Даже в его стиле есть что-то от современного эпиграмматического кольца. Временами присутствует эвфуистическая причудливость, например, «Нужно пройти по окружности времени, прежде чем попасть в центр возможностей». Но, как правило, острота и смысл максимы приближаются к современной эпиграмме. «El escusarse antes de ocasion es culparse» может быть и источником, и образцом «Qui s’excuse s’accuse». Резкость действительно чрезмерна и доведена до тацитовских крайностей. «A poco saber camino real», «Ultima felicidad el filosofar», «Harto presto, si bien». Грасиан изрекает четыре-пять слов там, где современный проповедник произнёс бы проповедь. И всё же я не могу согласиться с теми писателями, которые называют его малоизвестным. Он один из тех писателей, которые заставляют задуматься, прежде чем понять его смысл, но смысл есть, и выражен он достаточно ясно, только кратко и очень часто косвенно, в манере пословиц. Несомненно, на него и его предшественников оказала влияние форма испанской пословицы при составлении афоризмов и максимумов. Я говорю «предшественники», поскольку афористическая литература, во всяком случае, не была новинкой в Испании.

Среди длинного списка книг по афоризмам, которым обладал покойный сэр Уильям Стирлинг-Максвелл и который до сих пор хранится в Кейре, есть около дюжины испанских, предшествовавших Грасиану (Эрнандо Диас, Лопес де Корелас и Мельхиор де Санта Крус – самые важные, хотя последний более насыщен анекдотами). Среди них книга «Афоризмы» Антонио Переса, чьи «Реляции» стали главным средством очернения характера Филиппа II17. Первые, несомненно, написаны в том же стиле, что и Грасиан, и, вероятно, оказали на него влияние, хотя, поскольку это афоризмы, а не максимы, я не смог привести параллели в Примечаниях. Так, «Una obra vale millares de graçias» (Perez, Afor. i. 198) имеет то же пословичное кольцо. Любопытно видеть, как «Перо могущественнее меча» Литтона предвосхищает «La pluma corta mas que espadas afiladas» Переса (там же, 199), или «Речь была дана нам, чтобы скрывать наши мысли» Вольтера в «Las palabras, vestido de los conçeptos» Переса (ii. 130). Этот последний пример обладает всей терпкостью Грасиана, в то время как «Amigos deste Siglo, rostros humanos, coraçones de fieras18" (ii. 71) Переса обладает и терпкостью, и цинизмом. Безусловно, единственной другой работой на испанском языке или в любой другой литературе, предшествующей Грасиану, в том же духе является эта книга «Афоризмов» Антонио Переса.

На мой взгляд, несколько сомнительно, насколько Грасиан был автором окончательной формы максим в том виде, в котором они представлены в «Оракуле». Те, что взяты из «El Heroe» и «El Discreto», отличаются от своих оригиналов с большим преимуществом. Они более кратки, более точны и менее эвфуистичны. Обращение к читателю обладает всеми этими качествами, и мы можем предположить, что его автором был дон Винсенсио де Ластаноса. Вполне возможно, что именно ему мы обязаны предельной резкостью и остротой большинства максим из «Руководства Оракула». Однако не следует полагать, что все они столь же остроумны и эпиграмматичны, как те, что я процитировал. Грасиан, похоже, благоразумно поместил свои драгоценности в более тусклую оправу. Временами он соперничает с лидерами великой секты платитудинариев, и он может быть столь же банальным, сколь и блестящим. Но даже в таком виде его блеск утомляет, и после пятидесяти максим хочется более фруктовой мудрости, более отвлечённых рассуждений о жизни, как в тех эрудированных, мудрых и остроумных эссе мистера Стивенсона, которые когда-нибудь могут занять более высокое место в литературе, чем даже его романы.

Возможно, в конце концов, усталость, о которой я говорю, может быть вызвана осторожным тоном книги. Чтобы добиться успеха, нужно быть благоразумным19; такова главная мораль книги, а если так, то стоит ли добиваться успеха? Если лишить жизнь элемента алеаторики, стоит ли жить? Что ж, Грасиан встречает вас и в таком состоянии. Примечательно, как часто он ссылается на удачу; как вы должны доверять своей удаче, взвешивать свою удачу, следовать за ней, знать свои неудачные дни и так далее. Является ли всё это признанием того, что, в конце концов, жизнь – слишком сложная игра, чтобы какие-то правила были полезны? Конечно, но в жизни есть одна вещь, которая несомненна, и она выражена Гете в строках, которые я, вслед за Шопенгауэром20, поместил в начало своего перевода. В этом мире нужно быть либо молотом, либо наковальней, и слишком большой избыток идеализма означает лишь то, что миром будут править неидеальные люди. Для защиты от обеих крайностей у нас есть парадоксальный совет, который, как я слышал, приписывают мистеру Рёскину:

Будет ли идеальный человек учиться править миром, изучая максимы Грасиана или кого-либо другого, несколько более сомнительно, по причинам, которые я привёл выше при обсуждении пословиц. Человек, который может действовать по максимам, может действовать и без них, и поэтому не нуждается в них. А противоречий в максимах столько же, сколько и в пословицах. Так, если привести пример из рассматриваемой нами книги, то из Макс. cxxxii следует, что лучше всего сдерживать ожидаемый подарок: «долгожданный подарок ценится выше всего»; тогда как из Макс. cxxxvi мы узнаем, что «быстрота подарка обязывает тем сильнее». Как же нам поступить? Это зависит от обстоятельств, а суждение, которое может решить обстоятельства, может обойтись и без максим. Поэтому я не могу обещать успех в мире тому, кто прочтёт эту книгу; в противном случае мне, возможно, не следовало бы ее публиковать.

Но от того, насколько верны или полезны максимы Грасиана, вряд ли зависит их ценность. Для изучающего литературу как таковую самое слабое чувство или самый грубый парадокс, метко поставленный, стоит самой возвышенной истины, плохо выраженной. И можно не сомневаться, что Грасиан хорошо и энергично излагает свои мысли. Я не могу надеяться, что мне удалось адекватно воспроизвести всю силу и мощь его стиля, тонкость его различий или проницательность его материнской смекалки. Но я надеюсь, что в процессе перевода было сделано достаточно, чтобы убедить читателя в том, что в «Руководстве Оракула» Грасиана много мудрости, которая невелика по объёму и глубоко изложена.

Лучшим библиографическим описанием работ Грасиана является работа Баккера «Библиотека писателей компаньона Иисуса», 1869, изданная sub voce. Я сократил описания переводов и т. д. других работ Грасиана, добавив несколько пунктов из каталога Британского музея и других источников. Руководство Оракула я рассматривал отдельно и более полно.

1. El Heroe de Lorenço Gracian Infanzon. Dedicado al Rey N.S. En Huesca por Juan Noguès, 1637, 8vo.

[Опубликовано доном Винсенсио Хуаном де Ластаноса. Согласно Латассе, первое издание было опубликовано в Мадриде в 1630 году. Другие издания в Мадриде, 1639 г. Барселона, 1640 г.; Амстердам, 1659 г. (автор Хуан Блау); также в Библиотеке авторов Испании, 1873, т. lxv. Французский перевод (1) Жерве, королевский врач, Париж, 1645; переиздание Амстердам, 1659; (2) П. де Курбевиль, Париж, 1725. Английский перевод (1) сэра Дж. Скеффингтона, Лонд. 1652; (2) с Курбевиля, выполненный «джентльменом из Оксфорда», Лонд. 1726.]

2. El politico Don Ferdinando el católico de Lorenzo Gracian. Al excelentísimo Señor Duque de Nochera. En Zaragoza, 1640, 12°.

[Издано Ластаносой. Перепечатано Сарагоса, 1641, 16°; Уэска, 1646, 12°, Амстердам, 1659. Французский перевод (1) М. де С. (Силуэт, канцлер герцога д'Орлеана), Париж, 1720; перепечатано 1730, и Амстердам, 1731; (2) П. де Курбевиль, 1732, 120. Немецкий перевод Д. Г. фон Лоэнштейна].