«Привет, Берт!
Пишу это письмо, пока твоя мама стоит у штурвала. Сейчас вроде день, но тьма непроглядная, тучи заслонили все небо, будет шторм. Мы идем в ближайший порт, он в паре морских миль от нас, успеем до буйства стихии.
Мой почерк будет еще более кривым, чем обычно, пламя свечи дрожит, а, как я уже говорил, темень – вырви глаз. Мы уже в третий порт едем, города шумные, все готовятся к зиме и покупают всякое – альпачью шерсть в основном. Надеюсь, животинок ты выгуливаешь как до́лжно.
Мы хотим передать тебе огромный привет, я положу в конверт листок базилика, добавь его в чай и будет вкусно. Очень сильно тебя любим, скучаем, но есть еще неотложные дела. Вернемся в третью неделю декабря, обещаю, твоя мама тоже обещает. Если будет хорошая погода, она поможет тебе в управлении лодкой, вместе покатаемся, развеемся – тебе понравится, я уверяю. В ближайшем порту мы заменим паруса, возьмем более плотные, и наш кораблик будет бежать по волнам.
Жду нашей встречи, поскорее бы тебя увидеть. Не грусти, передавай всем деревенским привет, а Софу поцелуй в лоб от каждого из нас. Носи шапку и шарф, сейчас должно похолодать, нехорошо будет простудиться и заболеть перед Ветрардагом.
Люблю тебя. Я черкну еще письмецо, когда будем в Иэле. Вложу тебе красивых картинок в конверт, как в детстве.
Еще раз хочу сказать, что люблю тебя. И мама тоже очень любит.
Пора идти, мы собираем паруса, иначе нас унесет.
Пока. Жди еще одного письма».
– Они в порядке, они в порядке, они в порядке, – как заведенный повторял Альберт, в потемневших глазах стояли слезы. – Должно быть, забыли нарисовать водоотталкивающую руну, а я распереживался, боги, как глупо!..
– Ты же их любишь, – Софиа протянула руку и убрала прядь пшеничных волос, заправляя ее за ухо. – Потому и боишься. Это нормально, Берт.
– Просили тебя в лоб поцеловать, – нервная улыбка, быстрое касание губ к белизне кожи, тронутой покраснениями и нежными неровностями.
– Очень приятно, – Софиа усмехнулась, ответно чмокнув его в лоб – пришлось встать на кончики пальцев. – Пойдем снова рисовать?
Глава 5
Феликс клеил украшения на Ветрардаг.
Курт вчера достал ему картон, бежевый, как молочная пенка на какао; и теперь его сын безвылазно сидел в комнате, не прерываясь на еду, и вырезал развертки белых домиков. Они были крохотные, будто из сказки про гномов.
Мелисса беспокойно заглядывала – задумчивый, неземной Феликс казался странным. Всю жизнь он не мог усидеть на месте, бегал по дому, как ужаленный. То с готовкой поможет, то зачаруется и будет смотреть на то, как отец варит кофе, то побежит играть с братом и сестрой. Хильда и Бьорн, как их мать, были не от мира сего – полупрозрачные создания, их будто выкормили эльфы и духи ветра. В тихом доме шумел один Феликс.
Все привыкли к подростку, у которого энергии хоть отбавляй – с каждым поделится смешинкой и радостью, темные волосы в вечном беспорядке, а улыбка от уха до уха. Дома он никого не стеснялся и каждому члену маленькой семьи был готов подарить тепло; но сейчас он сидел в своей комнате. И молчал.
– Эй, Феликс, – Курт постучал в дверь и, дождавшись тихого мычания, в котором с трудом угадывалось «заходи», зашел в комнату. Везде валялись обрезки картона, пахло клеем и старанием. – Ты чего не выходишь?
– В груди как-то тревожно. Пытаюсь понять, что происходит, – признался Феликс, оборачиваясь к отцу.
– Расскажешь подробнее? – Курт сел рядом с ним и приобнял за плечи. Мягкая улыбка на губах говорила: «Я рядом, я с тобой, ты не одинок». В добрых глазах цвета еловых ветвей отражалось беспокойство. – Ты не заболел? – отец тронул его лоб ладонью.
– Не знаю. Воздуха мало, но голова не болит, только сердце быстрее бьется, – Феликс повернулся к отцу и поймал его взгляд. – Не знаю, что происходит, правда.
– Какой цвет? – Курт сжал его плечо и нахмурился.
– Зеленый, – Феликс почти не задумывался. – Темно-зеленый, как хвоя.
– Зеленый – это еще не криминально, хотя бы не черный, – Курт усмехнулся. – Раз сердце быстро бьется – давай завяжем с кофе на неделю, а там будем смотреть. Если что-то еще почувствуешь – обязательно говори, – он поцеловал сына в лоб и вышел из комнаты.
Феликс кинул взгляд на лес, который зеленым океаном колыхался за окном – и на секунду сердце защемило, но он не придал этому значения.
* * *
По всему дому были развешаны гирлянды, засушенные апельсины, палочки корицы и анис, насаженный на нитки – всё свисало с потолка, как бусы лесной волшебницы. Мелисса сидела за столом и перелистывала сборник рецептов, загибая уголки страниц. Курт учил Бьорна играть на укулеле – сын сопел, зажимая маленькими пальцами аккорды. Хильда лежала у камина на ковре и рассматривала картинки в книге о лесных жителях – наряду с белками, лосями и оленями на страницах отплясывали фавны и мошу.
– Куда ты? – отец семейства, отвлекшись от Бьорна, заметил Феликса: тонкого, как ивовая веточка, с тяжелым рюкзаком за спиной.
– Я пойду разведаю местность, нам нужно будет где-то разбить лагерь и оставить палатку на Ветрардаг. Я уверен, что в лесу есть отличные поляны, нужно их просто найти, – на лице Феля появилась улыбка, когда к нему подошла сестренка: смешно тянется, как травинка на ветру, просит объятий и ласк.
– Зайдешь к Альберту, пригласишь его и Софу с собой?
– Отличная идея, – Феликс осторожно поставил сестру на ноги и пригладил две светлые тощие косички.
– Подожди минуту, не с пустыми же руками идти. Кто знает, как он питается без родителей, – Мелисса забегала по кухне, доставая из печи самые лучшие, ароматные печенья с шоколадной крошкой – те, что любили все жители деревни – и заворачивая их в бумагу. В корзину упала миска с овощным рагу и пшенной кашей.
– Спасибо большое. Я пойду, – Феликс улыбается, целует каждого члена семьи в щеку и почти выбегает из дома – сам красный, как вареный рак, обласканный и застенчивый.
Дорога к дому Альберта занимает едва ли пять минут – друзья жили рядом, будто сами здания придвигались ближе, стремясь утешить детей, скучавших друг по другу. Огромный, величественный и почти двухвековой дом Берта не входил ни в какое сравнение с домами Феля и Софы, построенными едва ли четверть столетия назад. Конечно, ему не хватало ухода и жизни – мрачное здание с резными ставнями и покрытой мхом крышей стояло грустное, как отец, потерявший сына.
– Альберт, – Феликс постучал, держа наготове корзину с едой.
Дверь открылась резко, пугающе резко; Альберт стоял на пороге. Он был помятым, как после долгого и беспокойного сна, волосы растрепаны и не собраны в вечный пучок, а в глазах поволока непонимания. Весь закутанный: кофта, длинные штаны, теплые носки – мерзнет, как обычно.
– Ты что, спал? – Феликс быстро зашел в дом и захлопнул дверь, чтобы друга не продуло сквозняком – не хватало заболеть к праздникам. – Уже полдень…
– Ночью плохо спалось. Ты чего хотел? Заходи, поставим чайник и выпьем горячего шоколада, – юноша зевнул во весь рот, будто хвастаясь острыми клыками – Феликс безумно хотел себе такие же. Но в нем не было южных кровей – и таких острых зубов не досталось.
– Хотел предложить тебе сходить со мной в лес ненадолго, разведать местность и найти поляны для празднования, – он скинул куртку и рюкзак по дороге в кухню. Раздался резвый топот – Берт, уже окончательно проснувшийся, бежал вверх по лестнице, чтобы переодеться.
Феликс пожал плечами и поставил чайник на печь, которую Альберт всегда топил. Иначе дом с его обилием пустых комнат превращался в ледышку.
– Я соберусь за пять минут, потом позавтракаю и пойдем, закинь только дров в печь! Нам на весь день работы, – раздался крик со второго этажа, и Феликс широко улыбнулся.
Друг действительно вернулся молниеносно, на ходу натягивая плотный свитер из ярко-красной альпачьей шерсти.
