Стоя за воротами в ожидании дежурного офицера, Рыков утвердился во мнении, что помещения для расположения части строились по чертежам весьма и весьма небесталанного инженера. Здание представляло собой правильный квадрат со сторонами метров в двести. По углам «квадрат» был оборудован чем-то вроде башен, несомненно, использовавшихся как караульные. На внешнюю сторону выходили даже не окна, а самые настоящие бойницы с углом обстрела в девяносто градусов, изнутри же – вполне нормальные окна. Внутри периметра пусто, только коновязи и плац, аккуратно обсаженный двумя рядами здешних пирамидальных тополей. Стволы деревьев на два метра снизу аккуратно выбелены.

До моря километра полтора: там, видимо, и полигон, доносится знакомая пулеметная трескотня. Судя по звуку, стреляют не менее чем из четырех пулеметов «Максим». Нет… ровно что из пяти.

Берег широкой, но мелководной и каменистой реки метрах в трехстах. При подъезде в леске, в полуверсте, был замечен даже тупичок железнодорожной ветки.

Караульный наряд при входе в расположение части, младший унтер и двое рядовых, стояли навытяжку даже после команды «вольно» и усердно «ели» капитана глазами. Это понятно: чин не такой уж маленький, награды, «шпалы», сиречь нашивки за ранения… К тому же для капитана Рыков был весьма молод: в мирное время такой чин без «высокой» протекции выслуживали, дай-то бог годам к сорока, а то и позже. Рыков все это понимал и отчетливо видел, а потому внутренне с некоторой почти детской гордостью улыбался: ему всего тридцать два, и карьера, весьма похоже, стала исправляться…

Тем временем к ним быстрым шагом приближался штабс-капитан с повязкой дежурного на рукаве, в сопровождении вестового. Вот этот «шабс» выглядел вполне «в плепорцию»: около сорока лет, виски изрядно «в серебре», на груди «Анна» и «Станислав», оба ордена с мечами, конечно. Слегка необычным был только редкий в артиллерийских частях значок Николаевского инженерного училища.

– Господин капитан! Дежурный по Второму Отдельному окружному учебно-пулеметному отряду штабс-капитан Климов!

– Капитан Рыков. Прибыл на должность начальника отряда. Вот приказ. Доложитесь.

– Господин капитан! Согласно строевому списку офицеров семеро, унтер-офицеров и нижних чинов четыреста восемьдесят два. Первый взвод в карауле, второй наряжен на работы. Третий взвод на стрельбище. Больных в лазарете трое, в краткосрочном отпуску четверо, незаконно отсутствующих нет. Доложил начальник штаба отряда штабс-капитан Климов!

– Вольно!

– Всем вольно! – отрепетовал команду нижним чинам Климов, – Евсеев, вещи господина капитана на квартиру. Господин капитан, пройдемте в штаб?

– Если не возражаете, я бы прошелся по расположению части… – заметив, как похолодели глаза Климова, Рыков едва не чертыхнулся вслух. Похоже, его посчитали «новой метлой» и сугубым «ревизором», который тут же возьмется при обходе части брать малейший беспорядок «на карандаш». Грустно…

В отряде уже едва ли не как месяц должно было быть известно о прибытии нового начальника, соответственно все что возможно выметено, выкрашено и исправлено как перед строевым смотром. Однако же решительно невозможно хотя бы не то, чтобы месяц, а и две недели держать личный состав в состоянии повышенной «подметательной» готовности. Да если и держать, к чему придраться всегда есть. Или найдется. Или придумается… Дебют в роли отдельного воинского начальника начинался форменным образом плохо. Неудачное первое впечатление необходимо было срочно ломать,

– Хорошо… Вы курите? – Рыков сделал приглашающий жест к «грибку», рядом с которым были «покоем» вкопаны лавки и стояла бочка с водой, – попрошу без чинов. Владимир Кириллович.

– Игорь Николаевич, – рукопожатие у «штабса» оказалось крепким, но корректным в рамках дозволенного.

– Игорь Николаевич, похоже, вы поняли меня… превратно. Разрешите начистоту? До назначения на эту должность я командовал не более чем пулеметной командой и батареей. Пулеметное дело знаю, не хвалясь, хорошо и люблю. Назначение мое не без протекции, о сути которой расскажу за недосугом позже, удивление гарантирую. Назначение сюда я воспринял как подарок судьбы, и вот… – Рыков глубоко затянулся. В невысоком сухощавом офицере он разглядел такого же «окопника», каким был и сам, «Станислав» и «Анна» уверенность подтверждали. Говорить было возможно, да и что там, просто следовало решительно начистоту, но Климов не дал продолжить.

– Не терпится все взять в руки? Проверить и пощупать? – глаза «штабса» уже потеплели.

– Именно так, Игорь Николаевич, хорошо, что вот теперь вы меня правильно поняли. Именно так. Душевно рад.

– Ну что ж, как известно, приказ начальника…

– Помилуйте!

– Хорошо. Пожелание. Идемте. Смотреть и щупать, – вот и верь первому впечатлению, молча покачал головой Климов. Геройский вид капитана и слухи о нем же внутренней сущности, похоже, соответствуют. Впрочем, здесь следует отметить, что слухи имеют обыкновение жить своею собственною жизнью, понемногу складываясь в некий миф, с фактами уже ничего общего не имеющий…

Офицеры неспешным шагом двинулись по внутреннему периметру здания, за ними на расстоянии десяти шагов следовал один из нижних чинов караула, пока безымянный. Климов коротко пояснял:

– Квартиры офицеров гарнизона. До нас здесь квартировал запасной полк, довольно тесно. Мы же по штату даже не батальон, так что места в избытке всем, много помещений свободно. Могли бы принимать для обучения даже вдвое большее количество нижних чинов, но испытываем трудности… даже с набором. Уже из специально отобранных нижних чинов, присылаемых к нам, уже через неделю приходится отсылать обратно в части до трети…

– О причинах догадываюсь. Неграмотность?

– Неграмотность, я бы сказал, не только буквальная, но и общая. Что делать, если девять десятых прямо от сохи, и это в данном случае отнюдь не фигура речи? Железную дорогу увидели впервые в жизни только по пути в полк, а на электрическую лампочку крестятся?

После службы в Варшавской губернии Рыкову всего этого, понятно, можно было и не объяснять, однако же он не перебивал спутника.

– Неграмотность, я бы сказал, общая и сугубо техническая… Помещение штаба. Офицерское собрание. Склады продовольственный и вещевой… – по мере движения офицеров часовые у складов вытягивались в струнку, – далее по периметру арсенал и мастерские… Помещения учебных классов… Казарменные помещения. Лазарет. С лазаретом, увы, неладно… Вернее совершенно неладно с его, так сказать, хозяином. Эдуард Леопольдович не менее двух раз в месяц имеет обыкновение вступать в бой с Ивашкой Хмельницким. Битва растягивается опять же не менее чем на неделю и происходит, к счастью, в основном вне пределов части; сейчас баталия в разгаре. Как несложно вычислить, при таком напряженном графике служению Бахусу времени для службы и врачевания не остается вовсе. Обходимся опытом фельдшеров и благословляем местный щадящий климат… При нижних чинах, как вы понимаете, этого я докладывать не мог. Впрочем, они и сами все знают, этакого шила в мешке не утаишь.

– Что предпринято?

– Я подавал рапорты начальнику школы, предыдущему и ныне до вас исполняющему обязанности. Результата пока нет, – голос штабс-капитана прозвучал неожиданно сухо. «Так, – подумал Рыков, – что там было с предыдущим не скажу, а с «временно исполняющим» начштаба явно был «в контрах», и, похоже, в серьезных. Необходимо учесть.»

– Здесь и здесь помещения пока свободны. Ну и, наконец, квартира начальника отряда, теперь ваша. Прошу! – Климов поднялся по крылечку в три ступени и распахнул дверь, – располагайтесь…

В конце коридора Рыков заметил еще одну дверь – напротив.

– А это что?

– Дверь наружная. Квартира имеет два входа: снаружи в десяти саженях от крепостных ворот и изнутри периметра. Таким образом в гарнизоне устроена только одна квартира, прочие имеют вход только изнутри расположения части.