Ангел поднял голову кверху, словно прислушиваясь, кивнул головой.

– Хорошо, побуду еще, – он огляделся по сторонам, – давай тогда хоть приберемся, что ли… а то у тебя тут картошку по углам сажать можно.

Убирал он ловко и весело. Руководил Лерой:

– Пыль вытирай. Где у тебя стиральная машина? Все вот это – в стирку!

Сунул нос в «стратегический запас», сказал:

– Ого! Это тебе больше не нужно.

Сгреб бутылки в охапку и унес на кухню. Полилась жидкость, зазвенело стекло.

С кухни запахло едой.

Зашумела стиральная машина.

Через час квартира блестела, на столе, покрытом скатертью, дымилось мясо с овощами, в кружке стояло молоко, свежий хлеб нарезан большими «казацкими» скибками[1], как всегда резал папа.

– Давай поедим, – сказал Григорий, – я страсть как проголодался.

– Разве ангелы едят? – удивилась Лера.

– А что ж ты думаешь, мы совсем бесплотные? Ты меня так упарила, что я слона готов съесть.

Ел он так же споро и аппетитно, как и работал. Вычистил хлебом тарелку, с сожалением посмотрел в нее.

– Пора мне, Калерия, – сказал он, – а ты ложись и спи, хорошо?

Засыпая на ходу, Лера спросила:

– Ты придешь завтра?

– Приду, – ответил Григорий, – снеди принесу. Пока.

Лера легла в чистую постель, под свежие ароматные простыни, заснула мгновенно и уже не услышала, как в прихожей хлопнула дверь.

Он пришел на следующий день, и на следующий.

И приходил всю неделю, приносил продукты, готовил, рассказывал Лере разные истории, смеялся.

Лера привыкла. Она слушала, смотрела, как щурятся от смеха темные глаза, как он, задумываясь, почесывает висок или затылок, как споро двигаются его руки, что-то делая по хозяйству.

Каждый раз, когда он уходил, ее охватывал липкий страх, что он больше не придет, то же самое чувство потери, как после смерти всех родных.

Она, словно лампочка, включала свет от его электричества и выключалась, когда хлопала дверь.

К исходу второй недели она попросила:

– Гриша, возьми меня с собой. Пожалуйста.

– Куда? – серьезно посмотрел на нее Григорий.

– К себе. В свет.

– Не могу. Твой срок не пришел. Нельзя. Ты должна прожить время, которое тебе отпущено.

– Я не могу.

– Надо. Ты должна.

– Я не должна, – твердо сказала Лера. – Я никому и ничего не должна. Я не могу так жить, в режиме ожидания. Я каждый день умираю, понимаешь? Каждый день. Я устала, я так не могу. Если ты не возьмешь меня с собой в свет, я умру и отправлюсь во тьму. Выбирай.

Григорий помолчал.

– Что же ты со мной делаешь, Лера? – сказал он наконец. – Я и так нарушил главное правило – никаких личных контактов. А теперь что? Ты думаешь, от меня это зависит?

– Я не знаю, – сказала Лера, – я просто так больше не могу.

Григорий оттолкнул кружку.

– Хорошо, я попробую.

Он встал, подошел к двери, посмотрел через плечо.

– Меня может не быть несколько дней. Ты глупости не делай, ладно? Дождись меня.

– Я дождусь.

Его не было четыре дня. За эти дни Лера извелась. Ее держало только обещание дождаться.

На утренней летучке Васильич, самый опытный и уважаемый член бригады «скорой» подошел к мрачному Григорию.

– Давно хочу поговорить с тобой, Гриня, – сказал он, – перестал бы ты девчонке голову морочить. Ты же видишь, какая она паморочная, а тут еще ты со своими сказками.

– Знаешь что, Васильич, иди ты лесом и советы свои захвати, – вяло огрызнулся Григорий и надолго замер, глядя в одну точку.

****

Он вернулся на пятый день, похудевший, радостный. Лера только руки к груди прижала.

– Разрешили?

– Да! В порядке исключения.

*****

Когда вскрыли квартиру (соседи сообщили, что уже неделю там стоит глухая подозрительная тишина), нашли лежащие на столе ключи, кружку с остатками чая, немытую засохшую тарелку в кухонной раковине, небрежно застеленный диван. В квартире стоял леденящий холод, окно в комнате было раскрыто настежь.

Проживающая в квартире Калинина Калерия Романовна, 2001 года рождения, непонятным и совершенно загадочным образом бесследно исчезла из запертой квартиры на двадцатом этаже.

Единственные обнаруженные следы вели на подоконник – следы мужских кроссовок 42 размера и следы босых женских ног 36 размера.

Рядом со следами лежало большое сломанное перо пурпурно-красного цвета.

– Полетели? – сказал Григорий Лере. – Жалеть точно не будешь?

– Что ты, Гриша, о чем мне тут жалеть? Об одиночестве? О страданиях? Полетели скорее!

И они полетели, оставив на подоконнике Лериной квартиры перо, нечаянно сломанное Лерой.

Расправив крылья, ангел с Лерой на руках соскользнул с карниза двадцатого этажа, описал плавную дугу и начал набирать высоту, энергично хлопая крыльями и отыскивая восходящий поток. Через минуту он поймал мощное движение воздуха, покачался на нем, уравновешиваясь, и начал подниматься кругами, почти не прилагая усилий.

Крепко прижавшись к Григорию, обхватив его обеими руками за шею, Лера с жадностью и восторгом смотрела, как город внизу постепенно становится все меньше и меньше, как его заволакивают одеяла облаков, как сквозь облака просвечивает ослепительное солнце.

Она не могла бы сказать, сколько они летели, час, полчаса, минуту или вечность, ее переполнял восторг, давно забытый детский восторг, счастье предвкушения нового, интересного, неизведанного.

Когда полет закончился и они остановились, Григорий спустил ее с рук.

– Вот, – сказал он смущенно, – чем богаты…

Лера осмотрелась. Она и сама не знала, что она ожидала увидеть. Город будущего, сотканный из облаков? Райские сады с огнегривым львом? Или бескрайние поля, по которым гуляют одетые в белое души с арфами, распевая хоралы?

Но она увидела обыкновенную городскую улицу с высокими деревьями, с многоэтажными домами, длинную, тихую. Оба конца улицы, постепенно понижаясь, уходили за горизонт, растворяясь в дымке.

Улица как улица. Только машин не видно, дети не бегают и собак нет. Зато очень много птиц, некоторые знакомые – щеглы, синицы, некоторые никогда не виданные, яркие, многоцветные.

По улице шли мужчины и женщины, поодиночке и парами, разговаривали между собой, некоторые, поравнявшись с Лерой и Григорием, приветливо кивали, улыбались.

Один остановился, поздоровался, с нескрываемым интересом осмотрел Леру быстрыми зеленоватыми глазами.

– Это она? – спросил он у Григория.

– Да, она. Лера, познакомься, это мой коллега Андрей Васильевич.

Лера смущенно протянула руку, коллега пожал ее ладошку:

– Добро пожаловать, Лера. Калерия. Надеюсь, тебе у нас понравится. Гриня, увидимся позже.

Он улыбнулся, махнул рукой и зашагал по улице. Лере показалось, что он слишком стремительно для пешехода удаляется от них, – через несколько секунд он исчез в дымке, словно растаял.