ГЛАВА

1

Когда я была ребенком, всегда удивлялась тому, как эффектно выходят на передний план принцессы в сказках. Поразительно, что разные детские писатели, не договариваясь друг с другом, почти одинаково представляли своих главных героинь. Не удивительно, что, вырастая, многие девочки ощущают себя немного неполноценными. Хотя если откинуть весь этот пафос, описывающий нам прекрасную юную принцессу с голосом как у соловья, то перед нами предстанет обычная девушка со своими личными комплексами и страхами. Только не думайте, что у принцесс из сказок и красивых девушек из повседневной жизни разные проблемы. Вот почему история начинается не в чудесном дворце и не с рождения премиленькой девочки, а с обычной городской больницы скорой медицинской помощи номер двадцать пять. Она располагается в городе-герое Волгограде на улице Землячки и по сей день. В ту глухую ночь в приемном покое дежурила молодая медсестра Татьяна. Только представьте себе: пустынный коридор, ярко освещенный люминесцентными лампами. Вокруг ни души. Внезапно открывается дверь комнаты врачебного осмотра и оттуда, согнувшись в три погибели, выскочила медсестра Таня. Выпятив вперед нижнюю челюсть, она жадно глотала пропитавшийся запахом хлорки воздух.

Каждый выдох сопровождался мучительным стоном. Будь она чуть хуже воспитана, уже давно выругалась бы самыми последними словами. Слышала от коллеги, что порой это приносит облегчение в подобных ситуациях. Тошнота, внезапно сковавшая ее тело, медленно отступала, хотя желудок все еще продолжал сокращаться. Диафрагма, как на ниточке, противно тянулась вниз, становилась перевернутым куполом, сужалась, сдавливала желудок. В голове звенело, как от удара чугунным котелком. Казалось, она не дышала, а всасывала воздух, отчего выдавливались наружу глазные яблоки. Приходилось делать над собой усилие, чтобы проглотить обильно выделявшуюся слюну, но от этого ей становилось еще дурнее. Холодный пот покрыл ее спину, а плотная ткань медицинского костюма прилипала к ее коже, создавая дополнительное неудобство. Она мысленно дала себе еще пять минут, ибо большего она себе не могла позволить. Вскоре спазмы в желудке стали затихать, а выступивший на лбу пот быстро охладил ее, приводя в чувство. Отрывисто дыша, Татьяна быстро похлопала себя по щекам, всеми силами стараясь вернуть себе хладнокровие. Прижавшись к стене, она не отрывала глаз от каменного пола, начищенного до блеска и отражавшего мутными бликами свет ламп. Она приподняла правую руку и посмотрела на круглые часы, окольцевавшие плотным браслетом ее запястье. Время близилось к трем часам. За окном городской больницы стояла глубокая ночь.

Это ее второе дежурство в приемном покое городской больницы. А ведь ее предупреждали, что тут бывает всякое. Но полная амбиций и самоуверенности Татьяна не пожелала себе легкой работы. Не для того она проучилась в колледже три с половиной года, чтобы потом сидеть в скучном терапевтическом отделении и то и дело возиться со всякой там сестринской документацией. Ей приключения подавай. Ведь ей нужно потом что-то рассказывать своим подружкам из колледжа и похвастаться. Таковы уж эти свежие выпускники медицинских учреждений.

Она отошла от стены, все еще смотря на свою руку. Светлые волоски на коже стояли, как наэлектризованные. Бурная жалость к себе на миг заполнила ее сознание. Всего месяц она работает в приемном покое как медсестра и еще совсем не привыкла к подобным зрелищам, открывшимся в эту ночь перед ней во всей красе. Буквально пару минут назад к дверям приемного покоя подъехала карета скорой помощи, и два здоровенных санитара небрежно выгрузили существо, истекавшее кровью. Загремела каталка, послышались возгласы, брань, возмущение, чертыханье и всякое другое посылание куда подальше. После этого из кареты выкатили чье-то тело, издававшее слабые вздохи и невнятное бормотание. Едва колеса каталки переехали порог больницы, как тут же кислый запах мочи вперемешку с удушающей вонью фекалий и запахом дешевого алкоголя заполнили до отказа весь коридор. Цинично бросив заполненный лист вызова на живот прибывшей, жалобно вопящей несвязанной речью, фельдшер бодро произнес:

– Принимайте красавицу! На мосту валялась, как собака избитая. – Саркастично улыбнувшись, добавил: – До утра, думаю, выясните, как там ее величают.

Слова выдавились сковзь кривую усмешку, и на его жестком лице тут же протянулись глубокие борозды, и как ни странно, это делало его чуть более симпатичным. Что-то напевая себе под нос, фельдшер в сопровождении двух санитаров пересек просторное фойе и был таков. Хлопнули двери кареты, запыхтел мотор, и машина умчалась в ночь на следующий вызов.

Прибывшая лежала не шевелясь. Ее лицо было раздутым, сплошь покрытым синяками и кровоподтеками. Правый глаз был заплыл, и казалось, будто под темно-бордовую кожу силой впихнули половинку лимона. Нижняя губа была разорвана, и на ней уже успела запечься кровь. Светло-каштановые волосы слиплись от рвотных масс и теперь напоминали толстые жгуты. Одета она была в толстый дырявый пуховик, явно снятый с чужого плеча. Мокрая, грязная, избитая до полусмерти женщина напоминала живой труп. Да и вонь, исходившая от нее, была больше характерна для разлагающегося тела. Хотя нет, даже трупы так не смердят. Зрелище было не из приятных. Она не вызывала ни жалости, ни сострадания; ничего, кроме отвращения. В таком виде ее бы даже родная мама не узнала.

Татьяне же предстояла нелегкая задача: она должна была войти в вену и подключить капельницу прямо на кушетке премного покоя. Женщина была очень слаба, но все же умудрялась ерзать и постоянно выдергивать руку, через раз выкрикивая матерные слова. Татьяне пришлось приложить все усилия и показать максимум своего мастерства, чтобы войти в тонкую, как синяя нить под исцарапанной кожей, вену. После долгих мучений ей все же это удалось. Самый тонкий катетер с синим наконечником был плотно закреплен несколькими слоями лейкопластыря.

– Что будем капать, доктор? – едва открывая рот, спросила Татьяна.

– Обойдется. Поставь ей литровый флакон физраствора. Так, переломов нет… – Он с отвращением ощупал ее ребра. – Серьезных повреждений тоже нет. – Убрав волосы с лица, он осмотрел ее ссадины, синяки, шишку над глазом и рваную рану на губе. – Сейчас ее пока в общую реанимацию определим, там пусть решают. А тут нечего на всяких наркоманов и алкашей лекарства тратить. Да твою ж мать, как от нее несет!!!

Худощавая фигура врача, напоминавшая иссохшее поваленное дерево, поспешно отдалилась от кушетки. Сняв с себя латексные перчатки, он с презрением бросил их в желтое ведро, обработал руки, примостился на коричневый стул, достал ручку и принялся заполнять документацию. Положив ногу на ногу, он размашисто царапал какие-то докторские каракули на титульном листе. Еще пару раз фыркнув от отвращения, он натянул на лицо маску.

– Ты ей давление померила? – сердито буркнул он.

Молчание. Татьяна растерянно уставилась на бурые пятна крови на мотне дырявых штанов.

– Эй! Лионова! Татьяна Батьковна, подъем! – вскрикнул врач. Татьяна вздрогнула.

– Да? – поспешно ответила она. – Я тут. Что вы сказали?

– Не заставляй меня повторять дважды, я этого терпеть не могу.

Девушка машинально потянулась за тонометром, хотя она была не совсем уверена, что именно этого сейчас от нее потребовал этот сухощавый врач. Обмотав манжетку вокруг тонкого плеча пациентки, Татьяна стиснула в руках грушу. Женщина на мгновение притихла, и все вокруг погрузилось в безмолвие. Только биение сердца пациентки пробивалось сквозь дужки фонендоскопа, сливаясь в унисон с частым дыханием медсестры. Со стороны доктора доносился скрип стержня по бумаге и периодическое чертыхание под нос.

– Сто тридцать на восемьдесят, – сказала Таня, с хрустом отстегивая липучки на манжете.

– Посмотри, есть ли у нее какие-либо документы.

Медсестра немного замешкалась. Она ни разу не рылась по чужим карманам, и внутри нее все еще стоял барьер, который не позволял ей так легко шарить по чужим вещам.