– Нет, – покачала головой Камила. – Я здесь прохожу практику. У нас тут идут занятия по психиатрии.

– Ты студентка?

Камила кивнула.

– Да. Студентка медицинского вуза. А в реанимации я просто подрабатываю медсестрой. Набираюсь опыта.

Астрид осмотрела ее измученными глазами.

– Мне тут страшно, – едва слышно произнесла она.

– Я знаю. Но ты все выдержишь. Потерпи немного. Завтра тебе станет легче.

– А что потом?

– А потом будет так, как решишь. Если захочешь, то Бог даст шанс начать жизнь заново. Ты просто послушай Таню. Ты ведь знаешь, что ей это нужно.

Астрид устало закрыла глаза. Перед взором снова всплыло лицо Тани. Но за ней она точно не хочет идти.

– Ты думаешь, Бог помнит о такой, как я? – криво усмехнулась Астрид.

– Он тебя и не забывал, – ответила Камила и погладила спутавшиеся волосы. – Если ты не против, я помолюсь за тебя.

Астрид затравленно опустила веки, и Камила тихо зашептала молитву. Ничего из ее слов Астрид не поняла, но она ощутила, как боль внизу живота начала стихать, а тело стало медленно расслабляться. Голова посветлела, и Астрид безмятежно провалилась в глубокий сон. Когда она проснулась, за окном было уже утро. Боль исчезла, спала температура, а Камилы и след простыл. На мгновение Астрид показалось, что на самом деле никакой Камилы не существует. Скорее всего, Камила – из ее видений, только не из тех кошмарных снов, какие она видит по ночам. Астрид встала и пошла в туалет. Едва ее кожа коснулась холодного ободка унитаза, как ее сразу же передернуло от ожидания режущей боли. Она зажмурилась, напряглась и приготовилась подавить вогласы. Она осторожно расслабила сфинктер, и моча тонкой струйкой сама собой полилась, медленно и безболезненно. Вздох облегчения вырвался из груди Астрид, и она всем существом наслаждалась обычным опорожнением мочевого пузыря. Нельзя научиться ценить что-то, пока ты хотя бы на одну ночь не лишишься этого. Еще немного наслаждившись спокойным мочеиспусканием, Астрид закрыла глаза и тихо поблагодарила небеса.

– Слышь, выходи оттуда! – послышался противный голос снаружи. – Там к тебе пришли.

Астрид поднялась на ноги, и слова Камилы пронеслись в ее голове эхом: «Ты просто послушай Таню. Ты ведь знаешь, что ей это нужно».

ГЛАВА

4

Через пару недель после этих событий Астрид преспокойно сидела на сырой лавочке и смотрела на облысевшую лужайку во дворе реабилитационного центра. Зима подползала медленно, не спеша, еще не кусая морозами, но уже превращая мелкий дождик в колючие капли. Зима в России – это не просто толстые покровы снега и красивые узоры на окнах. Сильные ветра превращают даже самый мелкий моросящий дождик в пронизывающий до костей холод. Русский народ не боится зим. Его совершенно не шокируют перепады температур, вьюги и бураны, снег до колен на тротуарах и до крыш у обочины крупных дорог. Снег валит всегда с такой силой и такой скоростью, что не успевает убираться. Утром часто бывают заторы на трамвайных линиях, на больших магистральных дорогах, а в центре города люди всей толпой выталкивают маршрутное такси, буксующее в коричневых сугробах снега и грязи. Зима – это еще не повод выглядеть как сонный медведь. Русские девушки даже в колючий мороз смело надевают коротенькие юбочки под гамаши с начесом, длинные сапожки на высоком каблуке и курточки, больше похожие на приталенные платья с мехом. И при этом не важно, что дороги блестят, как зеркало, от гололеда. Красивая русская девушка на высоком каблучке мелкими шажками будет аккуратно семенить, скрипя подошвой по льду, иногда проскальзывая короткое расстояние и легко возвращая себе равновесие. Такая зима всегда ожидается после медленного ее проникновения город. Потом она царствует уже до самого конца марта. Но пока что первые ее зубки проявлялись в замерзших лужах по утрам и моросящем дождике. В эту пору Астрид любила бродить по дорогам, по паркам. В это время, когда мороз был еще слабым морозиком, Астрид преспокойно могла вздремнуть на теплых трубах у городской котельной. Сначала на одном боку, потом на другом, а потом на спине. Так она вертелась на горячих трубах, чтобы одежда, пропитанная потом и грязью, подсохла со всех сторон. А потом это облачение стояло на ней колом. Астрид бродила по городу, не смущаясь того, что все на нее смотрят с презрением, воротя от нее свои носы. Ей даже нарочно хотелось сделать нечто такое, чтобы еще сильнее насолить этим самодовольным чистюлям. Так, однажды ее вышвырнули из троллейбуса, потому что она нарочно опорожнила свои объедки на пол, запачкав обувь красивой барышни, которая, увидев подобное безобразие, заорала так неистово, что тут же перестала походить на барышню. Астрид даже извиняться не стала. Напротив, она размазывала свои жидкие объедки по полу, усмехаясь и выкрикивая бранные слова. Ей хотелось сделать все, чтобы ее ненавидели еще сильнее. Хотела сделать все, чтобы самой еще раз убедиться, что люди вокруг такие же свиньи и в сущности ничем не отличаются от нее, хотя и напускают на себя важный внешний вид. Бродя по улицам, ковыряясь в урнах, разбрасывая мусор по всему скверу, парку, главным дорогам города, Астрид была наполнена отвращением ко всему обществу и к себе, так как все же была его неотделимой частью.

Почти всю прошлую зиму она провела на улице, бродя по городским паркам, закоулкам, засыпая где придется. Иногда ей удавалось проникнуть в чей-нибудь чистый подъезд и провести там всю ночь. Утром, правда, нужно было раньше встать и убраться еще до того, как тебя погонят прочь, как заразную собаку. Чаще всего Астрид проводила ночь у городской котельной. Днем она продолжала бесцельно бродить по городу, забредая в небольшие супермаркеты погреться. Бывало, она просила подаяние у таких магазинов. Редко ей кто подавал, что было еще одним поводом ненавидеть эту подонскую страну, этот вонючий город, этих безмозглых людей. Но если кто-то и подвал ей милостыню, то Астрид даже не благодарила. А за что благодарить? За то, что они, подав ей гроши, поднялись в своих глазах выше остальных? Она насмехалась над каждым. И для каждого она находила свои уникальные обвинения. Голод, одиночество, отчаяние были ее верными спутниками, лишив ее возможности мыслить здраво. Так прошел самый ужасный год ее жизни на улице.

Сейчас же она сидела в сухом теплом пуховике, явно снятом с широкого мужского плеча. На ее тонком высохшем теле любая одежда висела, как огромная махровая тряпка на упругом прутике. Она уже как месяц поселилась в реабилитационном центре. После того как она вышла из больницы, она пешком добралась до места, адрес которого она тогда взяла у Тани. Раны на ногах к тому времени зажили, а сломанные ребра срослись.

Реабилитационный центр стоял почти на другом конце города, весь огражденный высокими заборами и снаружи напоминавший тюрьму, где, кстати, Астрид успела побывать несколько раз за мелкий разбой на улицах. Она позвонила в ворота. Двери ей отворил высокий мужчина с грубым шрамом на лице, тянувшимся как толстая борозда от левой брови к уголку губ. По всей видимости, он работал здесь охранником. Увидев его, Астрид опустила свои пустые глаза и осипшим от мороза голосом спросила:

– Реабилитационный центр «Исход»?

– Да, – ответил охранник, пристально разглядывая ее.

– Я хочу поговорить с главным.

Охранник сделал попытку приблизиться к ней, но Астрид отшатнулась от него и сухо выдавила: «Подходить ближе не надо».

Ее проводили к управляющему реабилитационным центром, и после короткой беседы она была принята.

Как оказалось, этот центр основали евангельские христиане. Назывался он «Исход». Это был отделенный высокой оградой просторный участок, на котором располагалось одно двухэтажное здание, служившее спальным корпусом. Вдоль забора с восточной стороны тянулось длинное сооружение. Тут проходили богослужения и утренние молитвы, библейские занятия. Другая часть здания была выделена для административной части. В центре двора высилась просторная столовая, за которой располагалась скромная библиотека. И тут же, как небольшой нарост, к заданию примыкало строение, над дверью которого отчетливо просматривалось слово «Медпункт». Вдоль западной части двора тянулся огород. Между огородом и столовой расстелилась лужайка с лысыми кустарниками. Ворота выходили на север, и там же располагалась покосившаяся строжка, похожая на большой детский кубик. А чуть дальше высилась выгнутая часовня из серого камня. Ничего особенного в этом месте не было, если не считать того, что все собиравшиеся в этом месте люди верили в Бога. Может быть, это была очередная секта, помогавшая таким жалким людям, как Астрид, для того, чтобы потом примкнуть их к своей пастве. Но людей, подобных Астрид, мало пугают подобные вещи. Мало ли в мире безумия? Пусть верят и проповедуют о Христе сколько угодно, главное – чтобы кормили регулярно.