – Я же пошутил! Я действительно влюбился в тебя с первого взгляда! Я просто боялся упустить свое счастье… Прости меня, пожалуйста… Я боялся, что ты сбежишь от меня и разобьешь мне сердце. Прости меня, любовь моя… Я все для тебя сделаю… Я буду целовать землю, по которой ты ходила…

– Целовать – нет, грызть – да, – лениво заметил крестный, глядя на то, как садист судорожно цепляется за мой подол.

– Радость моя, солнышко мое, прелесть моя… Ну зачем же так жестоко? Я люблю тебя всей душой… Да, согласен, свадьба неудачная… Но мы все исправим… Я буду на руках тебя носить! – король смотрел на меня красивыми глазами в которых застыли слезы. – Я.. я… же пошутил, понимаешь… Я люблю тебя… Я бы никогда не посмел бы тебя обидеть… Посмотри на меня… Посмотри, прошу тебя… Мы с тобой будем счастливы… И твой котик будет жить с нами…

Генрих резко дернулся в мою сторону, я успела отшатнуться. Через секунду я своими глазами видела, как Фей держал хвостом руку «страдальца от любви» из которой со звоном на каменные плиты выпал кинжал.

– Ты не подумай, что я хотел тебя убить.... Я просто хотел разрезать веревку… А ее уже развязали… – пролепетал кровожадный монарх, снова заглядывая мне в глаза. – Вот неловко получилось… Мое сердце принадлежит тебе… И только тебе…

И тут в зале стало очень и очень темно. Тьма сгущалась, постепенно подбираясь к нам со всех углов.

– Мышка, – раздался голос из темноты, прерываемый истошными криками. – Стой на месте… Тебе … хм… «любящее сердце» надо или можно выбросить?

Я даже сначала ничего не поняла. Все звуки стихли. И через пять минут тьма рассеялась. На полу лежало окровавленное тело короля с медальоном на шее. Судя по его виду, жениться он больше не сможет. Предлагать нечего.

– Мадам, – с издевкой заметил крестный, протягивая мне договор. – Примите мои соболезнования. Ваш супруг только что скоропостижно скончался. Сердце не выдержало. Надеюсь, что скромное наследство немного облегчит боль утраты....

Я вышла из камеры пыток, мечтая снова увидеть солнышко. Кот лежал у меня на плечах меховым воротником. Стража бросилась в мою сторону, но тут же замерла на месте. Они явно ожидали, что «первую брачную ночь» переживет только один. Но на меня, разумеется, ставок не делали. А зря… Я молча развернула перед ними документ, в котором черным по белому было написано, что отныне это – мой замой и мои земли. Стражники посмотрела на тело своего кровожадного монарха, потом на подписи. Повисла неловкая пауза, и через секунду они упали передо мной на колени.

– Хм.. А здесь мы тумбочку поставим! – заметил кот, пока я шла к выходу. – А вот тут подсвечник и диван… Хотя, мне здесь не нравится. Наш замок, пусть и старый, но мне он больше по душе.

– Так как тебя зовут? – спросила я, чувствуя, как его хвост ритмично стучит по моей спине.

– Я уже говорил, смотря кто и смотря куда, – усмехнулся кот, явно не желая отвечать на поставленный вопрос.

– Хорошо, как тебя называют! – перефразировала я, не понимая в чем смысл этой игры в загадки.

– «Это что за … ?», «Исчадье!», «Чудовище!» – чаще всего так, – заметил кот, сладко зевнув.

– Как к тебе обращаются? – я начала терять терпение. Да что такое, в самом деле! Нельзя просто взять и назвать свое имя?

– Вежливо, учтиво и с колен, – ехидно заметил кот. Ему нравилось играть в эту игру. Хотя, может быть, тут дело в другом. Вдруг он сейчас назовет свое имя, а я поседею от страха?

– Ты точно не демон? – осторожно поинтересовалась я, немного насторожившись.

– Нет, я – просто кот. И твоя мама назвала меня Эдельвейсом, – вздохнул "просто кот".

– Как-как? – переспросила я, останавливаясь. – Ты что? Издеваешься? И ты хотел, чтобы я угадала твое имя? Ты с ума сошел?

– Через месяц она называла меня Дэльвис, Дэлис, Дэль, Дэс, – сладко зевнул кот. – Хотя, какая разница? Я все равно делал вид, что глухой и не отзывался. Мне это имя никогда не нравилось.

– И ты думал, что я догадаюсь? – возмутилась я, покачиваясь от усталости и переживаний.

– Нет, мышка, просто ты целую неделю думала только обо мне и ни о ком больше, – заметил кот, спрыгивая с моего плеча и превращаясь в человека. – Ладно, не будем тратить время на обратную дорогу, тем более, что Энцефалит уже давно сбежал и вернулся в замок.

Через секунду мы были дома.

Глава восьмая. Кошки-мышки

Я проснулась, сладко подтягиваясь. После гнилой соломы проснуться на кровати – одно удовольствие. Тем более, что перед сном я искупалась и наелась до отвала. Фей лежал рядом, обнимая меня. Я его принципиально не обнимала, но возмущаться после увиденного и пережитого не рисковала. Лучше спать с котом, чем со скотом. Нет, мне с одной стороны было немножко приятно, что меня обнимают, а с другой стороны это как-то немного противоречило моей древней привычке спать в гордом одиночестве. Если я обниму его, он подумает, что он мне нравится. А мне бы не хотелось, чтобы он так думал.

– Скажи честно, – очень осторожно заметила я, глядя, как его веки подрагивают. Он нарочно прикинулся спящим, – а спать в обнимку обязательно? Нет, ну если тебе так больше нравится, то обнимай…

– Когда ты была маленькая, мы всегда так спали… В доме было очень холодно, поэтому ночью я залезал к тебе в кроватку и мы с тобой грелись. Здесь тоже холодно. Ты не хочешь мерзнуть, я не хочу мерзнуть… Вот мы и спим в обнимку. Греем друг друга, как когда-то. Исключительно по необходимости, – заметил, чуть приоткрывая глаза, а потом добавил. – Утешай себя этой мыслью.

Я повернулась к нему спиной и перевернула продавленную головой подушку. Мой взгляд уперся в стену. Когтистая рука лежала на моей талии. Я закрыла глаза и уснула. Проснулась я в полдень.

Я слегка дернулась, пытаясь избавиться от наваждения неприятного сна. Снилось мне мое детство. Маленькая Настя упорно выдирает волосы моей кукле, а я сижу рядом, и мне так хочется ее ударить, но я лишь тоскливо смотрю, как моя любимая игрушка превращается в чудовище. Я дергаю маму за подол халата, показывая рукой на Настю. «Юля, возьми лучше книжку почитай!» – отмахивается мама, забираясь с ногами на диван. Но я-то знаю. Стоит мне взять книжку, как тут маленькие ручки потянуться за книжкой. Дверь открылась. Пришел папа. Он взял Настю на руки, подбросил ее пару раз, а потом опустил на пол. Он достал из кармана большой леденец, развернул его и сунул Насте в руку. Та показала конфету мне, хвастаясь и дразнясь, а потом засунула себе в рот. Мне досталась маленькая потертая барбариска, которую я молча положила на пол. Нет! Не хочу об этом вспоминать! Не хочу! Я почувствовала, что в носу противно щекочет, а веки стали такими тяжелыми из-за набежавших внезапно слез. Я стала глубоко дышать, чтобы успокоится. Не хватало еще плакать при коте! Поэтому я и предпочитаю спать одна, чтобы в случае чего наревется в подушку всласть. Я стиснула зубы, стараясь снова задвинуть это воспоминание куда-нибудь на задворки подсознания. Нет, слеза все-таки скатилась. Надеюсь, никто не заметил.